— Кстати, ты не хочешь сегодня съездить в ресторан или в клуб?
Она замерла, держа в одной руке платье, а в другой полотенце, упоительно красивая в своей первозданной наготе.
— Ты серьезно? — Лариска переступила с ноги на ногу, и с ее влажных, потемневших волос на грудь упала прозрачная крупная капля. Капля секунду-другую, как бы раздумывая, повисела на соске, а потом снова сорвалась вниз, оставляя мокрый след на животе и бедре. — Я думала, ты устал, и мы будем сегодня весь вечер сидеть у телевизора или упадем в кровать уже часов в десять…
— А ты что, против кровати? — попытался пошутить Сергей, чувствуя, как при одном упоминании об усталости начинают наливаться противной тяжестью спина и ноги.
— Да нет, конечно, нет…
Он посмотрел на нее испытующе.
— Нет, не против… Но ты же знаешь, что я просто умираю в дождь, мне надо к людям, к шуму и музыке, — Лариса улыбнулась виновато и ласково и, присев на край кровати, провела по его голени ладошкой. — Шерстистый ты мой!.. Так что, мы едем?
Уже через пять минут она носилась по квартире, гремя косметичкой, гудя феном, но так и не удосужившись одеться. Сергей продолжал валяться на кровати, сцепив руки за головой, бездумно улыбаясь и понимая, что раньше, чем через час, они из дома не выйдут. Впрочем, в клубе «Белая мышь» программа продолжалась до самого утра, так что можно было не торопиться. Он прикинул, что сегодня там по идее должен появиться Димка Санталов с подругой и Гена Авдеев, если он, конечно, прилетел со съемок в Крыму, так что компания может подобраться неплохая. Ну и черт с ней, с усталостью, пусть девочка развлекается! Правда, Генка опять будет смотреть на нее жадными глазами и ныть: «Селезнев, а Селезнев! Для меня Лариса — женщина мечты, а у тебя и так баб много. Может быть, уступишь ее мне?» Все это, конечно, не выходит за рамки дружеских приколов, но иногда начинает утомлять…
Лариса появилась из ванной ровно через сорок пять минут, потрясающе красивая в своем новом пурпурном платье с воротником-стоечкой и «капелькой» на спине. Матово поблескивающая ткань мягко струилась по ее бедрам, и Сергей даже на мгновение задумался о том, что в «Белую мышь» не страшно опоздать и еще на часок. От ее снова пышных и волнами спадающих на плечи волос веяло все тем же «Аллюром», но теперь даже знакомый запах казался другим. Более дерзким, более запретным, более манящим… Селезнев встал с кровати и подошел к ней вплотную, рука его уже потянулась к ее безупречно красивой груди, когда Лариса вскинула на него счастливый и благодарный взгляд:
— Ну что, мы едем, Сережа?
Он усмехнулся, легонько щелкнул ее по носу и ответил:
— Едем.
«Свою состоятельность самца ты сможешь доказать ей и ночью, — размышлял он, сидя перед ней на корточках и помогая зашнуровать ботинки. — А пока пусть девочка как следует отдохнет. Ты ведь и так из-за своих метаний и исканий лишил ее Италии».
Уже почти перед самым клубом из-за поворота вынырнула голубая «Волга» с кольцами на крыше и свадебными лентами на капоте. Сквозь стекло виднелся кружевной белый «холмик», склоняющийся к мужскому плечу. Видимо, в десять часов вечера невеста еще и не собиралась отправляться в брачную постель.
— Сережа, смотри! — Лариса удивленно приподняла брови и указала на свадебную машину пальцем. — Это они что, до сих пор после ЗАГСа по городу катаются?
— Не знаю, — Селезнев пожал плечами. — Может быть, просто сбежали от гостей. Наверное, им не хочется, чтобы сегодняшний день уже остался за дверями спальни.
— О! Да ты романтик! — она с нарочитым удивлением покачала головой и достала из сумочки пачку своих отвратительных сигарет и зажигалку. Сергей поморщился, уловив знакомый запах гнилых сухофруктов, а Лариска вдруг неожиданно печально спросила: — А ты, Сережа, почему на мне не женишься?
Селезнев с удвоенным усердием и утроенной озабоченностью принялся наблюдать за дорогой. Этот вопрос, в начале их отношений всплывавший гораздо чаще, теперь подавался редко, но зато с фирменной приправой из щемящей грусти и покорной безысходности. А Сергей не то чтобы не хотел, а просто не мог на него ответить. Он и сам не знал, почему не делает предложения Лариске. Она и красивая, и неглупая, и вроде бы любит его по-настоящему… Впрочем, как по-настоящему? Ему иногда начинало казаться, что все эти роли суперменов и сексуальных сверхчеловеков вытрясли из него само понятие о любви, саму способность ее чувствовать и узнавать. Остались только несколько условных рефлексов: распахнутые глаза партнерши, ее полуоткрытый рот, нежность во взгляде и расходящиеся колени… Вот она — любовь! Правда, один молодой режиссер как-то решил соригинальничать и, круша все каноны современного боевика, пригласил на роль его возлюбленной тощую замухрышку с острыми восточными скулами, жидкими волосенками и плохими зубами. Наверное, он пытался донести до зрителей другое понятие о любви. Но, за исключением неприятности поцелуя, отсутствия округлости форм и киногеничности дамы, все осталось точно таким же: распахнутые глаза и раздвигающиеся ноги… Сергей избегал смотреть на Ларису и ждал, когда призрачный след вопроса растает в воздухе. Она обычно быстро успокаивалась и сама переводила разговор на другую тему. Впрочем, сегодня пауза явно затягивалась.
— Ну, ладно, — проговорила она наконец таким тоном, будто утешала сама себя. Но Селезневу явственно почувствовался легкий отзвук ультимативности и угрозы. — Мы вернемся к этому разговору позже. Вот снимешься ты у Станченко, получишь свой гонорар, поедем в Италию… или нет, во Францию! И там все решим… Тем более будет уже полтора года, как мы вместе.
— Лариса, я отказался сниматься у Станченко, — глухо, но внятно произнес Сергей. Она не удивилась, не кивнула согласно, а только вытащила из пачки новую сигарету. Его взгляд неудержимо тянулся к этим длинным гладким пальцам с блестящими перламутровыми ногтями. Пальцы достали сигарету аккуратно и ловко поднесли ее к губам От зажигалки взметнулся легкий язычок пламени.
— Ну, и что ты теперь собираешься делать?
— Ничего, — он пожал плечами. — Через месяц пробы для «Последней вспышки», а пока буду спокойно работать в театре.
— Ты же читал сценарий этой несчастной «Вспышки»! Это же абсолютно, абсолютно некоммерческий фильм. Ты, мой дорогой, слишком рано причислил себя к мэтрам, у тебя пока еще нет возможности выбирать и копаться и уж тем более отдаваться «чистому творчеству»! Тебе нужно делать имя!
Лариса говорила по-прежнему спокойным, тихим голосом, и только ее красивые яркие губы начали едва заметно подергиваться. И было что-то странное и страшное в этом контрасте равнодушного голоса и почти истерично вздрагивающих губ. Сергей нахмурился.
— Лариса, только не надо делать вид, что для тебя это новость. Мы ведь, кажется, уже обсуждали, что я больше не буду сниматься в подобных фильмах. Все! Период суперкрутых боевиков для меня закончен.
— Обсуждали! — развернулась она. И Сергей увидел, что янтарь в ее прозрачных глазах начал плавиться, снова превращаясь в кипящую смолу. — Но такого гонорара, как Станченко, тебе никто не предлагал! И потом, мой милый мальчик, ты не такой уже замечательный актер, и тебе просто повезло найти удачный образ, так будь добр, выжми из него все возможное!.. Говорить что угодно и мечтать сниматься хоть у Феллини тебе никто не запрещает, но глупо, ты понимаешь, глупо из-за каких-то дурацких амбиций лишать себя перспектив!
Селезнев повел плечами и поморщился, болела растянутая спина. Усталость, по-дружески согласившаяся подождать до утра, снова выползала наружу. Наверное, проще всего было бы успокоить Ларискины напряженно изогнутые губы поцелуем, но ему почему-то не хотелось к ней прикасаться.
— Что ты молчишь? — снова начала она.
— А о чем говорить? Ничего ведь не случилось? Я буду работать в театре и сниматься. Реже, конечно, чем теперь, но зато в тех фильмах, в которых хочется. И потом…
— И потом у тебя ничего не будет, — с жестким сарказмом констатировала Лариса. — Останутся несколько ролишек в театре, три рубля в кармане и вечный просительный взгляд: «Ну, снимите хоть где-нибудь! Ну, дайте работу!» Твое время уйдет очень быстро, и если сейчас ты сойдешь с экрана, тебя забудут уже через полгода…
От любой другой женщины можно было бы ожидать если не продолжения скандала, то хотя бы ледяной холодности или, по меньшей мере, горькой усмешки, изредка изламывающей губы. Но Лариса умела вести себя на публике. Поэтому в «Белую мышь» они вошли рука об руку, олицетворяя собой самую счастливую пару, которая когда-либо существовала на свете. Сегодня здесь выступал какой-то джазовый ансамбль. Музыка абсолютно не соответствовала настроению Селезнева, впрочем, как и излишне суетливая, тусовочная атмосфера. Но зато Лариса немного ожила. И ему даже почудилось, что в красных всполохах света напряженные и прекрасные черты ее лица смягчаются и кипящая смола взгляда снова превращается в прозрачный янтарь. Сергей шел по проходу между столиками, прижимая к себе ее обнаженный локоть, и думал о том, что, наверное, был слишком резок и непримирим и что девочку элементарно тревожит ее да, в общем-то, наверное, и его будущее.