Он заглянул ей в глаза, где было все: отчаяние, смущение и униженность вперемежку со страстью и еще многое другое. Затем поднес ладонь Дороти к губам, нежно поцеловал несколько раз, потом прижал к своей возбужденной плоти.
– Попробуй. У тебя получится.
Неуверенной рукой она стала поглаживать его упругий, напряженный член, наблюдая за своими действиями широко раскрытыми глазами. Вот сейчас, еще секунда, и мужские губы пренебрежительно скривятся, произнеся презрительное «Не так, неумеха!»
Однако этого не произошло.
Закусив губу, Эдди постанывал, глубоко втягивал в себя воздух, замирал, блаженно улыбался и с безудержным пылом обрушивал на нее благодарные поцелуи, а его пальцы легонько ласкали ее внизу, проникая в глубину мягкой, влажной женской плоти.
Все нарастающее желание заставило Дороти вздыматься, постанывать, срываясь на сдавленный крик, в котором угадывалась потаенная мольба.
Еще несколько мгновений назад ее тело сковывал страх, сейчас же оно раскрепостилось, раскрываясь навстречу тому, что должно было произойти чуть позже. В глубине сознания Дороти понимала это, хотела этого и больше не испытывала смущения. Сейчас они с Эдди были единым целым; он ласкал ее, и она отзывалась на его ласку. Прежнего отчуждения между ними как не бывало. Он отстранился от нее только затем, чтобы окончательно сбросить мешавший ему халат, рывком отбросил в сторону покрывало.
Спиной она ощутила прохладу крахмальной простыни, откинулась на высоко взбитые подушки и приняла его на себя, не чувствуя тяжести, впечатавшей ее в постель. Она видела лишь разгоряченное лицо с сияющими синевой глазами, вдыхала аромат волос, скользивших по ее щекам. И тут последнее сомнение – не проявляет ли она безрассудство – было сломлено стремительным натиском. Эдди вошел в нее, овладел ею с нетерпеливой жадностью. Могучими посылами он, казалось, достигал дна, заставляя Дороти вскрикивать, но не от боли, а жгучего ответного желания. И буря смешалась с бурей, волна накатывала за волной. Ничто в мире больше не существовало.
Руками он приподнял ее за ягодицы, помогая войти в ритм, который все убыстрялся и убыстрялся, подводя к пику наслаждения.
– О-о-о… – стонала Дороти, не в силах сдерживаться.
Внутри нее стремительно росло похожее на утонченную боль и все же ни с чем не сравнимое ощущение. Оно заполняло ее целиком. Будто ожил вулкан, пробужденный к жизни могучими природными силами.
– Эдд, Эдд!… – в изнеможении вскрикнула Дороти, содрогаясь от череды глубинных спазмов, и сразу же услышала его протяжный хриплый стон, сопровождаемый конвульсивной дрожью.
Наконец они оба стихли. И только тут она почувствовала тяжесть навалившегося на нее тела, потерявшего прежнюю невесомость.
Эдди осторожно сполз на бок, поцеловал ее в краешек рта.
– Ты жива? – едва шевеля губами, спросил он.
– А ты?
– Меня… нет… Я еще не здесь…
Лицо его было бледным, глаза закрыты, обмякшие руки раскинуты.
Дороти охватило разочарование, почти обида. Конечно, она не была наивной девочкой, надеющейся на клятвы в любви до гроба, но все же Эдди мог бы сейчас произнести хоть несколько нежных слов… Сама она еле сдерживалась, чтобы не признаться, какое потрясающее наслаждение испытала, тем более что даже и не подозревала до сей поры о дремавшей в ней сексуальности. Он перевернул в ней все представления об интимной близости, научил ее быть женщиной… Но, похоже, Эдди воспринял все не с такой остротой. Или это для него рядовое событие, иначе почему он столь безучастен сейчас, сейчас, когда ей так хочется услышать нежные, ласковые слова?…
– Ты жалеешь о случившемся?… – вдруг спросил Эдди.
– Наверное, это было не самым умным с нашей стороны…
Ответив так, Дороти с замершим сердцем ждала, что он возразит, рассеет мучительные сомнения, подарит надежду, а тот молчал.
– Тебе нечего сказать? – робко произнесла она.
– Да, наверное, мы… не должны были допускать этого, Дороти, но сейчас уже поздно сожалеть…
В ее душе будто что-то оборвалось. Она каялась, кляла себя за слабость, которую проявила. Но это была не злость, не ярость, а жгучий стыд. Он душил ее, от него некуда было деться. И хорошо, что Эдди ни о чем не подозревал. Его покойный, безмятежный сон неоспоримо свидетельствовал о полном равнодушии к тому, что между ними случилось, а еще красноречивее… к ней самой…
Из всех рабочих дней недели больше всего Дороти Ламбер не любила понедельники. Этот же оказался – хуже некуда. К скверному настроению, граничившему с внутренней истерикой, матушка-природа добавила свое: небо нахмурилось, из низких сизых туч моросил нудный дождь. В душе Дороти было зябко. Ни заниматься делами, ни вообще думать она не могла, находясь в некой прострации.
Когда в кабинет стремительно влетела секретарша, ей пришлось сделать усилие, чтобы не выдать себя. На лице Тины цвела таинственная, задорная улыбка. Плотно прикрыв за собой дверь, она, почти захлебываясь, в восторге затараторила:
– Он здесь. Сногсшибательный мужчина! Прямо экземпляр из «Плейбоя»!
У Дороти екнуло сердце. Оно сразу подсказало ей, о ком речь. Лицо залила краска, сменившаяся бледностью. Не хватает еще, чтобы Тина догадалась хоть о чем-то, переполошилась она и с напускным равнодушием, давшимся ей с трудом, спросила:
– О ком ты говоришь?
– О мистере Брассе, о ком же еще! – восторженно воскликнула секретарша. – Я думала, такие бывают только в кино.
Дороти деловито придвинула к себе свой рабочий блокнот.
– Что-то я не вижу здесь его имени. Разве мистеру Брассу назначена встреча?… Ты сказала ему, что без предварительной записи я не принимаю?
Тина вылупила на хозяйку глаза – столь суров был ее тон.
– Я всегда придерживаюсь этого правила, но он требует…
– Да, я не люблю ждать, – раздался с порога решительный голос. – Нам необходимо поговорить сейчас, даже если это вне расписания!
– Я приготовлю кофе. Думаю, при такой погоде горячая чашечка не помешает, – услужливо предложила Тина, будто речь шла об осенних заморозках, а не о теплом летнем дожде. – Вы любите с пенкой ли размешать? С лимоном или без?…
– Жаль, я закоренелый холостяк, иначе непременно выбрал бы в жены такую заботливую женщину, как вы, – заметил Брасс. И хотя он при этом улыбался, Дороти не покидало ощущение, что его слова содержат весьма недвусмысленный подтекст, который должен быть осознан и понят.
Наивная дурочка Тина порозовела от комплимента и выскочила из кабинета, Дороти же сухо сказала:
– Не знала, что у тебя такая манера разговаривать. Думаешь, если имеешь дело с секретаршей, так игривый тон самый верный способ расположить к себе?
– Не все помешаны на соблюдении формальностей, как ты, Дороти, – ответил Эдди, без приглашения садясь в одно из кресел, предназначенных для посетителей, и в упор глядя на нее. – А теперь объясни, пожалуйста, почему ты в субботу исчезла и почему два дня не отвечала на телефонные звонки? Я хоть и неотесанный мужлан, но постараюсь понять.
– Я уехала не в субботу, а в пятницу, ночью. Ты в это время дрыхнул без задних ног.
Независимо от желания Дороти, в ее словах прозвучало скрытое обвинение, и Эдди сразу распознал его.
– Ах, вот почему! Я уснул, а должен был бы сказать тебе, как счастлив с тобой в постели! – язвительно усмехнулся он, не сводя с нее насмешливых глаз. – Поступил, так сказать, не по-джентльменски…
– Джентльмен – это не про тебя, – фыркнула Дороти. – Убери ноги со стола, здесь не бар какой-нибудь, где сидят за рюмкой виски.
Эдди вскочил, вплотную подошел к ней. Лицо его стало серьезным.
– Оставим колкости. Хорошо? – Он секунду помолчал, словно раздумывая. – Я в самом деле хочу знать, почему ты обиделась и скрываешься от меня?
– Разве для тебя это важно? – В присутствии Эдди Брасса Дороти далеко не всегда находила нужные слова, сейчас тем более.
– Просто скажи правду, и все, – тихо попросил он.
Из своей юридической практики она хорошо знала, что сказать правду иной раз бывает труднее всего. Чаще ее облекают в слова и выражения, ничего общего с ней не имеющие. Они рядом, около, вокруг… Полное и чистосердечное признание было для нее совершенно исключено. Оно не только повлекло бы за собой новые душевные муки, но еще и выявило бы ее наивность, поэтому она решилась лишь на частичную правду.
– Ты заставил меня нарушить одно из давным-давно установленных мною правил, – сердито сказала она. – Не путать секс с любовью или даже с простой привязанностью. Между ними нет ничего общего… В тебе взыграла плоть, и тут подвернулась я. Почему бы не воспользоваться?… Ты и воспользовался. – Дороти помолчала, едва удерживаясь, чтобы не добавить: «А сейчас не преминул напомнить, что являешься закоренелым холостяком. Ты внес определенность, дабы на сей счет я не заблуждалась». Вслух же она сформулировала свою мысль так: – Я уже побывала замужем и должна заметить, что не стремлюсь повторить подобный опыт, поэтому, так сказать, я без претензий к мужчине… Но на одну ночь сходиться с кем-то я тоже не желаю. У тебя и без меня достаточно богатый выбор партнерш – любительниц такого рода удовольствий.