— Я рад, ибо теперь это наш дом. Несколько раз, покидая тебя как бы по политическим делам, я встречался с Кристофером и обсуждал с ним план постройки дома, потом посещал строительную площадку.

— А как же Уоррендер Холл? — она уже не хотела расставаться с ним.

— Я завещал его своему старшему племяннику. Это место не для нас. Если ты пожелаешь жить в деревне, мы построим еще один дом.

— Я не хочу другого дома, кроме этого. Чем тут не деревня? Давай назовем его Чичестер-Хауз в память о месте нашей первой встречи.

Он кивнул и улыбнулся:

— Как ты пожелаешь.

Она в волнении взяла его за руку:

— Пойдем в дом! Больше я не могу терпеть.

Взявшись за руки, они быстро поднялись на крыльцо и вошли в дом.

ЭПИЛОГ

Поздней весной 1723 года, через несколько недель после пышных похорон Кристофера, Адам повел Джулию в собор Святого Павла, чтобы показать ей его гробницу. Им было уже за восемьдесят. Джулия все еще была энергична и подвижна. Адам совершал ежедневные прогулки верхом и только недавно ушел на пенсию после многолетней государственной службы. В Чичестер-Хаузе, который Джулия полюбила всей душой с первого дня, она родила Адаму пятерых сыновей, которые порадовали их многочисленными внуками, постоянно навещавшими бабушку с дедушкой. В этом домике, который должен был перейти по наследству их старшему сыну, известному адвокату, постоянно звучали музыка, смех и веселые голоса.

Выйдя из кареты возле высокого крыльца собора, Джулия остановилась: на нее нахлынули воспоминания. Потребовалось тридцать пять лет, чтобы построить этот красивый собор с коринфскими колоннами и двумя башнями-близнецами. Это было самое величественное сооружение в Европе. Над портиком с барельефом красовалась статуя самого апостола Павла. Собор вместе со своим массивным овальным куполом достигал высоты шестидесяти пяти футов и возвышался над городом. Он, безусловно, был шедевром архитектуры.

Всего пятнадцать лет назад Джулия стояла на этом самом месте. Тогда она смотрела на купол, сияющий на фоне голубого, как ее ленты, неба и видела маленькую точку, которой был взрослый сын Кристофера, носивший его имя. Он должен был положить последний камень в основание креста, венчающего собор. Как только он сделает это, должны зазвонить мощные колокола, чтобы все лондонцы знали — собор построен. Кристофер, стоящий рядом на крыльце, посмотрел ей в глаза. Она ответила ему понимающей улыбкой. Та часть ее сна, которая касалась его, реализовалась в этом шедевре; а та, что касалась Джулии — в ее любви к Адаму.

Голос Адама вернул ее к реальности:

— Мы идем в собор?

Она с обожанием посмотрела на него и взяла под руку. Он все еще был красивым мужчиной. Седой парик, доходящий до плеч, очень шел ему. Он же по-прежнему находил Джулию весьма красивой женщиной. Но ведь они смотрели друг на друга влюбленными глазами!

Поднимаясь по ступеням крыльца и стараясь не наступать туфлями с блестящими застежками на подол своего платья, она стала думать о Фейт, по которой очень скучала. Как и планировалось, Кристофер и Фейт поженились в тот год, когда Кристофер был назначен на почетную должность смотрителя мастерских. Фейт прожила с мужем лишь шесть счастливых лет, будучи ему верной и преданной женой. Она умерла от оспы через несколько недель после того, как родила сына. Вскоре Кристофер женился еще раз. Его вторая жена, Джейн, отличалась таким же кротким нравом, как и Фейт. Она родила ему дочь и сына, но вскоре они все умерли. Больше Кристофер не женился. Он стал президентом Королевского научного общества, основателем которого являлся. Однако в последние годы жизнь его была омрачена непредвиденным обстоятельством. Он много лет преданно служил короне, построил прекрасные церкви, дворцы, колледжи, особняки и больницы, но впал в немилость при короле Георге и был лишен своей почетной должности смотрителя. Он уединился в Хэмптон-Корте и стал часто приходить к собору Святого Павла. Мало кто обращал внимание на тщедушного старика, сидящего у ступеней великолепного сооружения.

Войдя в собор, Джулия чуть не расплакалась, но сдержала слезы. Кристофер не разрешил бы ей плакать.

Слышались звуки органа. Две маленькие фигурки, Адам и Джулия, медленно двигались внутри чудесного, сверкающего всеми красками собора. Сверху из-под купола, который поддерживали восемь колонн, струился свет. Она вспомнила тот день, когда Кристофер задумал воздвигнуть это величественное сооружение. На камне, который лег в основу собора, стояла надпись: «Я воскресну из мертвых». Святой Павел воскрес и стал еще красивей. Джулия надеялась, что теперь он уже никогда не пострадает от пожара или другого несчастья.

Держа жену за руку, Адам вел ее в склеп, сделанный в готическом стиле и разместившийся в подземелье. Они не сразу отыскали гробницу Кристофера.

— Здесь он лежит, — сказала она тихим голосом. — Он всегда был скромным и тихим человеком.

Простая, без всяких украшений гробница стояла в отдаленном углу подземелья, где ее действительно трудно было найти. Рядом с Кристофером покоилась его дочь Джейн, которую он очень любил. Надпись на его гробнице гласила: «Под этим камнем лежит человек, построивший этот собор, Кристофер Рен. Он прожил девяносто лет, посвятив свою жизнь благу общества». Ниже было дописано: «Если ты ищешь памятник этому человеку, оглянись по сторонам».

— Верно подмечено, — сказал Адам, обнимая Джулию за плечи. — Никто не сделал так много для украшения своего города и всей страны, как Кристофер.

Они постояли еще немного и вышли из склепа.

По дороге домой в Чисвик они проезжали мимо многочисленных прекрасных церквей с парящими в небе шпилями. Это были те жемчужины, которыми Кристофер украсил Лондон. Он не позволял работникам, строящим храмы, ругаться во время работы, ибо каждую церковь он посвящал Богу. Если бы его план восстановления Лондона был принят, город украсили бы широкие авеню, каждая из которых заканчивалась площадью с прекрасными зданиями, такими, как Королевская биржа или Таможенная палата. Но, сославшись на большие затраты, его проект отклонили. Тем не менее Лондон воскрес, появились новые дома из кирпича, новые широкие улицы, тенистые парки и прекрасные здания, которые делали этот город одним из самых красивых и чистых в мире. Вскоре он стал снова одним из самых процветающих городов мира, где уже ничто не напоминало о постигших его бедствиях.

Среди зданий, построенных Реном, мимо которых проезжали Адам и Джулия по дороге домой, была и Королевская больница в Челси, которая стала приютом старых и израненных солдат. Это Нелли уговорила короля отправлять этих бедных людей туда, у нее было доброе сердце. Девушка не могла спокойно смотреть на их страдания. Обитатели больницы пили за здоровье короля и никогда не забывали произнести тост в честь хорошенькой, умненькой Нелли, которая достигла больших успехов на сцене и в конце концов покорила сердце самого монарха, пережив его только на два года.

Джулия думала о том, как быстро летят годы. Теперь ей было столько же, сколько Кэтрин, когда она показала ей впервые платье королевы Елизаветы. Пора было и ей сделать нечто подобное. Но как бы она ни любила своих внучек, среди них не было той, которой она могла бы сделать такой подарок. А ее правнучки были еще слишком малы.

Вернувшись домой, она поднялась наверх и вошла в комнату, где хранила ленты, вышитые Анной. Теперь таким ремеслом уже никто не занимался. Подобные украшения вышли из моды.

В этой комнате стоял также старый черный сундук, в котором она хранила платье Елизаветы. Она не хотела вынимать его оттуда, и Майкл привез сундук из Сазерлея в Чисвик вскоре после того, как Мэри родила первую из их трех дочерей.

Джулия подняла крышку сундука, вынула фижмы и золотые туфельки и отнесла все это в комнату Елизаветы. Это была очаровательная спальня, и все ее внучки спорили за право спать там. А ее трехлетняя правнучка, когда последний раз гостила здесь, обратилась к ней с просьбой:

— Бабушка, позволь мне спать в комнате Елизаветы.

— И мне тоже, — попросила совсем уже маленькая девочка.

Ей это нравилось. Она хотела, чтобы эта комната как-то связывала ее с Сазерлеем. Джулия положила все вещи на кресло, а потом вернулась за платьем, принесла его в комнату Елизаветы и разложила на кровати точно так же, как в свое время делала это Кэтрин. Пейшенс и Кэти надевали это платье, когда выходили замуж. Но оно не подошло ни одной из ее невесток. Да их это платье совсем и не интересовало. Невеста Роберта также не надевала его. Она была француженкой. Он познакомился с ней в Париже, куда поехал, чтобы вспомнить детство. Она явилась на свадьбу в таком роскошном парижском платье, что о нем вспоминали в Сазерлее еще несколько лет.