– Нет, – слово вырвалось быстро и уверенно, как знак полной уверенности. – Пожалуйста, – попросила я. – Я приняла решение. Я знаю Кевина. Он чертовски зол на меня. И он очень мстителен. Если я останусь, он не отступит. Ты нужен Айви. Ты хочешь, чтобы все, от чего тебе пришлось отказаться, сработало? Тогда позволь мне сделать это.

Он ничего не ответил. Просто посмотрел на меня своими потрясающими серыми глазами, переполненными горьким сожалением, и мне пришлось отвернуться.

– Прости меня, – сказала я, поднимаясь на ноги. – Я безумно тебя люблю. Только поэтому и уезжаю.

***

Оказаться снова в Калифорнии с родителями было чудесно, но я очень сильно скучала по Эвану. Каждый раз, когда боль становилась невыносимой, я напоминала себе, что у меня была веская причина, чтобы уехать. Ради него самого. Ради моих родителей. И даже ради самой себя, потому что наконец-то я могла что-то сделать для них, пусть они и не осознавали, на какую жертву мне пришлось пойти.

Но так как хоронить себя заживо я не собиралась, я набралась мужества и, усадив родителей рядом, объявила, что не собираюсь работать в Вашингтоне.

– Сама работа чудесная, – говорила я, – и я не жалею ни о своей степени, ни о потраченном на учебу времени. Но это не мое.

– Тогда зачем... – начала было мама, но отец нежно попросил ее умолкнуть, накрыв ее руку своей.

– Я всегда считал, что политика больше привлекала твою сестру, – начал он. Он говорил ровным тоном, но я видела понимание на его лице, и думала, что, наверное, впервые осознала, насколько хорошо мой отец подходил для работы в сфере политики.

– Ей это нравилось, – согласилась я.– Мне тоже нравится, это интересно. Но я не люблю это всей душой, папа. Не так, как ты или Грейс.

Он медленно кивнул.

– А что ты любишь?

Я не колебалась ни секунды.

– Искусство.

– Мне не следовало даже спрашивать. – Отец наклонил голову и улыбнулся.

– Ты родилась с альбомом в руке.

– Плохо только, что мой лучший шедевр – это палка-палка-огуречик.

– Не говори ерунды, – засмеялась мама. – Ты очень талантлива.

Я засмеялась и обняла ее.

– Нисколько, мам, но я умею разглядеть талант. Может, когда-нибудь я буду управлять галереей. Или стану реставратором. Не знаю. Честно говоря, я даже не знаю, каков будет мой выбор. Но я планирую вернуться к учебе и выяснить это. – Я сморщила носик в ожидании их отговорок.

Мама высказалась первая.

– Я поговорю с Кэндес утром. Ты же помнишь ее? Она два года проходила стажировку в Лувре. Если кто и знает лучшие художественные колледжи, так это она.

Я попыталась сказать хоть что-то, но слезы помешали мне. Я просто улыбалась, как идиотка и смотрела на отца. Он покачал головой с притворным сожалением.

– Боюсь, на Капитолийском холме мне спасибо не скажут. Конгрессмену Уинслоу вряд ли еще повезет с такой помощницей, как ты.

Я кинулась ему на шею и крепко обняла.

Впервые за восемь лет я почувствовала, что родители видят меня и находятся со мной, а не просто реализуют через меня свои ожидания и мечты о Грэйс.

– Ты собираешься вернуться в Чикаго? – поинтересовалась мама спустя несколько дней, когда мы прогуливались по галереям Ла Джолья. – Насколько мне известно, там есть несколько отличных программ.

– Да, есть, – ответила я. – Но не думаю, что хочу жить в городе, в котором постоянно находится Кевин.

Мама удивленно приподняла брови.

– Тот самый молодой агент ФБР, с которым тебя познакомил отец?

– Не стоит говорить об этом папе, мам, но этот парень – полный придурок.

– В самом деле? Или ты просто встретила кого-то еще?

Я скорчила рожицу.

– Был один парень. Ничего не вышло.

– Почему? – поинтересовалась мама, и я мысленно обругала себя за то, что вообще завела об этом разговор.

– Да куча всего.

– Не хочешь рассказать мне?

– Нет, – покачала я головой.

Мы пошли дальше молча.

– Ты любила его? – ей, видимо, было действительно интересно.

Я хотела соврать, но не могла поступить так по отношению к Эвану. Даже если нам не суждено быть вместе, я не могу лгать о том, что чувствую по отношению к нему.

– Да, – сказала я.– Я люблю его.

Она посмотрела на меня краем глаза, и я ожидала, что она сейчас ударится в пространные рассуждения, которыми матери любят делиться с дочерями. Вместо этого она произнесла:

– Твой отец не был первым мужчиной, которого я полюбила.

– Не был? А кто? Кого ты любила до него?

Намек на улыбку появился на ее губах.

– Это не имеет значения. Но он был дерзким и просто невероятным. Рядом с ним я чувствовала, что могу все. Знала, что пока я с ним, то возможно все.

– Мне знакомо это чувство, – сказала я. Эван был той самой составляющей, что делала меня целой, полноценной. Той самой силой, что заставляла меня чувствовать себя живой. И, теперь я это знала точно, я была тем же самым для него. – А с отцом ты чувствуешь это?

– Я очень люблю твоего отца, но это более умеренное чувство. Между нами, скорее, партнерство. И в этом нет ничего плохого, Энджи. Вот если бы можно было сочетать в браке страсть и партнерство… – Она прервалась на полуслове, словно сожалея о минутной слабости. – Матерям не следует говорить такие вещи. Я просто хочу, чтобы у тебя было все самое лучшее в этой жизни.

– Так почему же ты не вышла за него? За того первого мужчину?

– Он этого не хотел. Вернее, он не смог бы мне это предложить.

– Но почему?

– Он был замешан в некоторых преступных махинациях. Он считал, что такая жизнь не для меня.

Я остановилась как вкопанная, и уставилась в окно галереи, чтобы она не видела моего лица. Джен. Вот почему на тех фотографиях в альбомах они позировали вдвоем, без отца. Потому что тогда моего отца просто-напросто не было в ее планах.

– И ты согласилась? – спросила я тихо.

– Я запрещаю себе думать об этом. – Она старалась быть убедительной, но я не поверила ей. – Он считал, что уберегает меня от сложностей. Что приносит огромную жертву, чтобы защитить меня. Но на самом деле он причинил боль нам обоим. И думаю, он всегда сожалел, что ушел и оставил меня.

Я почувствовала пустоту внутри.

– Откуда ты знаешь?

– Когда мы встретились несколько лет спустя, он говорил… – Она махнула рукой, словно отгоняя слова. – Впрочем, это не важно. Мне теперь никогда не узнать наверняка.

«Но я знала это точно», – подумала я. Вот почему он хранил те фотографии. И то, что он говорил мне много лет назад? Что Сара особенная.

Да, она именно особенная. И хотя я безумно любила своего отца, мне было невероятно жаль мою мать и моего дядю, которые так и не смогли жить вместе и разделить свою любовь друг с другом.

Я изо всех сил старалась не думать об Эване и о жертве, которую я принесла ради него. Без его согласия и одобрения. Жертву, о которой, как я с ужасом понимала сейчас, обязательно пожалею. Но другого выхода я не видела ни тогда, ни сейчас. Я не могла бросить отца или Эвана на съедение волкам. Потому что Кевин все время был бы начеку и при малейшей оплошности всей сворой своих агентов накинулся бы на двух мужчин, которых я любила больше всех в своей жизни.

Все оставшееся время нашего похода по магазинам я старалась сохранять бодрое настроение. И когда мы вернулись домой, нагруженные пакетами, то смеялись до упаду над нелепыми нарядами, которые примеряли в магазинах.

– Тебе следовало купить то розовое платьице, – хохотала мама.

– Да ну, мама, ты не можешь говорить это серьезно. Я была бы похожа зефир. – Я собиралась припомнить ей синий наряд, похожий на какой-то невообразимый кафтан, который она собиралась купить, но тут мы вошли в гостиную, и я остановилась, совершенно остолбеневшая. Эван сидел на диване рядом с моим отцом и еще тремя мужчинами, которых я видела впервые. На всех были костюмы, и атмосфера в комнате была очень официальная.

– Всем привет, что здесь происходит?

– Мне нужно было обговорить кое-какие деловые вопросы с твоим отцом, – ответил Эван, хотя я совершенно не представляла, о чем идет речь. – Но сейчас все в порядке. – Эван поднялся и протянул руку моему отцу. – Сенатор, было приятно иметь с вами дело.