Эмилия Остен - Жена-незнакомка

Во дворе уже ждали конюхи – поклонились, поприветствовали хозяина, взяли лошадей под уздцы и подождали, пока всадники спешатся. Ощутив под подошвами сапог стертый камень, Раймон еле устоял и на мгновение вцепился в седло, однако тут же обрел равновесие. До комнаты, где можно остаться одному и закрыть глаза, оставалось совсем немного, и не годится падать почти в самом конце пути.

На ступеньках, ведущих в основные помещения замка, никто не ждал – а вот сразу за дверьми несколько человек и обнаружилось. Раймон после яркой улицы видел их, словно оплавленные свечи в сумеречной полутьме. Лица расплывались, как давешний пейзаж, и не удавалось уловить черты. Это можно будет сделать потом.

– Ваша милость, – присела в реверансе невысокая свеча, светлая, будто лунный луч, – добро пожаловать домой.

Раймон кивнул. Ему не хотелось никаких слов.

– Мои покои подготовлены? – отрывисто спросил он.

– Они всегда ждали вас.

– Хорошо.

Не утруждая себя более общением, он направился к лестнице, ведущей на второй этаж, – там располагались спальни и личные гостиные хозяев. Раймон не слышал шагов Норбера – слуга передвигался бесшумно, – однако знал, что тот здесь, идет след в след, будто бы на разведке. Эта мысль приободрила.

Спальня – знакомое до последнего угла пространство, с окном, через которое лился щедрый медовый поток, – показалась Раймону самым прекрасным местом на свете. И пускай он не хотел ехать сюда, пускай, зато кровать уже совсем рядом. Он присел на край, услышал, как что-то сказал Норбер, однако это было теперь неважно.

Некоторое время Жанна и Элоиза стояли, не шевелясь и слушая, как шаги хозяина затихают на лестнице. Потом переглянулись. Немного растерянные слуги топтались рядом, и Жанна взмахом руки отпустила всех.

– Это было… впечатляющее явление, – пробормотала она.

– Куда уж лучше, – язвительно согласилась Элоиза. – Кабан-секач в лесу и то более вежлив.

– Ты когда-нибудь видела кабана-секача?

– Нет, но у меня хорошее воображение.

Жанна усмехнулась. Честно говоря, ее воображение гораздо хуже, чем у Элоизы, потому что такой встречи с супругом она себе представить не могла. Она готовилась к тому, что муж будет недоволен, или что он, наоборот, обрадуется, что захочет отдохнуть, пообедать или же узнать о делах в замке – но только не к тому, что он прошествует мимо, едва скользнув по ней взглядом.

Жанне показалось: он ее даже не узнал.

– Наверное, он устал с дороги, – вслух произнесла она. – Мы позже все выясним у его слуги.

– Или не выясним, – пожала плечами Элоиза, – такие слуги весьма скрытны, если преданы своему хозяину. Например, я. От меня бы они ничего не узнали.

– Ты не служанка, ты моя родственница. И я не потерплю этого уничижения.

– О, милая моя, это была всего лишь тонкая ирония, всего лишь.

– Нам следует заняться своими обычными делами, – рассеянно сказала Жанна, глядя на лестницу, как будто на каждой ступеньке ее лежали ответы. – Позже я поднимусь к супругу и спрошу, как он себя чувствует.

– Возможно, не слишком хорошо.

– Да, он… другой. Я помню его другим.

Элоиза еле заметно вздернула бровь и сказала со значением:

– Он тебя – тоже.

Через два часа, оставив Элоизу с книгой в гостиной, Жанна подошла к дверям покоев супруга и негромко постучала. Она уже знала, что слуга, приехавший с Раймоном, затребовал таз с водой, подогретое вино и еще кое-какие мелочи, однако никого к хозяину не впустил. Но, может, жену впустит?

За массивной дубовой дверью, украшенной резьбой (виноградные лозы и чаши, корзины и цветы), не было слышно ни звука. Иногда замок казался Жанне чересчур укрепленным местом: не завоюешь, не подслушаешь, не подкрадешься. Она улыбнулась своим мыслям. Зачем ей подкрадываться? Она тут хозяйка.

Дверь приоткрылась, и высунулось широкое веснушчатое лицо. Круглые глаза, похожие на совиные, с любопытством смотрели на нее. Слуга Раймона не торопился распахивать дверь и приглашать хозяйку в комнату, просто глядел, что еще усиливало его сходство с птицей.

– Я мадам де Марейль, – произнесла Жанна спокойно. – Могу ли я увидеть своего супруга?

– Мадам, – слуга кивнул, и рыжая челка свесилась на лоб, тоже веснушчатый. – Боюсь, сейчас это невозможно. Мой господин отдыхает.

– Как тебя зовут? – спросила Жанна.

– Норбер, мадам. Норбер Пелуз.

– Очень хорошо, Норбер. Если хозяин отдыхает, выйди и поговори со мной.

Слуга бросил неуверенный взгляд себе за спину, однако, судя по всему, Раймон и вправду спал мертвецким сном после дороги, так что его верный страж решился. Он мягким движением выскользнул из комнаты и затворил дверь прежде, чем Жанна успела что-то увидеть. И тут же поклонился.

– К вашим услугам, мадам.

– Пойдем.

Она провела его по коридору и остановилась в конце – там, где начиналась галерея над просторным залом. Когда-то здесь устраивались пиры и праздники, но потом замок неоднократно перестраивали, сузили зал, переделав часть его в гостиные и хозяйственные помещения, построили широкую лестницу, ведущую на второй этаж, прорубили еще несколько окон. А галерея осталась. Экономка рассказала Жанне, что в прежние века во время балов сюда часто усаживали музыкантов, дабы не мешали благородным господам внизу.

Опершись спиной о тонкую витую колонну, соединенную стрельчатой аркой с другой такой же, Жанна скрестила руки на груди и оглядела Норбера с головы до ног. Тот ответил любопытным взглядом. Парень не робкий, что, впрочем, неудивительно, если он так много времени провел с Раймоном. О слуге муж упоминал в письмах пару раз, тем не менее имя не писал – возможно, не считал важным. Жанна не помнила Норбера, однако все события двухгодичной давности смешались у нее в голове. Столько тогда всего произошло, куда там слугу запомнить.

Но теперь все изменилось. Доверенный слуга – это важное лицо, и вопрос в том, насколько он это понимает. Жанне не хотелось, чтобы Норбер считал ее за угрозу.

– Я рада, что ты приехал с моим супругом. Ты давно ему служишь?

– Давно, мадам. Вот уже лет десять как будет. А знаю его всю жизнь.

– Ты вырос в этом замке?

Норбер кивнул.

– Да. Мой отец был писарем у старого шевалье де Марейля, отца господина. Думали, что и я тоже писарем стану, однако почерк у меня отвратительный, – он усмехнулся, – и никак не удавалось научиться. Тогда и решили, что я буду слугой при молодом господине.

– А тебе это понравилось?

Он удивился – видимо, никто не спрашивал у юного рыжего разгильдяя, нравится ему приказ или нет.

– Ну, выбора-то все равно особо не было. А потом, мне сам молодой господин всегда нравился.

– Ты ему тоже, раз он тебя не выгнал.

Норбер кивнул.

– Это вы верно подметили. Если ему кто не по нраву – его милость сразу прогоняет, при себе держать не станет.

Слуга достаточно расслабился, чтобы можно было задать ему следующий вопрос:

– Как себя чувствует Раймон?

Хлоп! Словно забрало закрыло лицо жизнерадостного Норбера Пелуза. Он насупился, на лбу выросла вертикальная морщинка, а прищуренные глаза теперь совсем не казались птичьими – совершенно человеческие были, умные, внимательные.

– Этого я не могу вам сказать, мадам. Его милость не любит, когда я о его делах с кем-то беседую.

– Но я не кто-то, – мягко напомнила Жанна, – я его жена. И милостью Божьей мне жить с ним столько, сколько отпущено. Это небезразлично мне, Норбер, хотя я и не видала супруга… очень долго. Мой муж выглядит странно и едва кивнул мне. Если нужно звать лекаря, мне надо знать.

– Я справлюсь сам, – произнес Норбер и тут же понял, что себя выдал. Он посмотрел на Жанну обвиняюще, как будто она вытащила у него признание под пытками, и настороженно – однако она только кивнула.

– Полагаю, я права. Моему супругу требуется отдых. Я верю, что ты справишься, Норбер, только будь любезен, позови меня, если перестанешь справляться. Коль моему мужу не нравится, чтобы об этом кто-нибудь знал, я сохраню секрет. Уговорились?

Слуга кивнул, хотя и несколько растерянно. Видимо, он ожидал от Жанны другого.

– Теперь я могу увидеть Раймона?

– Ему это не понравится.

– А мы ему не скажем. Это будет тайна. Ты ведь умеешь хранить тайны, я знаю.

Норбер, смущенный ее мягким напором, пожал плечами.

– Я знаю только, что хозяин велел никого не впускать.