Марина Эльденберт - Желание #5

Поэтому вместо того, чтобы отправиться в душ и спать, опускаюсь на диван и предвкушаю появление Веты. Она не заставляет себя долго ждать и совсем скоро осторожно шуршит сначала ключами, просачивается в дом, а затем возится с обувью. Конечно, если бы я давно спал, то вряд ли бы ее услышал, но так девчонка создает слишком много шума. Особенно, в полумраке холла и гостиной: я оставил лишь настенное бра, рассеивающее приглушенный свет, плюс свет от других высоток.

– Ты знаешь, сколько времени? – спрашиваю, когда рыжая начинает красться по лестнице и с наслаждением наблюдаю за тем, как она подпрыгивает на месте и хватается за перила.

Звучно хлопаю в ладоши, включая верхний свет, и преступница предстает передо мной во всей красе. А посмотреть действительно есть на что.

Сегодня Вета изменила своей страсти к джинсам, на ней светлое платье в горошек с не самым скромным вырезом. Выпрямленные кудряшки, подведенные стрелками глаза, сияющие лихорадочным блеском. Но главная улика преступления красным алеет на ее лице. Губы девчонки горят так, будто совсем недавно их терзали самым откровенным поцелуем.

Она бросает взгляд за мою спину, на большой дизайнерский циферблат на стене, и выдает:

– У тебя спешат часы.

– На пятнадцать минут?

– На десять. Я уже несколько минут, как дома…

– То есть если я сейчас проверю твой мобильный, то узнаю, что ты говоришь правду?

Ее взгляд вонзается куда-то в пол, выдавая ложь. Правда, она тут же его поднимает и с вызовом смотрит мне в глаза.

Ох, не зли меня еще больше, крошка! Я не железный. Я злой и возбужденный мужик, и терпения во мне на грамм.

– Мы немного не рассчитали время. Еще лето и погода сегодня классная.

– Мы? – переспрашиваю я.

– Я и мой друг.

Друг, говоришь? Быстро же ты заводишь… друзей. Хотя мне ли не знать, как ты можешь завести.

– Значит, это он пытался отгрызть от тебя кусок?

– Что? – моргает девчонка.

– Твой рот, – подсказываю я, и она прижимает пальцы к губам.

В тишине гостиной невозможно не услышать ее тихий вздох, и он ударяет по моим и без того натянутым нервам. Я понимаю, что если сейчас не подойду к ней ближе, не прикоснусь, то просто взорвусь, сгорю на месте. Но если прикоснусь, то мне может окончательно сорвать крышу.

Поэтому я поднимаюсь и иду на кухню. Беру бокал и наполняю его кубиками льда из холодильника, а после направляюсь к девчонке.

Вета топчется на лестнице. Хорошая девочка. Понимает, что разговор не закончен. И плевать, что в ее взгляде плещется раздражение вперемежку с любопытством и желанием удрать от меня подальше.

Я подхожу к ней и протягиваю бокал.

– Зачем это?

– Чтобы завтра тебя не мучали следы «дружбы».

Идеально было бы достать льдинку и провести по пухлым губам, чтобы услышать стон. Но мне оказывается достаточно и того, что она без новой подсказки прислоняется к стеклу покрасневшей припухшей кожей и счастливо жмурится, будто только что испытала самое яркое наслаждение в своей жизни.

Отчего я снова зверею и возвращаюсь к нашему разговору:

– Твоему… другу стоит думать о том, что девушек не жрут, а тебе – тщательнее выбирать друзей.

Глаза Веты тут же широко распахиваются, и меня окатывает яростной волной. Тигренок злится. Настолько сильно, что готов рычать.

– Я сама в состоянии разобраться, с кем дружить. И целоваться тоже!

– Не уверен.

– Мне плевать, в чем ты там уверен, а в чем нет, – распаляется рыжая, сует бокал обратно мне в руки и цедит: – Спасибо.

И разворачивается, чтобы уйти. Даже взлетает на несколько ступенек.

– Стоять, – командую я. – Мы еще не обсудили правила, которые ты нарушила.

– Правила? – ахает Вета, но все-таки топает вниз, возмущенно раздувая ноздри. – Я всего лишь опоздала на пару минут. Это не смертельно.

– С этого все начинается. Сначала ты нарушаешь правило один раз, потом считаешь, что можно его не соблюдать вовсе. Сначала возвращаешься попозже, потом притаскиваешь своего друга в мой дом.

Стоит представить, что ее лапает какой-то сопляк, как мне хочется убивать. Медленно и со вкусом.

– И что теперь? – интересуется Вета. – Выгонишь меня в ночь?

А ты так уверена, детка, что я этого не сделаю? Прямо хочется доказать ей обратное, но еще больше хочется преподать рыжей урок.

– Нет, Елизавета, – качаю головой. – Но считай, что у тебя желтая карточка. Теперь будешь возвращаться домой до девяти. Иначе узнаешь, насколько я могу быть злым.

– Девять? Но во столько даже дети спать не ложатся!

– Будешь вести себя хорошо, и я позволю возвращаться в десять, – обещаю я, с наслаждением отмечая, как яростно сверкают глаза Веты. Так и вижу, что тигренок хочет укусить побольнее и при этом чувствует, что вот прямо сейчас со мной шутить не стоит.

– Ты мне не брат!

– Точно. И я пустил тебя в свою квартиру по доброте душевной.

– Ты невозможный! – выкрикивает девушка и на этот раз убегает по лестнице, перепрыгивая через ступеньку.

– Какой есть, – отвечаю я.

Вета наглухо задвигает штору бильярдной, но уже через секунду показывается снова, чтобы маленьким ураганом пронестись через мою спальню и тренажерный зал в ванную: стеклянные перегородки не помеха, чтобы рассмотреть девчонку.

Стоит представить рыжую полностью обнаженной, с капельками воды на ее светлой коже, как я понимаю, что роль феи-крестной мне приелась раньше, чем я вошел во вкус. Потому что еще час назад я решил ее не трогать, даже если она станет голой бегать по квартире, а теперь хочу отправиться за ней следом и присоединиться.

Возвращаю стакан на кухню, добавляю воды и делаю глоток. Губы обжигает, особенно их обжигает при мысли, что не так давно стекла касались ее. Кому там нужен был лед? Мне он сейчас точно придется кстати. Не стакан, а целое ведро. Потому что ее припухшие губы не дают мне покоя. Смешно, но скорее всего это сделал какой-то пацан, который не умеет толком обращаться с женщиной.

Вета проносится обратно, на этот раз в светлой пижаме, которая прикрывает не больше ее домашней одежды. Она и сама домашняя, и от этого мой контроль трескается как замерзшая река по весне.

Пару минут я втыкаю на бар, стараясь справиться с охватившими меня чувствами, потом с грохотом возвращаю стакан на стойку. Нерастаявшие кубики ударяются о грани с мягким «дзынь».

Хер с ними, с этим «я не должен, потому что она моя сводная сестра»! Если девчонка хочет секса, она его получит.

Я хочу ее.

И точка.

Поднимаюсь наверх, раздвигаю шторы бильярдной и обхожу стол.

Вета спит, свернувшись клубком на широком диване. Сейчас от этой уютной картины у меня просто зубы сводит. Ладно, не зубы, кое-что пониже, но не будить же ее, на хрен.

Поэтому мысленно от души выругавшись, разворачиваюсь и иду в душ.

Да, душ сейчас точно будет очень кстати, а наш разговор мы продолжим утром.

Если кто-то и мог испортить самый чудесный день, то это Омельчин!

А ведь все действительно было прекрасно. Для начала я наконец-то получила свое «сносно» от Джорджа и, казалось, воспарила от счастья к облакам. Потом нас в честь пятницы отпустили пораньше, а Влад перехватил меня и взял с меня обещание приехать сегодня вечером, после его смены, в тату-мастерскую.

Я с радостью согласилась, тем более что сегодня заказных съемок не предвиделось (пятница же, все гуляют), и я успела забежать домой, накраситься. Выбрала одно из двух платьев из собственного гардероба. Нет, на самом деле у меня их было гораздо больше, но с собой в Москву я взяла только самые необходимые вещи.

После экскурсии по салону, которую мне устроил Влад, мы отправились в парк Горького, где гуляли, болтали и смеялись. Не помню, когда в последний раз так много смеялась: он рассказывал забавные истории так заразительно, что остаться равнодушной не удалось бы даже тому, у кого чувство юмора напрочь отсутствует.

Почему в эту минуту мне в голову пришел Омельчин?

– У меня уже губы от смеха болят, – призналась я, чтобы избавиться от физиономии сводного братца перед глазами.

– Значит, нужно их размять, – сказал Влад, обхватив ладонями мое лицо и поглаживая скулы большими пальцами.

– Поцелуями? – подсказала я. В шутку, но наши взгляды встретились, и парень перестал улыбаться, потянулся ко мне.

Не сказать, что у меня большой опыт в поцелуях, в общем, он практически такой же, как и весь мой остальной сексуальный опыт, но Влад целовался классно. Без слюней и без попыток затолкать язык поглубже. Разве что любил прикусывать губы, что только добавляло остроты ощущений, и отчего по моей коже туда-сюда маршировали мурашки, а в груди и внизу живота растекалось приятное тепло.