И теперь она, "отребье", с которым грязные и неотесанные чурбаны из соседних деревень общались только из страха, считая себя выше - будет иметь достаточно силы, чтобы одной мыслью, одним пожеланием - стирать в порошок не только страны, а целые материи!!

Не удержавшись, она снова расхохоталась, видя великолепную иронию судьбы в таком раскладе.

Но и довольный смех не отвлекал ее от работы.

Пестик все так же равномерно и плавно постукивал по пиале ступы, растирая травы.

Иногда она добавляла туда несколько капель густого и темного отвара белладонны, и опять размешивала все.

Наконец, удовлетворенная густотой массы, она отложила грязный пестик на стол, и вытерла руку о тряпицу, лежащую сбоку.

Все готово. Можно начинать ритуал.

Однако перед этим - следовало кое-что проверить.

В четыре шага пройдя неширокое пространство собственного жилища, она вышла во двор. Запрокинув голову, с удовольствием вдохнула свежий запах близящегося рассвета. Сегодняшний восход солнца ознаменует начало ее триумфа!

И все с той же довольной улыбкой, она завернула за угол дома, направившись в сарай.

Чиркнув огнивом, она зажгла фитиль масляной лампы и тихо приблизилась к небольшой люльке, подвешенной к крюку в потолке.

Ее дочь, та, которая обеспечит продолжение линии ведьмы и накопление силы в последующих поколениях. Еще один этап, о котором она позаботилась заблаговременно.

Полугодовалая девочка спокойно спала, очевидно, свет лампы не беспокоил ее. Вот и хорошо. Сейчас ей было не до возни с крикливым ребенком.

Развернувшись, она быстро вышла во двор и вернулась в дом.

Встав посреди комнаты, она стянула с себя все, кроме исподней сорочки, и распустила волосы. Потом, опустившись на колени, подняла несколько половиц. Там, в темноте неглубокого подвала, в клетке, сплетенной из ивовых прутьев, томились в ожидании своей участи пять мелких птиц.

Попав даже под слабый и неровный свет масляной лампы, пичуги захлопали крыльями и начали стараться отчаянно вырваться из своей тюрьмы.

Подобное рвение вызвало усмешку.

Хорошо, чем больше страха и отчаянья, даже от низших созданий, тем сильнее выйдет ее ритуал.

Отставив пока клетку в сторон,она, не поднимаясь с колен, сняла со стола тяжелую ступку.

И набрав побольше воздуха в грудь, принялась проговаривать слова заклинания, одновременно с этим прочерчивая густой, черно-зеленой, клейкой массой линии на деревянных досках пола.

Когда рисунок в виде перевернутой звезды был завершен, в чаше ступки осталось как раз одна четвертая часть смеси.

Прекрасно, значит все шло правильно.

Поставив ступку в центре рисунка, у своих коленей, которые уже успела ободрать до крови грубыми половицами, она потянулась к задвижке на клетке. И просунув руку, поймала первую птицу. Быстро захлопнув дверцу, чтобы не дать шанса другим улететь, она крепко зажала свою жертву в кулаке, ощутив неистовые удары крохотного сердца.

Потянувшись левой рукой, она не глядя нащупала острый и тяжелый тесак, который оставила неподалеку. И, прижав птицу к полу на одной из нарисованных вершин, единственным сильным ударом разрубила ту напополам.

Брызги крови разлетелись, попав ей на щеки и лицо.

Наблюдая за тем, как утихают последние судороги маленького тельца, она слизнула эти капли языком. Соленное. И отдает старой медью. Совершенно не понятно, что вампиры находят в ней.

Хмыкнув, она повернулась к клетке, и точно так же расправилась с оставшимися четырьмя птицами.

Теперь каждую вершину ее пентаграммы венчала тушка жертвы, а она сама, ее лицо, руки, рубаха, и даже волосы - покрылись огромным количеством алых брызг. Но какое это имело значение?

Покончив с жертвоприношением, она вернулась к чаше.

Теперь начиналось самое главное.

Ни разу не прервав чтение заклинания, она распластала левую руку на полу, в центре пентаграммы и, не замечая, что начинает раскачиваться в такт проговариваемым словам, занесла тесак. Не испытывая ни капли сомнения, она одним стремительным, твердым движением отрубила свой безымянный палец.

Руку пронзила резкая боль, а из обрубка брызнула кровь, грозя ослабить силы. Но ее голос даже не дрогнул. Все так же продолжая начитывать слова, все больше нагнетая тембр заклинание, она поднесла пораненную руку к огню лампы, прижигая рану. И в то же время, отбросив не нужный теперь резак, правой рукой подняла отрубленный палец и бросила его в чашу, к оставшейся смеси трав. Туда же отправилось и масло из лампы, вместе с горящим фитилем.

Удостоверившись, что огонь не погас, она низким, едва ли не гудящим голос, закончила заговор.

Стоило прозвучать последнему звуку - смесь вспыхнула ярким, неестественным пламенем, распространяя по комнате запах паленой плоти. И тут же вспыхнул контур пентаграммы, заключая ее в пылающую звезду.

Тяжелая, удушающая пелена повисла в комнате. И неясное марево замерцало, принимая очертания неясной женской фигуры.

- Зачем ты опять позвала меня? - ледяной голос не выражал никаких эмоций. И все же, она почувствовала, что богиня недовольна.

- Я хочу получить долголетие, чтобы суметь стать достойным воплощение тебя, - быстро проговорила она, глотая чадящий дым. Испытывая опасения, что Кали может в любую минуту уйти.- Даруй мне его, Великая.

Фигура из дыма хмыкнула.

- Отчего ты решила, что удостоишься подобной чести, ничтожество? - спросила богиня, и теперь в ее голосе отчетливо звучало ехидство.

- Потому что я самая достойная, - немного обиженно съязвила она, но тут же прикусила язык, принимая более смиренную и униженную позу. Распластавшись на полу, чувствуя, как огонь лижет босые ступни, она продолжила, не поднимая голову. - Ведь я единственная, кто обнаружила способ призывать тебя. И только у меня достало для подобного силы…

Кали расхохоталась.

От этого смеха кровь застыла в ее жилах, и острые кристаллы резали вены, пронзая каждую мышцу нереальной болью.

- Ты называешь вот это призывом? - насмешливо спросила она, внезапно прекратив веселье. - Слабое подобие истинного ритуала. Я даже не могу получить тело, ты не смогла преодолеть преграду между реальностями, ведьма. Жалкая попытка.

- И все же, никто уже очень давно не мог совершить и подобного, - опять не сдержавшись, сдерзила она.

- Ты слишком заносчива и тщеславна, не думаю, что ты достойна стать вместилищем моего могущества, - призрачная фигура начала терять очертания.

- Но ведь нет никого лучше! - цепляясь за свой последний аргумент, закричала она, вскидывая голову.

Кали задержалась, и словно бы задумалась, повиснув тенью над пылающей пентаграммой.

- Хм…, ты права, сейчас - нет никого сильнее…, - медленно проговорил призрачный голос. - Хорошо, ты получишь то, о чем просишь, но еще должна будешь доказать, что достойна, проведя призыв по всем правилам, - богиня усмехнулась, пронзая ее тело очередной волной пытки.- Сохрани пепел из чаши, и всегда держи его поблизости - проживешь достаточно, чтобы использовать еще одну попытку, которую я тебе даю, - холодно произнесла Кали.

- Но…, - это было вовсе не тем, на что она рассчитывала.

- Ты смеешь оспаривать мое решение? - если бы Кали имела в этот момент тело, у нее наверняка бы приподнялась бровь.

Ей показалось, что от этого, невидимого жеста, вся ее кожа оторвалась от мышц. Но она сцепила зубы, ощущая медный привкус собственной крови во рту.

- Нет, Великая, - покорно прохрипела она.

- Вот и хорошо, - с этими словами Кали исчезла, оставив после себя только запах гари.

Она не имела сил встать. Все тело болело, обожжённые ноги причиняли нереальную муку, а сознание казалось измочаленным, словно пережеванный коровой стебель травы.

И все же, ей дали то, к чему она стремилась, пусть и не в полной мере, но…

Откуда-то, словно издалека, через несколько слоев ткани, донесся голодный плач ребенка.

Он вызвал ее раздражение.

- Иди к дьяволу, - зло прошипела она. - Еще час потерпишь, не окочуришься.

Собрав все оставшиеся силы, она на локтях доползла до чаши и с жадностью, граничащей с вожделением, посмотрела на кучку белого, зернистого пела, оставшегося от ее пальца и травяной смеси.

Вот он - залог времени, для ее успеха…

Когда Сирина осознала, кто она - в ее разуме мало что уцелело.

Казалось, что сознание разлетелось на осколки вместе с теми воспоминаниями о чужой жизни, которые оживил порошок из кости ведьмы.