В отношениях с Марком она не должна повторить эту ошибку. Мысль о нем вызвала мгновенную боль, сменившуюся гневом. Неужели он не мог уступить ее просьбам?

Катринка почувствовала прикосновение чужой руки, и, повернувшись, увидела, что Робин протягивает ей кружевной носовой платок.

– Спасибо, у меня есть свой, – сказала она, раскрывая сумочку.

Лютер повернул машину на Мэдисон-авеню, направляясь к похоронному бюро Кемпбелла, которое располагалось на Восемьдесят первой улице. Уличные пробки сегодня не раздражали обычно нетерпеливую Катринку, которой, может быть, впервые в жизни не хотелось никуда спешить. Глядя сквозь затемненное стекло машины, она заметила швейцара «Праги», который быстро подошел к краю тротуара, чтобы поймать такси. Пора заменить его униформу, отметила она, и сказала об этом Робин.

– Хм, – рассеянно произнесла та.

Машина ползла по Мэдисон-авеню так медленно, что Катринка принялась следить за спешащими по своим делам людьми, зябко кутавшимися в пальто. Борясь с ветром, они надеялись побыстрее попасть туда, где было бы не так холодно. На их бледных лицах ясно читалась скука и уныние. Катринка не разделяла их чувств. Она любила Нью-Йорк. Он возбуждал, манил ее к себе, требовал постоянного напряжения сил. В то же время, она никогда не сталкивалась с его теневой стороной. Ни разу ей не доводилось вчитываться в страницы «Нью-Йорк таймс», подыскивая квартиру, которая была бы ей по карману, не приходилось ездить на работу в подземке или возвращаться домой пешком по грязным переулкам. В этот город она прибыла невестой богатого человека. Она жила в роскошных домах, в ее распоряжении были машины с шоферами, слуги, ожидающие ее приказаний, и куча денег.

Катринке повезло в жизни, и она понимала это. Однако она не сомневалась, что заслужила свое благополучие. Она не родилась в роскоши, ее жизнь не была легкой. Родители обожали ее, единственного ребенка, но обращались с ней строго. Они научили ее быть честной, прилежной, дисциплинированной. Всю свою жизнь Катринка работала не покладая рук. С пяти лет она без устали тренировалась, чтобы стать чемпионом в лыжных гонках. После побега из Чехословакии она некоторое время работала горничной в отеле и лишь потом стала фотомоделью в Мюнхене. Скопив немного денег, она купила небольшую гостиницу в Кицбюэле, что в австрийских Альпах. Вскоре она повстречалась с Адамом Грэхемом и вышла за него замуж, но даже став женой состоятельного человека, не превратилась в избалованную кокетку. Она приобрела «Прагу» и за короткое время превратила эту захудалую гостиницу в самый лучший малогабаритный отель Северной Америки. К моменту развода Катринка была уже самостоятельной и богатой женщиной.

Практичная, находчивая, щедрая, оптимистичная Катринка делала все возможное, чтобы помочь тем, кому не улыбнулась фортуна, но не в ее характере было омрачать свою жизнь смутным чувством вины. Она искренне наслаждалась тем, чем обладала…

– Дьявол! – буркнул себе под нос Лютер.

– Господи! – вздохнула Робин. – Даже здесь! Меня от них просто тошнит. Нет, в самом деле…

Заставив себя отрешиться от мыслей, которые теснились в ее голове, Катринка посмотрела на толпу, собравшуюся перед часовней. Фотографы!

– Им тоже надо зарабатывать на жизнь, – сказала она. – Они всего лишь делают свою работу.

Лютер остановил машину на стоянке у входа в похоронное бюро. Охранник выпрыгнул из машины и открыл дверцу. Робин вылезла первой. За ней, поправив вуаль, последовала Катринка. Один из фотографов заметил ее.

Катринка ван Холлен, – тихо сказал он коллеге, но этого оказалось достаточно для того, чтобы вся ватага корреспондентов бросилась к машине, сверкая фотовспышками и умоляя женщину повернуть голову или улыбнуться. Охранник расчистил перед ней дорогу, и Катринка с каменным лицом быстро прошла сквозь строй журналистов и вошла в часовню.

Здесь было немноголюдно; из прессы, к счастью, никого, не считая, конечно, Рика Колинза, который присутствовал здесь исключительно в качестве друга.

– Прими мои соболезнования, Катринка, – тихо сказал он, беря женщину за руку и склоняясь, чтобы поцеловать в щеку.

Стараясь не разрыдаться, Катринка прижалась к нему, в поисках утешения. Она знала, что Рик не станет использовать ее горе, чтобы поднять рейтинг своего телевизионного шоу.

Немного успокоившись, Катринка кивнула Рику и вошла в траурный зал.

Там уже сидели несколько человек: ее лучшие подруги, которые всегда помогали ей в тяжелых жизненных обстоятельствах. Она заметила бледное лицо своей бывшей свекрови Нины Грэхем; сейчас оно не было ни холодным, ни презрительным, а выражало только искреннее горе. Гроб стоял в обрамлении цветов, цветов на сотни тысяч долларов. Гроб… Внимание Катринки сосредоточилось исключительно на нем. Она медленно двинулась к нему по проходу, потом остановилась.

Гроб был закрыт. Конечно, он был закрыт. Отныне она больше не увидит это лицо. Не услышит этот голос.

«Не может быть, – подумала она, – неправда! Это не может быть правдой!»

– Катринка! – окликнул ее кто-то, и комната тут же поплыла перед глазами; все стало черным, чернее ночи, чернее сна, черным как смерть. – Катринка. снова донеслось до нее откуда-то издалека. И Катринка медленно опустилась на пол.

Прошлое Зима, 1991—1992

ГЛАВА 2

– Ты видел сегодняшние газеты?

– Мам, сейчас пять часов утра. Я еще не проснулся. – Пристроив телефонную трубку к уху, Адам Грэхем, кряхтя, включил настольную лампу, подтолкнул под спину пару подушек и приготовился выслушать очередную обличительную речь своей матушки о его «отвратительной привычке появляться на страницах бульварной прессы».

– Позволь зачитать одно сообщение, которое попалось мне на глаза в сегодняшней утренней «Нью-Йорк таймс», – сказала Нина Грэхем с несвойственной ей торопливостью в речи.

– Неужели это не может подождать, мама? Я спал всего два часа, – вяло запротестовал Адам, зная, что его протесты бесполезны. Его мать была одной из немногих, кого он не мог заставить делать то, что ему хотелось. Катринка тоже не поддавалась его влиянию, вспомнил он с досадой. Чувство, которое все время появлялось, когда он вспоминал свою бывшую жену.

– Нет, не может, – отрезала Нина Грэхем. Именно это он и ожидал услышать.

Рядом с ним сонно вздохнула какая-то светловолосая девушка. Это еще кто? Поразмыслив немного, Адам вспомнил – Куртни. Он встретил ее на вечеринке прошлой ночью. Боже, как он был пьян! Последние дни он так мало спал, что его валило с ног даже после одного стакана, а он выпил, по крайней мере, три. Он обеспокоенно подумал, что все-таки воспользовался презервативом, и с надеждой взглянул на ночной столик. Порядок! Вот он… Успокоившись, Адам улыбнулся и, нащупав под простыней плечо девушки, нежно погладил его.

– «…Обвенчались Катринка Грэхем и Марк ван Холлен», – продолжала Нина Грэхем, с трудом пробиваясь к сознанию сына через плотную завесу секса и алкоголя.

– Что?! – Адам моментально проснулся и сел в кровати, пытаясь сосредоточиться на том, что говорила ему мать.

Куртни медленно повернула голову, открыла глаза и улыбнулась, но улыбка замерла у нее на губах. Мужчина, с которым она познакомилась только вчера, выглядел сейчас так, будто собирался кого-то убить.

– «В узком кругу…»

– Марк ван Холлен, – бормотал Адам.

– «В Манхэттене…»

– Ты знала что-нибудь об этом? – прервал он мать.

– Конечно нет! Катринка никогда не доверяла мне свои тайны, – Нина сказала это с такой обидой, будто она была той женщиной, у которой можно было найти понимание и утешение. Ошеломленный и рассерженный, Адам грубо выругался, но на этот раз мать не сделала ему замечания.

– Это еще не все… Слушай дальше! – сказала она. – «На церемонии присутствовал сын миссис ван Холлен, Кристиан Хеллер».

– Сын! О чем ты? Что, черт возьми, происходит?

Куртни тихо, как только могла, встала с кровати, прихватила свою одежду и ускользнула в ванную комнату. Адам даже не обратил на это внимания.

– Откуда у Катринки сын, о котором я ничего не знаю?

– Именно об этом я и хотела тебя спросить.

Какое-то время Адам молчал, а потом, уже более спокойно поинтересовался:

– Ты звонила ей?

– Конечно. Ее экономка сообщила мне, что у мистера и миссис ван Холлен медовый месяц. – Голос матери налился злобой.

– Где они?