Руна запнулась. О боги! Один! Фрейя! Асы и ваны! Как она додумалась рассказать об этом англичанину, врагу? Она никогда не говорила об этом. Ни с кем. Хотя об этом болтали в деревне. И у очага в большом зале. За работой на полях и в порту. Но никогда на эту тему не говорили в присутствии Руны или Ариена.
И на то была веская причина. Девушка гнала прошлое из своих мыслей, а теперь должна была мучить себя из-за этого мужчины. Потому что пообещала рассказать ему историю своего рода. Зачем? Неужели для нее действительно было важно, чтобы он понял, почему йотурцы такой странный суровый народ? Почему она такая. Ну что ж. Руна глубоко вдохнула.
— Однажды отец оставил жену в монастыре, а сам отправился к шотландскому графу, чтобы поговорить о каком-то участке земли. Бальдвин хотел взять его в аренду и построить там, возле Истфилда-на-Ай-Уотере, дом. Это небольшой городок. А когда мой отец… когда он вернулся…
Нет, она просто не могла продолжать… Руна повернулась к пленнику спиной и зажала рот кулаком.
— Что произошло? — спросил он. Голос англичанина звучал очень мягко, словно он догадывался, о чем сейчас пойдет речь.
Руна несколько раз попыталась проглотить появившийся в горле ком. Сможет ли она продолжать рассказ без дрожи в голосе? Ей не хотелось выглядеть слабой, уязвимой. Девушка откашлялась.
— Он нашел ее…
Она подняла другую руку и провела пальцами по лицу, чтобы прогнать навернувшиеся на глаза слезы. «Ты не станешь плакать, Вихрь! Ни перед кем. И уж тем более перед этим мужчиной».
— И что произошло, когда он ее нашел?
— Он увидел, что она обесчещена и мертва.
Англичанин прошептал что-то похожее на «Боже правый».
Руна мысленно вернулась в тот день, когда ее отец приехал домой бледный и словно постаревший на десяток лет. Он взял ее и маленького Ариена на руки, прижал их к себе и внезапно разразился душераздирающими рыданиями. Руне тогда было восемь или девять лет. Она была слишком мала, чтобы до конца осознать глубину этой потери. Но недостаточно мала, чтобы не понять, что произошло.
— Один из монахов, довольно крупный и сильный, набросился на нее; она сопротивлялась изо всех сил… и за это он забил ее до полусмерти. Когда отец нашел ее, она едва дышала. Она умерла у него на руках. Отец вернулся в Йотур и дал клятву кровной мести. Он взял другую жену, Юту, но она, вопреки ожиданиям, не смогла родить ему сына. Поэтому у него есть лишь мы: постоянно болеющий сын и дочь. Отец воспитал меня как мужчину, чтобы я смогла отомстить за мать, если ему не удастся это сделать.
Девушка не заплакала. Ее голос звучал хрипло, но твердо. Руна мысленно поблагодарила богов за то, что они дали ей силы. Она сжала в кулаке молот Тора, висевший у нее на груди, и обернулась.
Роуэн стоял прямо за ее спиной.
Девушка испуганно отшатнулась. С висков англичанина стекали капли пота, а грудь тяжело вздымалась и опускалась; видно, эти два шага стоили ему немало сил. Однако взгляд Роуэна был твердым и осмысленным. Он не сводил с девушки глаз. Его рот, казавшийся Руне таким пленительным, медленно открылся, обнажая ровные белые зубы. Его губы шевелились; он что-то говорил, но Руна не слышала ничего, кроме шума в ушах. Она смотрела на Роуэна, как оцепеневшая дичь на охотника. Затем девушка резко отвернулась.
Его теплое дыхание ласкало ей затылок. Роуэн положил руку Руне на плечо. Первым порывом девушки было оттолкнуть его — с чего это ему вздумалось прикасаться к ней, к дочери предводителя йотурцев? Но в этом прикосновении не было навязчивости или непочтительности.
Оно было скорее утешающим.
Пальцы Роуэна легко скользили по ее плечу. Руна поймала себя на мысли о том, что ей это… приятно. Она замерла. Еще мгновение насладиться его прикосновением… еще одно мгновение…
— Именно поэтому леди Ательна здесь, верно? — хрипло спросил Роуэн.
Ательна? Ательна? Руна поделилась с ним самым сокровенным, а он не нашел ничего лучше, чем спросить про Ательну? «Ведь она такая нежная и красивая, в отличие от неотесанной дочери викинга», — со злостью подумала Руна, резко обернулась и, прежде чем сама поняла, что происходит, ударила англичанина в лицо.
Вернее, хотела ударить. Он без труда перехватил ее руку. Его связанные ладони сжались вокруг ее пальцев. Роуэн выглядел обескураженным.
Свободной рукой Руна молниеносно достала из ножен сарацинский кинжал и приставила его острие к мускулистому животу англичанина.
— Убери руки, немедленно.
Англичанин послушался.
— Прости, что прикоснулся к тебе. — Он поспешил поднять руки, отошел на два шага назад и сел на лежанку.
— Что касается Ательны и остальной части этой истории, тебя это не касается, — холодно промолвила Руна и убрала кинжал обратно в ножны.
Плохо, что она вообще так много ему рассказала. О чем она думала? Этот англичанин ее как будто околдовал! Но разве такое возможно? Руна знала, что христиане презирают колдовство. К тому же этот мужчина почему-то казался ей преисполненным чувства собственного достоинства и по-настоящему искренним. Руна взяла скрученный шелковый платок, который перед этим положила на стол.
— А теперь сиди тихо, чтобы я снова могла тебя связать.
— Обещаю, что ничего тебе не сделаю. Оставь все как есть. От одной только мысли о связанных за спиной руках у меня начинают ныть плечи. И потом, ты же не собираешься повторять весь этот танец каждый раз, когда мне захочется справить нужду?
Да уж, это и вправду проблема. Ни Бальдвин, приказавший запереть здесь англичанина, ни Сверри о ней не подумали. За все время Бальдвин привез в Йотур лишь несколько рабов и Ательну, которой разрешали свободно передвигаться по острову. Но что делать с этим пленником? Должен ли он работать, как английские и датские рабы? Руна горько усмехнулась. Она не могла себе представить, что Роуэн позволит кому-либо обращаться с собой как с рабом.
— Поклянись перед своим богом, что будешь вести себя спокойно и ни на кого не нападешь, — сказала она. — Нет, поклянись перед… Соломоном! И перед каким-нибудь святым.
Внезапно Руне пришла в голову идея. Она взяла с полки стеклянный домик и поставила его на стол.
— Что ты делаешь? Нет! — закричал Роуэн.
Но девушка уже успела ударить рукоятью кинжала по прозрачной крыше. Стекло с треском разбилось, посыпались осколки. Тонкие пальцы девушки вытащили из разрушенного ларца ссохшиеся кости. Руне было неприятно прикасаться к этим останкам, поэтому она поспешила обернуть их бархатом и поднесла сверток к Роуэну.
— Поклянись перед этими костями!
Кажется, ее поступок привел англичанина в ужас.
— Осторожней с ними, хорошо?
— Поклянись!
— Клянусь перед Богом, Соломоном и святым Блейном, что буду вести себя смирно.
Мрачный взгляд янтарных глаз и стиснутые челюсти говорили о том, что эта клятва не была для Роуэна пустым звуком.
— Я прикажу четверым мужчинам караулить возле дома. С мечами.
Стигр наверняка поднимет шум, когда вернется и узнает, что его жилище превратили в тюрьму. Но это была не самая большая проблема. Как отец отреагирует на то, что она предоставила Роуэну относительную свободу передвижения?
— А если ты нарушишь эту клятву, я собственноручно зашью твой… рот, чтобы ты больше никогда не смог солгать, понятно, христианин?
— Понятно, — ответил Роуэн.
Неужели она действительно чуть не сказала «красивый рот»? Это безумие! Нужно убираться подальше отсюда, от этого наваждения. Руна разрезала шнуры на запястьях Роуэна и поспешила к двери. Постучав и дождавшись, когда ей откроют, девушка выбежала из хижины и всей грудью вдохнула свежий холодный воздух.
Роуэн сделал глубокий вдох. Знала ли Руна, как на него действует ее присутствие? Скорее всего, нет. Хотя глупая клятва, которую он только что произнес, как нельзя лучше демонстрировала, что эта женщина лишала его способности думать. Роуэн осторожно опустил мощи обратно в поврежденный ларец. Вообще-то ему следовало поклясться перед Богом, что он привезет мощи святого Блейна обратно в Англию. Но тамплиер решил, что на сегодня с него достаточно трудновыполнимых обещаний.