Сара Пекканен - Жена между нами

Я должна продолжать давление, пока он не потребовал доказательств. Я улыбаюсь Ричарду, хотя в животе у меня вскипает страх.

– Еще я расскажу Эмме, что ты отслеживаешь ее телефон, – я говорю тихим и ровным тоном, как он сам. – Так же, как делал со мной.

Я почти чувствую, как растет напряжение в его теле.

– Ты переступила черту, Ванесса, – очередной медленный шаг вперед. – Ты портишь жизнь моей невесте. После всего, что я пережил из-за тебя, ты пытаешься еще и это разрушить?

Боковым зрением я оцениваю расстояние до двери в квартиру Эммы. Я готовлюсь, напрягая все тело.

– Ты врал про Герцога. Я знаю, что ты с ним сделал, и расскажу Эмме.

Это неправда – я так никогда и не узнала, что случилось с моей любимой собакой, хотя я не думаю, что Ричард причинил ей какой-то вред, но мои слова оказывают нужный эффект. Я вижу, как его лицо стягивает маска злобы.

– И про анализ спермы ты соврал, – у меня во рту так сухо, что с трудом получается выталкивать слова. Я делаю шаг назад, к двери Эммы. – Слава Богу, что ты не способен был зачать ребенка. Ты не заслуживаешь детей. Я фотографировала синяки, оставленные тобой. Я собирала доказательства. Ты, наверное, не думал, что у меня хватит ума?

Я тщательно выбрала слова, которые подстегнут моего бывшего мужа.

Это срабатывает.

– Эмма бросит тебя, когда я все ей расскажу, – я больше не могу сдерживать дрожь в голосе, но правду, которая в нем заключена, невозможно отрицать.

– Как та женщина, которая была до меня.

Я делаю глубокий вдох и произношу финальные слова.

– Я тоже хотела от тебя уйти. Я никогда не была твоей дорогой Нелли. Я не хотела оставаться твоей женой, Ричард.

Он взрывается в приступе гнева.

Я этого ожидала.

Но я не рассчитала, как скоро он потеряет контроль над собой, как быстро он до меня доберется.

Он настигает меня, прежде чем мне удается добежать до двери Эммы.

Пальцы Ричарда сжимаются у меня на горле, перекрывая доступ кислорода.

Я думала, у меня будет время закричать. Забарабанить в дверь, вызвать на помощь Эмму и Морин, чтобы они стали свидетелями преображения Ричарда. Ричард никогда бы не смог дать оправдание насилию; это было бы физическое доказательство, а не просто запись в дневнике, бумага в ящике стола или предмет в кладовке. Это была страховка, с помощью которой я хотела спасти нас всех – себя, Эмму и других женщин, которых Ричард встретит в будущем.

Я также рассчитывала на то, что при появлении Морин или Эммы Ричард остановится или что по крайней мере они смогут остановить его. Теперь ему не нужно отрицать перед самим собой необходимость меня уничтожить.

Мою трахею как будто расплющивают мне о затылок. Я чувствую невыносимую боль. У меня подгибаются колени.

Моя левая рука беспомощно тянется к двери Эммы, хотя я уже знаю, что это бесполезно. Она крутится в свадебном платье перед своей будущей золовкой, не подозревая, что происходит за стеной ее гостиной.

Атака Ричарда почти беззвучна; булькающий звук, который вырывается из моего горла, слишком тих, чтобы его услышала Эмма или какой-нибудь другой жилец этого этажа, который оказался бы дома.

Он придавливает меня к стене. Его горячее дыхание касается моей щеки. Когда он придвигается еще ближе, я вижу у него над глазом шрам, серебристый полумесяц.

У меня начинает кружиться голова.

Я пытаюсь нашарить в кармане перцовый баллончик, но, как только мне удается его достать, Ричард ударяет меня головой об стену, я разжимаю пальцы, и он со стуком падает на ковер.

Поле моего зрения сужается, по бокам появляются черные полосы. Я лихорадочно пинаю его по ногам, но мои удары не производят никакого эффекта.

Легкие у меня пылают. Я отчаянно нуждаюсь в воздухе.

Его глаза впились в мои. Я хватаюсь за него руками, внезапно натыкаюсь на что-то твердое в кармане его пиджака и выдергиваю это из кармана.

«Спасти нас».

Я собираю последние силы и разбиваю твердый предмет о его голову.

Ричард издает крик.

Из раны у него на виске брызжет ярко-красная кровь.

Ноги и руки у меня наливаются тяжестью, тело начинает расслабляться. Меня охватывает спокойствие, которого я давно уже – возможно, даже никогда – не чувствовала. Колени перестают меня держать.

Я уже провалилась в темноту, когда давление внезапно отпускает. Я обрушиваюсь на ковер и делаю сдавленный вдох. Я начинаю яростно кашлять, чувствую рвотный позыв.

– Ванесса, – зовет женский голос, как будто издалека.

Я распростерлась на ковре, поджав одну ногу под себя, но мне кажется, что я качаюсь на поверхности воды.

– Ванесса!

«Эмма». Я способна только повернуть голову так, чтобы в поле моего зрения попали осколки фарфора. Я вижу разбитые куски статуэток – безмятежно улыбающаяся белокурая невеста и ее красивый жених. Это была фигурка на торт.

Возле нее стоит на коленях Ричард. Его взгляд пуст, по лицу на белую рубашку течет струйка крови.

Я делаю болезненный вдох, потом еще один. Агрессию будто выкачали из моего бывшего мужа, как воздух. Волосы упали ему на глаза. Он неподвижен.

Кислород понемногу возвращает силы в мое тело, но горло кажется таким опухшим и болезненным, что я не могу сглотнуть. Мне удается сдвинуть свое тело назад и принять сидячее положение, осев спиной на стену коридора.

Эмма торопливо подбегает ко мне. Она босиком и, как и я, затянута в белое платье-футляр. Ее свадебное платье.

– Я услышала крик… вышла посмотреть… но тут… Что случилось?

Я не могу говорить. Я могу только всасывать в себя воздух мелкими жадными глотками.

Я вижу, как ее взгляд опускается на мою шею.

– Я звоню в «скорую».

Ричард остается неподвижен, даже когда в дверях появляется Морин и потрясенно вскрикивает.

– Что происходит?

Морин смотрит на меня – на женщину, которую она вычеркнула из жизни как неуравновешенную, как списанную за ненадобностью жену брата. Потом она смотрит на Ричарда, человека, которого поднимала на ноги и которого любит, несмотря ни на что. Она идет к нему, протягивает руку и касается его спины.

– Ричард?

Он поднимает руку ко лбу, а потом долго смотрит на красное пятно у себя на ладони. Он кажется до странности отрешенным, как будто в состоянии шока.

«Я не выношу вида крови». Это было в числе первых вещей, которые он мне сказал. Я внезапно понимаю, что какую бы сильную боль ни причинял мне Ричард, он не допускал, чтобы у меня шла кровь.

Морин торопливо бежит в квартиру и возвращается с комом бумажных полотенец. Потом встает перед ним на колени и прижимает полотенца к его ране.

– Что происходит? – в ее голосе появляется строгость. – Ванесса, почему ты здесь? Что ты с ним сделала?

– Он душил меня, – я говорю хрипло, и кажется, что с каждым слогом один из осколков фарфора царапает мне горло.

Я должна наконец произнести эти слова.

Лицо у меня искажается, я пытаюсь говорить громче.

– Он хотел меня задушить. Он едва не убил меня. Как и раньше, когда мы были женаты, он причинял мне боль.

Морин ахает.

– Он бы никогда… нет, нет…

Она умолкает. Она все еще качает головой, но плечи у нее оседают и лицо обмякает. Я уверена, что, хотя она еще не видела следы от пальцев, которые, я знаю, уже расцветают у меня на шее, она мне верит.

Морин выпрямляется, отнимает бумажные полотенца от лица Ричарда и осматривает рану. Она снова говорит, оживленно, но в то же время заботливо:

– Все не так плохо. Думаю, даже швы не придется накладывать.

На это Ричард тоже никак не реагирует.

– Я обо всем позабочусь, Ричард, – Морин собирает осколки разбитой статуэтки в ладонь, а потом обнимает брата рукой за плечи и низко наклоняет к нему голову. Я едва различаю ее шепот:

– Я всегда буду заботиться о тебе, Ричард. Я не позволю, чтобы с тобой что-то случилось. Тебе не надо ни о чем беспокоиться. Я рядом. Я все улажу.

Ее слова звучат дико. Но сильнее всего меня поражает странное чувство, с которым она их произносит. Морин не сердита, не печальна, не смущена.

Ее голос полнится чем-то, что я сначала не могу распознать, настолько это противоречит всей ситуации.

И наконец я понимаю, что это: удовлетворение.

Дом, перед которым я стою, своими величественными колоннами и верандой по всему периметру с аккуратным рядом кресел-качалок напоминает особняк в каком-нибудь южном штате. Но на территорию можно попасть только через ворота с охраной по удостоверению личности. Охранник к тому же обыскивает тряпичную сумку, которую я приношу с собой. При виде вещей внутри он поднимает брови, но ничего не говорит и кивком показывает, что я могу идти.