– Никаких событий, будоражащих кровь, – заключил Элиот Синглтон, закрывая книгу.
Не достигнув еще и пятидесяти лет, он сильно страдал от ревматизма суставов, хоть внешне и старался не показывать мучащей его боли. По дому он передвигался с помощью костылей, а по своему приходу разъезжал в низкобортной двуколке, у которой местный кузнец соорудил специальную ступеньку, чтобы священнику легче было забираться внутрь. Он предложил Дэниэлу прокатиться и посмотреть местность, начиная с вековых могучих деревьев, заканчивая прекрасно сохранившейся великолепной средневековой конюшней. Недалеко от этой конюшни священник остановился перед симпатичным старым домиком с красно-коричневой шиферной крышей и закрытыми ставнями, стоящем в глубине заброшенного заросшего сада. Шиповник, ежевика и разнообразные цветы буйно разрослись вокруг стен, почти скрывая от глаз калитку.
– Присмотритесь к этому дому, – посоветовал Элиот. – При строительстве здания использовались лучшие суссекские «бриллианты». Это старое название дробленого кварца. Прямоугольный кварц, использованный при облицовке, блестит, как отполированный мрамор.
Дэниэл сошел с двуколки и вошел в калитку. Увлеченный своими исследованиями, он упустил из виду крошечную тупиковую улицу, на которой уединенно расположился дом, одной своей стороной смотрящий на море, а с остальных трех укрытый и защищенный огромными деревьями. Дробленый кварц, сверкающий сквозь разросшийся полусухой плющ, казался магическим материалом, хранящим в своих глубинах солнечный свет древних времен, тепло и вечную прочность. Дэниэл решил, что поселится здесь до тех пор, пока не построит Истхэмптон-Холл на вершине холма.
– Сколько времени дом пустует? – спросил он.
– Много лет. Его нежилой и заброшенный вид очень расстраивает мою жену. Только агенты Бартона приезжают время от времени проверить состояние лома.
– Он принадлежит сэру Гамильтону Бартону?
– Да, это летний домик времен его детства. Изначально это был небольшой коттедж, а отец Бартона достроил и расширил его. Сомневаюсь, что сэр Гамильтон помнит еще о его существовании. Здание начали ремонтировать около пятидесяти лет назад, и ремонт все еще не завершен.
– Слишком скромный дом для столь знатной семьи.
– Старый сэр Гамильтон человек без претензий, как и его отец, который всю свою жизнь оставался Джоном Блантом и начинал карьеру простым матросом. Сейчас семья достаточно знатная и предпочитает забыть о своем происхождении из простых торговцев, но старый джентльмен любит напомнить, откуда они родом.
– Вы так говорите, как будто хорошо его знаете, – заметил Дэниэл, положив руку на калитку.
– Да, знаю. Благодаря ему я стал жить в Истхэмптоне. Долгое время я служил в церкви его поместья, и он решил, что морской воздух сможет облегчить мои боли.
– Что-то он не очень благородно поступает со своими арендаторами.
– Нет идеальных людей, мистер Уорвик, а в каждом грешнике есть что-то хорошее. Сейчас он очень стар и мало осведомлен о том, что делается от его имени. Его агенты все держат в своих руках.
Дэниэл бодро подошел к двуколке, пыль кружилась вокруг его высоких сапог.
– Я узнаю имена этих агентов и приобрету дом, если его внутренний вид соответствует внешнему.
– У меня дома лежит ключ. С тех пор как Бартоны решили тут жить, они сделали запасной ключ на всякий случай. Строители Маррелтона пользуются им во время ремонта.
– С удовольствием поселюсь тут. Я хочу приобрести в собственность не только этот дом, но и земли.
Элиот вздохнул и откинулся на сиденье. Он чувствовал решительность и честолюбие Дэниэла Уорвика с того самого момента, как молодой боксер подошел к нему после утренней службы с просьбой предоставить всю информацию об Истхэмптоне. Эту же горящую искру почувствовала в нем и жена священника. Они приняли его гостеприимно, как и любого путешественника. Между собой они обсуждали его, гадали, кто он такой, и с удивлением чувствовали, что его энтузиазм непостижимым образом зажег в них надежду на возрождение деревни.
– Если ваша деятельность направлена на благо Истхэмптона и его жителей, я окажу вам любую посильную поддержку. Садитесь в двуколку и расскажите, что у вас на уме.
К тому времени как они добрались до дома священника, Дэниэл сообщил свой грандиозный план. За чаем и булочками со смородиной, которые испекла Сара Синглтон и недавно достала из печки, Элиот рассказал о тех трудностях и проблемах, с которыми предстояло столкнуться Дэниэлу.
– Должен предупредить вас, что знатные семьи, живущие в округе, окажут сопротивление любому вашему действию. Возможно, ветер уже донес до их ушей…
– Не дам им никакого шанса. Я долгое время жил в провинции и прекрасно осведомлен, какие сплетни вызывает любой приезжий. Хозяин гостиницы «Бегущий заяц» знает, что я прославленный боксер и приехал сюда по совету своего доктора отдохнуть после тяжелого боя. Он доволен, что я вернулся в Истхэмптон после предыдущего короткого визита, и полагает, что именно благодаря его рассказам о чудодейственном целебном эффекте здешнего морского воздуха я пришел к такому решению. Думаю, он уже всем рассказал, что я увлекаюсь коллекционированием артефактов и ископаемых, чем объясняется мой необычный интерес к морскому берегу и местной почве, – рассмеялся Дэниэл.
– Я вижу, вы уже подготовились к местному сопротивлению, только вы не понимаете всех опасных последствий. Знатные джентльмены не хотят никакого развития и прогресса за пределами своих владений. Зимой и во времена великих бедствий леди обеспечивают едой и одеждой бедноту прихода, а джентльмены даже пальцем не шевелят, чтобы обеспечить занятость населения, помимо нужд своих собственных имений. Их приказчики имеют возможность набирать прислугу из доступной дешевой рабочей силы, но людей, нуждающихся в работе, гораздо больше.
– Я намереваюсь все изменить, – заявил Дэниэл и подался вперед на своем стуле, забыв про чай и будочки. – Я обеспечу людей достойным жильем и работой, зимой и летом. Я снесу все лачуги, которые портят вид и создают неприятное впечатление. Лучший архитектор, которого я найму, воплотит на бумаге все мои идеи и планы. Обещаю вам, что подарю Истхэмптону новую жизнь.
– Я благословляю ваши благородные намерения, – честно ответил Элиот. – Но сможете ли вы убедить кредиторов финансировать столь рискованное начинание? Ведь это же не бокс.
Лицо Дэниэла выражало уверенность, ничто не могло поколебать его приподнятого настроения.
– У них – богатство, у меня – кулаки. – Он поднял их и засмеялся. – Мое обещание победить любого противника, которого они поставят передо мной, убедит их принять мои планы.
На губах Элиота, всегда сжатых от боли, появилась слабая улыбка.
– Среди духовенства найдется немало людей, способных, несмотря на все ваши благие намерения, осудить меня за то, что я сквозь пальцы смотрю на вашу профессию. По совести говоря, я не вижу никакого вреда в справедливом поединке двух честных бойцов, уважающих друг друга как личностей. «Лучше кулаки, чем шпага».
– Благодарю вас за это, – искренне произнес Дэниэл, протягивая священнику руку.
Они тепло пожали друг другу руки во взаимном уважении и симпатии. Час спустя Уорвик уже осматривал дом, в котором собирался жить. Его шаги гулко раздавались на дубовом полу просторных, обитых досками комнат. Дом оказался качественно построенным и прочным, в нем стоял сухой и сладковатый запах древесины. Дэниэл включил на кухне насос над раковиной, из которого сначала хлынул мутный ноток, обрызгав его с головы до ног, постепенно вода стала чистой и прозрачной. Он запер дом и еще раз исследовал сад, в конце которого обнаружил небольшой мостик через ручей, ведущей к давно заброшенному и полуразрушенному улью. Улыбаясь своим мыслям, он вернулся в дом священника, чтобы отдать ключ, а следующим утром выехал в Брайтон.
Сэр Жоффрей внимательно и напряженно слушал рассказ Дэниэла, начиная с того момента, как тот навсегда покинул поместье Уорвик. Ничего уже нельзя было изменить, оставалось только надеяться на лучшее. То, чего больше всего опасался сэр Жоффрей, не сбылось, и Дэниэл без задержек вернулся в мир бокса. В то же время он лишился того, что по праву принадлежало ему, и остался без какой-либо опоры. Финансирование никому не известной деревушки с безграничными возможностями, из которой Дэниэл собирался создать свою собственную империю, давало сэру Жоффрею великолепный шанс стать единоличным покровителем боксера, приобрести права на все проводимые бои и вытекающую оттуда финансовую выгоду.