Ширли Уотерс - Жаркие оковы

— Верно.

Улыбка шотландца стала еще шире, а взгляд еще холоднее.

— Тогда мне понятно твое недоверие. Но нам пора выступать.

Руна кивнула. Да, нужно отправляться в путь. Вопрос лишь в том, что ждет их в конце этого пути. Долгожданное возмездие? Или смерть?

Ариен сиял от радости. Он гордо сидел на коне перед могучим шотландцем и смотрел по сторонам. Руне нравилось, что ее брат не боялся огромного животного. Кроме того, девушка отметила, что в последнее время Ариен гораздо меньше кашляет. Интересно почему? Заячье ухо он больше не носил. Может быть, потому что влажная зима осталась позади? Или дело в том, что здесь им еще ни разу не пришлось мокнуть под дождем? Небо было затянуто серыми тучами, но крохотные капли лишь изредка касались лица Руны. Она радовалась этому, ведь бег по траве и узким, покрытым рытвинами дорогам был и без того нелегкой задачей. Как хорошо было бы сейчас оказаться на месте Ариена, на спине могучего жеребца!

Но только чтобы позади нее сидел не Ангус, а Роуэн.

В полях работали крестьяне. Туники мужчин были подобраны и связаны между ногами. Платья женщин выглядели так же. Заметив викингов, крестьяне выпрямлялись, вытирали покрытые потом лица и молча смотрели на это странное шествие. Было ли им страшно? Понять это с такого расстояния викинги не могли.

— Раньше они бы на нас не пялились, — пробормотал за спиной у Руны Сверри. — А вопили бы от страха и бросались врассыпную.

— Боюсь, наши предки в Вальхалле над нами смеются, — заворчал Горун Корабельщик.

— Не беспокойтесь, воины. — Бежавший перед Руной Ингварр бросил взгляд через плечо. — Когда все это закончится, мы отыщем богатый монастырь на побережье и вынесем оттуда все ценности. И ты, Вихрь, наконец-то вернешься домой с добычей.

Бальдвин сказал что-то вроде «поговорим об этом позже», и девушка внезапно осознала, что эта мысль больше не радует ее, как прежде. Может быть, потому что она уже во второй раз выходила в плаванье с мужчинами, и оба раза события развивались довольно странно… Первое плаванье закончилось посреди моря, когда они взяли в плен Роуэна, а второе… Что ж, боги могут поспособствовать тому, чтобы оно стало одной из славных историй, которые рассказывают детям у костра.

Руне вспомнилось пророчество Стигра — что бой с Роуэном изменит ее жизнь к лучшему. Где же эти изменения? При всем желании девушка не видела в этой ситуации ничего хорошего. Она испытывала растерянность перед неизвестностью.

В полдень викинги добрались до небольшой речки. Ангус взмахами руки начал подзывать стоящий у другого берега паром, и он тотчас же пришел в движение. Паромщик, маленький сгорбленный мужчина, из носа и ушей которого торчали пучки волос, низко склонился перед могучим воином и его не менее внушительного вида конем. На викингов он косился с опаской, и все же, ничего не говоря, перевез их на другой берег.

Там, по ту сторону реки, тянулись редкие лиственные леса. Крестьяне постоянно охотились здесь на диких кабанов, вытаптывая подлесок, объяснил Роуэн. Благодаря этому викинги могли спокойно бежать по слою старой листвы, почти не встречая препятствий на своем пути. Руне нравилось в этом лесу, несмотря на то что лежавший в низинах туман придавал ему нечто зловещее. Когда викинги пробегали мимо старых развалин, среди которых во многих местах виднелись корни дубов и вязов, Ариен крикнул:

— Я знаю, это построили римляне!

— Верно, — кивнул Ангус и придержал мальчика за пояс, чтобы тот не соскользнул с лошади. — Говорят, в этом доме раньше был бордель.

— А что это?

— Публичный дом.

— Что?

Мужчины расхохотались.

— Не беспокойся, через несколько лет и ты узнаешь, чем занимаются в таких домах! — крикнул Сверри.

Ангус начал описывать мозаику, которая, по его словам, находилась среди развалин. Когда он закончил рассказывать об одеждах изображенных на ней женщин, вернее об их отсутствии, Ариен начал догадываться, что такое публичный дом. Мальчик покраснел и опустил глаза; Руна отметила, что Роуэн тоже отводит взгляд в сторону. Она и сама не знала, смеяться ей или сердиться.

— В крепости Дэнстон тоже есть мозаика, — продолжил Ангус. — Но на ней изображены лишь сцены охоты. Лорд Маккалум выкупил ее у одного епископа, а тот в свою очередь получил эту мозаику в подарок от человека, который откопал ее в своих землях. За это, как я слышал, ему отпустили все грехи. Маккалум же отдал за мозаику три деревни и приказал вставить ее в стену одной из комнат крепости.

Благодаря болтовне время проходило быстрее.

— Здесь мы можем переночевать, — сказал Ангус через несколько часов, когда перед ними показался крестьянский двор.

Начинало смеркаться.

Руна обрадовалась. Ее ноги ныли от бега. Кроме того, она заметила, что Ариен притих. Когда Ангус передал его на руки Роуэна, мальчик закашлялся. Шотландец соскочил с коня и вместе с Бальдвином отправился к крестьянину, который вышел на порог своего дома и недружелюбно уставился на чужеземцев.

Роуэн осторожно поставил Ариена на землю. Мальчик, широко расставляя ноги, зашагал к низенькому дому.

— Тебе поможет мазь из жира и календулы. С медом. — Роуэн покачал головой, направляясь следом за Ариеном. — Неужели ты не заметил, что седло тебе трет?

— Заметил… немножко. Но я не думал, что это так серьезно.

Ариен закусил губу. Было видно, что он старается переносить боль стойко, без вздохов и стонов. Руна заметила слезы, притаившиеся в уголках его глаз. Сверри и Халльвардр подбадривающе похлопали мальчика по плечу, после чего он заявил, что все не так уж плохо.

— Мой дом очень маленький! Мы с семьей и сами-то едва здесь помещаемся! — крикнул крестьянин.

Он по-прежнему стоял на пороге, выпятив грудь, и хорохорился, хотя был таким же низкорослым, как и паромщик.

— Крепкий орешек, — пробормотал Ингварр, и воины за его спиной рассмеялись.

Курица с кудахтаньем пробежала между ног крестьянина; за ней на порог выскочил худой грязный пес. Мужчина ловко схватил его за ошейник.

— И этот… — он показал рукой на Роуэна, — разговаривает как англичанин. Его я точно не приму.

Ангус глубоко вдохнул.

— Лорд Маккалум…

— Граф слишком далеко!

— Эй ты, негодник, посмотри на небо, сейчас польет как из ведра! Отодвинься и пропусти нас внутрь! — разозлился Ангус.

— И не подумаю!

Шотландский оруженосец был вне себя от гнева из-за того, что такой маленький человек отказывается ему подчиняться. Пальцы Ангуса обхватили рукоять меча.

— Ну что ж, дружочек…

— Подожди!

Роуэн поспешил к спорящим мужчинам. Крестьянин вытянулся, силясь казаться выше, но и теперь выглядел не крепче тростинки на ветру, однако, по всей видимости, был готов скорее умереть на пороге, чем пропустить незнакомцев внутрь. За ним в полумраке Руна заметила бледное, испуганное женское лицо.

— В мой дом не войдет ни один англичанин! — решительно заявил крестьянин.

— Я в первую очередь бедный рыцарь Христа и Храма Соломона, — серьезно, почти торжественно произнес Роуэн. — И именем Бога прошу тебя о гостеприимстве.

— Хочешь сказать, что ты тамплиер? Приютить тамплиера — долг каждого христианина. Но ты не можешь…

Роуэн закатил рукав туники до самого плеча, обнажив необычный красный крест.

Крестьянин изменился в лице. В конце концов он все-таки смог закрыть отвисшую челюсть и, к удивлению Руны, низко поклонился.

— Простите меня, сударь! Я и подумать не мог… Простите! Помолитесь за меня!

— Помолюсь. — Роуэн положил руку на тощее плечо мужчины.

Крестьянин снова выпрямился, хлопнул пса по спине, чтобы тот убрался, и отступил в сторону.

— У меня это в голове не укладывается, — пробормотал Ингварр, выступая перед Руной, чтобы пройти вслед за Роуэном. — Я долго ждал, когда ты принесешь нам хоть какую-то пользу, и уже отчаялся дождаться этого дня.

Мужчины один за другим входили в дом. Крестьянин вышел на улицу, чтобы позаботиться о лошади Ангуса. Его жена и трое детей робко жались в углу, поглядывая на дюжину крепких воинов. Роуэн уверил их, что бояться нечего. Мужчины собирались переночевать в хлеву.