Сара Пекканен - Жена между нами

Уже 8.30. Наконец из лифта выходят три уборщика, толкая перед собой тележку с чистящими средствами. Я заставляю себя дождаться, пока они не доберутся до двери в офис Ричарда.

«Я уверена в себе».

– Здравствуйте! – окликаю я, торопливо шагая в их сторону.

«Я уравновешенна».

– Рада встрече.

«Я имею полное право здесь находиться».

Я уверена, что уборщицам приходилось видеть Эмму в те вечера, когда они с Ричардом работали допоздна. Мужчина, который только что отпер двойные стеклянные двери, нерешительно мне улыбается.

– Мой начальник попросил меня проверить кое-какой документ у него на столе, – я делаю знак в сторону углового кабинета, который так хорошо мне знаком. – Это займет не больше минуты.

Я поспешно прохожу мимо них, более широким шагом, чем обычно. Одна из уборщиц берет совок и идет за мной – я так и думала. Я прохожу мимо стола, за которым работала раньше Эмма – теперь на нем стоит фиалка в горшке и кружка в цветочек. Я открываю дверь в кабинет Ричарда.

– Должен быть где-то здесь.

Я обхожу стол и открываю один из тяжелых нижних ящиков. Но там ничего нет, кроме резинового мячика для снятия стресса, нескольких протеиновых батончиков и нераспечатанной коробки мячей для гольфа.

– А, наверное, он их куда-то переложил, – говорю я уборщице.

Я чувствую ее пристальное внимание – она явно нервничает. Она подходит ближе ко мне. Я точно знаю, о чем она сейчас думает. Она говорит себе, что я имею право здесь находиться, иначе меня бы не пропустила охрана. И не хочет же она оскорбить сотрудника компании. Но в случае ошибки она может потерять работу.

Выход из положения находится прямо передо мной на столе: фотография Эммы в серебряной рамке. Я поднимаю фотографию и показываю уборщице, стараясь держать ее на расстоянии.

– Видите? Это я.

Уборщица с облегчением расплывается в улыбке, а я радуюсь, что ей не приходит в голову спросить, почему мой начальник держит на столе фотографию своей ассистентки.

Я открываю второй ящик – в нем лежат бумаги Ричарда. На каждой папке печатный ярлычок.

Я нахожу папку с пометкой «Америкэн Экспресс» и листаю отчеты по кредитной карте, пока не добираюсь до детализированного счета за февраль. Я нахожу то, что мне нужно, в самом верху страницы: «Вино «Сотбис», 3150 долларов, возврат».

Уборщица повернулась к окну и стирает пыль с жалюзи, но я не могу позволить себе потратить ни секунды на то, чтобы порадоваться успеху. Я быстро кладу листок бумаги к себе в сумку.

– Готово! Спасибо!

Она кивает, и я направляюсь к выходу. Обходя стол, я снова беру в руки фотографию Эммы. Сложно устоять. Я поворачиваю фотографию лицом к стене.

Проснувшись следующим утром, я чувствую бодрость, какой не знала годами. Сегодня я проспала 9 часов подряд без помощи алкоголя или таблеток. Еще одна маленькая победа.

Я направляюсь на кухню и слышу, что там уже ходит тетя Шарлотта. Я останавливаюсь у нее за спиной и заключаю ее в объятия. Льняное семя и лаванда – ее запах оказывает на меня такой же сильный эффект, как и запах Ричарда. Только один меня успокаивает, а другой тревожит.

– Я тебя люблю.

Ладонью она накрывает мою ладонь.

– Я тоже люблю тебя, дорогая моя.

В ее голосе звучит удивление, как будто она чувствует перемену внутри меня.

С тех пор как я переехала к ней, мы обнимались сотни раз. Тетя Шарлотта успокаивала меня, рыдающую, в своих объятиях, когда я высадилась из такси у ее дома. Когда я не могла уснуть из-за мучивших меня воспоминаний о худших мгновениях моего брака, я чувствовала, как она ложится рядом со мной на кровать и обхватывает руками. Как будто хочет вытянуть из меня боль. На каждую страницу моей записной книжки с историей ухищрений Ричарда могла бы прийтись страница, описывающая случаи, когда тетя Шарлотта поддерживала меня на плаву своей непоколебимой нетребовательной любовью.

Но сегодня это я распахиваю для нее объятия. Делюсь с ней своей внутренней силой.

Когда я опускаю руки, тетя Шарлотта берет кофейник с только что сваренным кофе, а я достаю из холодильника и протягиваю ей сливки. Я стремлюсь насытиться калориями – питательной едой, которая поддержала бы во мне вновь обретенные силы. Я разбиваю яйца в сковороду, замешиваю в них помидоры черри и тертый чеддер и засовываю два куска цельнозернового хлеба в тостер.

– Я почитала немного, – она поднимает на меня взгляд, и я знаю, что она точно понимает, о чем я говорю. – Я не допущу, чтобы ты боролась с этим одна. Я буду помогать. Я никуда от тебя не денусь.

Она размешивает сливки в чашке с кофе.

– Не говори глупостей. Ты молода. И не должна посвятить свою жизнь заботе о старухе.

– Нет уж, – говорю я весело. – Нравится тебе или нет, ты от меня не отделаешься. Я нашла лучшего специалиста по макулярной дегенерации в Нью-Йорке. Он один из лучших в Америке. Мы записаны к нему на прием через две недели.

Администратор уже отправила мне анкету, которую я должна буду помочь тете Шарлотте заполнить.

Ее рука с ложкой движется все быстрее, и кофе грозит выплеснуться из чашки. Я знаю, что ей неловко. Я почти уверена, что у нее, художницы без определенного места работы, не слишком хорошая медицинская страховка.

– Ричард выписал мне чек, когда приезжал сюда в последний раз. У меня много денег.

Я заслужила каждый цент из этих денег. Не позволяя ей возразить, я беру себе кружку.

– Подожди, я не могу об этом спорить, пока не выпью кофе.

Она смеется, и я меняю тему разговора.

– Чем ты собиралась сегодня заняться?

– Я хотела сходить на кладбище. Хочу навестить Бо.

Обычно тетя ездит на кладбище в годовщину их свадьбы, осенью. Но мне ясно, что сейчас все ей видится по-другому, что она хочет сложить как можно больше визуальных воспоминаний в кладовую своей памяти, чтобы возвращаться к ним, когда потеряет зрение.

– Если ты не против, я бы с удовольствием составила тебе компанию, – я напоследок еще раз перемешиваю яйца и добавляю соль и перец.

– Тебе сегодня не нужно работать?

– Сегодня нет.

Я намазываю тосты маслом и делю яйца между двумя тарелками. Я ставлю тарелку перед тетей Шарлоттой, потом отпиваю немного кофе, чтобы выиграть время. Я не хочу ее беспокоить, поэтому придумываю историю о том, как во всем магазине сокращают штат.

– Я объясню тебе за завтраком.

* * *

На кладбище мы сажаем у надгробия Бо герань – желтую, красную, белую – и вспоминаем истории с его участием. Тетя Шарлотта рассказывает, как они встретились: он притворился молодым человеком, с которым у нее должно было быть свидание вслепую в кафе. Правду он открыл только на третьем свидании. Я слышала эту историю много раз, но все равно каждый раз смеюсь над тем, какое он испытал облегчение от того, что не нужно было больше откликаться на имя Дэвид. Я рассказала, как любила его маленький журналистский блокнот – он всегда носил его в заднем кармане брюк, а в спираль был вставлен карандаш. Когда мы с мамой приезжали к ним в гости в Нью-Йорк, дядя Бо давал мне такой же блокнот, и мы представляли, что вместе делаем репортаж. Он вел меня в пиццерию рядом с их домом и, пока мы ждали пиццу, учил записывать все, что я вижу, слышу, запахи, которые чувствую, – прямо как настоящие репортеры. Он обращался со мной не как с ребенком, с вниманием относился к моим наблюдениям и говорил, что мне хорошо удается подмечать детали.

В небе высоко стоит полуденное солнце, но тень от деревьев защищает нас от зноя. Никто из нас никуда не торопится; так приятно сидеть на мягкой траве и неспешно беседовать с тетей Шарлоттой. Вдалеке я вижу, что к нам идет семья – мама, папа, двое детей. Одна из девочек сидит у папы на плечах, у другой в руках букет цветов.

– Вы оба замечательно обращались с детьми. Тебе никогда не хотелось завести ребенка? – я уже задавала тете этот вопрос, когда была моложе. Но сейчас я спрашиваю как взрослая женщина – на равных.

– Честно признаться, не хотелось. У меня была насыщенная жизнь, я занималась творчеством, а Бо всегда куда-то отправляли по работе, и я ездила с ним… И потом, мне повезло, я могла делить с твоими родителями заботы о тебе.

– Это мне повезло, – я ненадолго кладу ей голову на плечо.

– Я знаю, как сильно тебе хотелось детей. Мне жаль, что с тобой этого не случилось.

– Мы долго пытались, – я думаю об этих роковых голубых полосках, «Кломифене» и вызванной им тошноте и усталости, об анализах крови, приемах у врача… Каждый месяц на меня заново обрушивалось ощущение провала. – Но со временем я уже не была уверена, что нам суждено вместе завести детей.