Розалинда Лейкер - Жемчужное ожерелье. Том 2

По вечерам Джулия и Адам играли в шахматы и карты, читали. Временами он отрывался от книги и окидывал жену внимательным взглядом, в то время как она, погрузившись в чтение, не замечала этого. Он знал, что сам создал эту стену отчуждения. Но это произошло не от того, что он стал ее меньше любить. Совсем напротив. Она выкрикивала имя Кристофера, находясь на пороге смерти, но это не говорило о том, что она неверна мужу. Просто она не переставала думать о любимом человеке даже в бреду. Именно в эти ужасные минуты, когда чума хотела взять у Адама дорогого человека, его любовь к жене приняла новое измерение. Он понял, что она пытается при помощи Кристофера бороться за жизнь.

Он вновь уткнулся в книгу, но уже не вникал в ее содержание. Пусть она хранит в душе свою первую любовь. Никогда больше он не станет упрекать ее в этом, так как чувства к Кристоферу не имеют никакого отношения к их семейной жизни и к тому, что они пережили вместе.

Однако, узнав ее сокровенные мысли, он понял, что теперь их отношения уже не могут быть прежними. Он почувствовал, что изменился и, хотя старался уверить себя, будто ничего особенного не произошло, было ясно: прежней близости между ними уже не будет.

Наступила осень, но чума по-прежнему свирепствовала в Лондоне. Эпидемия проникла и в провинцию, куда болезнь занесли беженцы из столицы, просочившиеся сквозь кордоны. Королевство управлялось из Оксфорда, пока не могло быть и речи о возвращении короля в Уайтхолл. Парламентарии развлекались охотой и занимались хозяйством в своих поместьях. В отличие от французов, для которых королевский двор являлся средоточием их жизни, английские придворные неплохо проводили время и вдали от дворца. Но из-за чумы балы и большие сборища народа не поощрялись. Только друзья и близкие знакомые собирались вместе по тому или иному случаю.

Адам придерживался прежнего образа жизни. Внешне все было хорошо в отношениях между ним и Джулией, но они более не смеялись так часто, как прежде. Ссоры, которые раньше заканчивались очень быстро и обычно сменялись любовными утехами, теперь принимали все более резкий и непредсказуемый характер. Джулия хотела все обсуждать с ним, как это было раньше, но что-то ей мешало. Она как бы боялась его реакции на ее слова. Сначала она внушала себе, что изменения, произошедшие в муже, происходят от усталости, но дело было не в этом. Вскоре Джулия интуитивно почувствовала, что он уже не так предан ей, как раньше. Теперь он относился к ней примерно так, как она прежде к нему. Он по-прежнему выполнял все свои супружеские обязанности очень добросовестно. Духовно же отдалился от нее, тогда как раньше был готов отдать ей свою душу.

Она приняла его новое отношение к себе как наказание, которое переносить было тем труднее, что он, как ей казалось, не замечает ее подозрений о случившемся. С его стороны это не являлось мщением, но после пяти лет супружеской жизни он так и не обнаружил в жене той взаимности, которую она должна была проявить в первую брачную ночь. Однако какие-то глубокие чувства в ней возникли лишь тогда, когда во Франции она вдруг почувствовала, что ему угрожает опасность. Именно в тот момент она поняла, что не может жить без него. Он был для нее всем, и подсознательно Джулия знала об этом уже давно, еще с той минуты, когда в день свадьбы взглянула в зеркало и спросила себя, понравится ли она ему в платье королевы Елизаветы. Она задала этот вопрос и вслух тоже, так как хотела знать, считает ли Адам ее красивой. Ей очень важно было тогда знать ответ на свой вопрос, хотя она и не понимала, что за ним кроется ее любовь к этому человеку.

Целуя Кристофера в Версале, она прощалась со своей первой любовью. Кэтрин в свое время предупреждала ее, но Джулия только теперь поняла то, что бабушка имела в виду. Кристофер тогда с любовью посмотрел на нее и понял ее состояние, как понимал в прошлом ее надежды и страхи, и был рад за нее.

Однажды ночью, после того как Адам особенно нежно овладел ею, Джулия взглянула в глаза любимому и с трепетом прошептала слова, которые должна была сказать ему давным-давно:

— Я люблю тебя, Адам.

Он посмотрел на нее пристально, а потом лукаво улыбнулся:

— Конечно, ты любишь меня.

Она видела, что он не верит ей, полагая, что, произнося эти слова, она просто хочет поблагодарить его за удовольствие, которое он ей доставил. Ясно было, что он скорее обижен, чем удовлетворен этими ее словами.

— Да, я люблю тебя, — повторила она, желая убедить его в искренности своих слов. — Я не подозревала об этом до того дня, когда узнала, что в Лондоне свирепствует чума и испугалась за твою жизнь.

Он провел пальцем по ее губам.

— Ты испытываешь подобные чувства к любому живому существу, оказавшемуся в опасности. Доказательством являются Кэти и те женщины, которых ты привезла из Лондона. Спи, любовь моя, — он погасил свечу и повернулся к Джулии спиной, чего никогда не делал прежде. Ей казалось, что ее сердце вот-вот разорвется. Она дождалась, пока он уснул, потом прижалась к нему и обняла руками за талию. Она сама была причиной отчуждения, которое он испытывал к ней. Она истощила его любовь, не понимая всего того, что он дал ей с самого начала их совместной жизни. Он сделал все, чтобы она стала его женой, ее компромисс сгодился бы для любого другого мужчины, испытывающего к ней менее глубокие чувства. Однако Адам любил ее страстно и не мог удовлетвориться тем, что Джулия всего лишь уважала его. Со временем он все понял и отплатил ей той же монетой.

Джулия прижалась к его спине губами и прошептала:

— Я люблю тебя, дорогой. Теперь я буду завоевывать тебя. Мне придется нелегко, ибо трудно оживить увядшую любовь.

Адам спал крепким сном и, проснувшись утром, не ведал о том, что жена говорила ему в ночной тишине.

Работницы доставили Джулии больше хлопот, чем она ожидала. Они привыкли трудиться вместе, но не жить под одной крышей в тесном помещении. Женщины начали ссориться друг с другом, молодые девушки порой дрались между собой, как дикие кошки. Работницы скучали по веселой лондонской жизни. За исключением Алисы и некоторых других, нашедших себе дружков в деревне, им также не нравилось работать вместе с местными женщинами. Они передразнивали их сассекскую манеру говорить, а те, в свою очередь, были возмущены грубыми словами, которые употребляли горожанки. Так как Майкл не собирался навсегда переезжать из Парижа в Сазерлей, то Мэри не нуждалась более в доме в Брайер Лейн. Джулия поделила его на отдельные мастерские для деревенских и городских работниц. Теперь все были довольны, кроме двух женщин, которые очень тосковали по дому; они не могли уже работать так же хорошо, как прежде, и Джулия передала их преуспевающему чичестерскому портному. Женщины получали там меньше, но чувствовали себя гораздо лучше в городе.

Не имея возможности продавать ленты в Лондоне и не желая сбывать их по низким ценам в провинции, Джулия написала Майклу, предложив ему продавать их в Париже. Он наказал присылать как можно больше лент, так как у него есть возможность сбывать их по своим торговым каналам. На этот товар во Франции найдется спрос. Мэри изобрела рисунок с буквой «Л», начинавшей имя французского короля, и лилиями, вышитыми золотыми и серебряными нитками. Ленты Анны оказались не менее популярными в Париже, чем в Лондоне, один зажиточный владелец магазинов, находящихся в Версале, стал постоянным заказчиком лент Паллистеров, так как аристократам понравилось украшать ими свои одежды.

Софи противилась тому, что Майкл занимается продажей лент, нанося, по ее мнению, ущерб репутации фирмы Бриссаров. Она нарушила свое молчание и, оставшись наедине с Майклом, обрушилась на него:

— Мы всегда имели дело только с лучшим лионским шелком и не опускались до торговли легкомысленными безделушками, которые продают уличные торговцы! Ты, наверное, сошел с ума.

Он оборвал ее:

— Должен напомнить тебе, что являюсь владельцем фирмы Бриссаров. Эти ленты производятся из отличного шелка и раскупаются очень хорошо. Я уже начал продавать изделия Джулии с нашими шелками, и все идет нормально. Когда ты будешь советовать мне что-то дельное, а не морочить голову, я с удовольствием выслушаю тебя.

Софи казалось, что муж специально делает все ей назло. Она начала думать о том, как бы навредить его новому начинанию. Если она распустит слух, что ленты поступают из пораженного чумой Лондона, а не из Сазерлея, то не слишком погрешит против правды, ибо знала, что Джулия вывезла своих работниц из столицы.