— Тебе это, правда, интересно?
— Ну, конечно, раз спрашиваю… Да и как мы будем общаться, если я не знаю твоего имени?
— А ты меня точно не выгонишь? — она снова приготовилась заплакать, но теперь уже от умиления.
— Нет, не выгоню… Ну, как тебя, мать, зовут-то, в конце концов?
— Симона, — пропела девица, потупив густо накрашенные глазки. И Андрею даже показалось, что с них с легким шорохом посыпалась тушь.
— Как, как?
— Симона. Это очень редкое имя, — объяснила она спокойно. — Ну, помнишь: «Симо-о-на, девушка моей мечты! Симо-о-она, королева красоты! Симо-о-она…»
«Вот только сольного пения еще здесь не хватало! — подумал Андрей, потрясенно наблюдая за ее разевающимся розовым ртом. — Ну, просто Алла Пугачева, ни дать ни взять».
— Сима, а Сима, — он потрогал ее за плечо, — ты сюда петь пришла, что ли?
— Нет, — ответила она, мгновенно замолчав, и прижалась лбом к его пальцам…
Руки у нее оказались умелые. Андрей даже поразился, с какой нежностью и страстью она гладила его бедра и ягодицы, как целовала шею и торопливо стаскивала трико. Наверное, правда, что рыжие самые сексуальные? Помада у Симоны окончательно стерлась, оставшись, по всей видимости, на его собственных руках и лице. Но сейчас это Андрея не волновало. А волновали ее узкие бедра, призывно трущиеся о его ноги, и маленькая грудь, упруго вздымающаяся под сиреневым джемпером. В общем-то, без этой дурацкой красной помады выглядела она очень даже ничего. Глазки, правда, так себе. Но не всем же природа отпускает по полной мере. Вон у Юльки — какие озера зеленющие, а зато холодная, как рыба… Воспоминание о Юле на секунду выбило его из колеи.
— Вот что, подруга, — Андрей стиснул ее попку ладонью, — посиди здесь, я сейчас принесу с кухни водочки… Водочки, а не водички! Мы выпьем и тогда расслабимся окончательно.
— Ну! — загнусила она. — Зачем ты сказал? Лучше бы сделал сюрприз! Я такая сижу-сижу — и вдруг водочка!
Симона дурашливо захихикала, мелко сотрясаясь и царапая коготками свой локоть, а он вдруг подумал, что не такая уж она и Невинная Влюбленная. Водочку-то любит, шлюшка… Значит, спать с ней можно, не угрызаясь потом совестью.
— Ладно, будет тебе сюрприз, — Андрей кивнул головой, прикинув, что можно подарить ей оставшуюся еще со вчерашнего дня бутылку «Тверского» пива, и вышел на кухню.
Когда он вернулся, Симона уже помаленьку задремывала, сидя в кресле, и он решил, что водки ей нужно налить совсем маленько. А то, глядишь еще, и задрыхнет в постели!
— Эй, мать, вставай! — он потрепал ее по плечу. — Сюрприз приехал!
Рыжая встретила пивную бутылку криками восторга и кинулась к нему на шею со слюнявыми поцелуями.
— А теперь я сделаю тебе сюрприз! — заявила она, нарадовавшись вдоволь. — Только он у меня в кармане, ты не подсматривай, ладно?
— Ладно, — согласился Андрей, садясь на диван. Симона неровной, вихляющей походкой направилась в прихожую, и он еще успел подумать: как же она в таком состоянии до его квартиры добралась, болезная! Вскоре оттуда послышался звон падающей мелочи, тяжелый шлепок осевшего тела и короткое «ой!».
— Тебе помочь? — поинтересовался он.
— Нет! — завопила рыжая. — Сюрприз!
Через две минуты она наконец-то вышла, пряча что-то за спиной. Андрею вдруг в голову пришла смешная мысль, что будь у нее там пистолет, он бы ничего не смог сделать.
— Вот! — торжественно объявила Симона и протянула ему какой-то цветной квадратик, перемотанный розовой подарочной ленточкой. — Красиво, правда?
Андрей взял «сюрприз» из ее рук и расхохотался. Это была обычная упаковка презервативов, только непонятно зачем замотанная дурацким бантом.
— Это ты из-за этого так долго возилась? — спросил он, тыча пальцем в ленточку.
— Да! — кокетливо улыбнулась она и прильнула к нему всем телом…
Когда они оказались в спальне, Симона долго и любовно раскладывала подаренные презервативы по кровати, приговаривая:
— Это первый, это второй, это третий, а этот — до лучшего времени…
— До какого еще лучшего времени? — поинтересовался Андрей, стаскивая с себя футболку.
— Ну, до лучшего, — ответила она уклончиво. — Ведь это сейчас у нас с тобой так, по пьяному делу, а потом все серьезно будет. Я к бабке ходила гадать, так она сказала: «Женится он на тебе, женится. Только ты три штуковины эти использованные мне принеси, а четвертую — оставь до свадебной ночи. И заговор скажи!»
От одной мысли о том, что какие-то старушечьи пальцы будут копаться в его интимных вещах, Андрея передернуло:
— И не вздумай даже, — сказал он. — Я их все в помойное ведро повыкидываю. Или лучше в унитаз для верности!
Реакция Симоны оказалась неожиданной. Она вдруг как-то сдавленно пискнула, сжала руки в кулачки и забарабанила ими по полу.
— Сволочь, сволочь! — кричала она. — Тебе даже представить противно, что на мне можно жениться, да? Ты, наверное, и спать со мной собирался, зажмурив глаза и выключив свет? Да, я страшная, да, пьяная, но я все прекрасно понимаю!
Она вопила и вопила, и злые обильные слезы текли по ее щекам. Андрей пребывал в полной растерянности. Легкое любовное приключение оборачивалось скандалом с неуправляемой истеричкой. Почему-то даже прикасаться к ней больше не хотелось. А Симона уже, как ведьма, носилась по комнате, сбрасывая бумаги с тумбочки и заглядывая на книжные полки. В кулаке у нее были зажаты все четыре презерватива.
— Бабушка мне говорила, что у тебя баба есть. Говорила! Ну, где ее фотографии? Она, наверное, красивая, правда?
— Цыц, ты, дура! — он грубо схватил ее за локоть и слегка заломил руку назад. Но эта крыса вывернулась и тяпнула его за палец острыми желтыми зубами.
— Пошел вон! — закричала она уже с порога спальни.
— Сама вали отсюда, пока не пришиб! — огрызнулся Андрей, тряся в воздухе укушенной кистью.
Дверь подъезда хлопнула, и скоро из-за угла появилась Таня. Она шла торопливо, на ходу поправляя волосы, но выражение лица у нее было удовлетворенное.
— Молодец, девчонка! Здорово сработала, — прошептал Мишка, прислушиваясь. Из приемника донесся голос Коваленко, он негромко ругался отборным матом. — Ты послушай, Серега. «Клоп» сидит в его пальто. Пальто в прихожей. А слышимость — обалдеть!.. Недаром такая маленькая хреновина сумасшедших денег стоит…
— Угу, — кивнул Селезнев, — ты дверь-то Тане открой!
Мишка перегнулся через спинку сиденья и открыл дверцу джипа. В салон тут же потянуло холодом. Из приемника доносился звук работающего телевизора, звон бутылки о стакан и шелест какой-то газеты. Таня, еще не успев сесть в машину, первым делом спросила:
— Ну как, получилось?
— Сама послушай! — Мишка кивнул на приемник. Она мечтательно сощурила светлые глаза:
— Здорово! Как он матюгается, бедняжка… Я ведь его укусила!
— Ну ты даешь! — он покачал головой.
Таня зачем-то начала рыться в карманах, вывалила себе на ладонь какие-то копейки и бумажки, а потом отсортировала все четыре презерватива и протянула их Селезневу:
— Возвращаю арендованный реквизит!
— Таня, — он посмотрел на нее внимательно и серьезно, — давай уже мириться. И спасибо тебе огромное…
Вишневый джип следовал за «Ауди» Коваленко по Ленинградскому проспекту. Селезнев сидел за рулем и старался поддерживать постоянную дистанцию. Мишка отдыхал, откинувшись на мягкую спинку сиденья. Его веки были полуприкрыты, светлые ресницы едва заметно подрагивали. Сергей знал, что он сейчас целенаправленно восстанавливает потраченную за день энергию с помощью каких-то хитрых психологических упражнений. Пока Коваленко ехал в машине, особых сюрпризов можно было не ждать, а вот когда он начинал с кем-нибудь общаться или просто входил в людное помещение, Мишка весь обращался в слух и, боясь даже пошевелиться, внимал звукам, которые добросовестно засекал «клоп». Хотя пока хитроумное приспособление надежд, возложенных на него, не оправдывало…
— Слышимость отличная, а толку — ноль! — в очередной раз заметил с заднего сиденья Олег, прислушиваясь к звукам радио, доносящимся из передатчика. — Музычка, музычка, посторонний треп… И никаких намеков, никаких разговоров про Юлю. Ничего…
— Кончай гундеть, — меланхолично отозвался Мишка, не открывая глаз.