– Граждане, – кричали, бывало, жители Лондона, – прячьте жен и дочерей, этой дорогой идет король!
Был и другой случай, вызвавший у него еще большую тревогу. Произошел он во время одной из процессий, в которых доставляла себе удовольствие участвовать королева, взошедшая на трон Англии несмотря на сравнительно низкое происхождение. По улицам Лондона продвигалась кавалькада рыцарей и эсквайров в расшитых золотом темно-красных бархатных одеждах; один из них, красивый мужчина явно знатного происхождения, остановил свой взгляд на Джейн; он улыбнулся – и Джейн тоже ответила ему улыбкой, полной той раскованности, веселья и очарования, которыми она с равной щедростью наградила бы и самого бедного лоточника с улицы Кэндлуик.
– Кто этот человек? – спросил он шепотом у стоявших рядом в толпе, убедившись в том, что дочь не слышит. Он уверял себя, что ее следует хорошенько выпороть, чтобы не расточала распутные улыбки знатным господам.
– Разве вы не знаете? – прошептали в ответ. – Это лорд Уильям Гастингс, фаворит короля, он женат на сестре графа Уорика.
Женат! Тогда ему нечего пялиться на дочерей добропорядочных граждан. Брак, судя по всему, не препятствует придворным господам искать развлечений на стороне, забывая о законных супружеских ложах.
Дома Джейн получила причитающееся ей наказание. Когда он, покончив с этим, подошел к окну, то заметил, что во дворе стоит человек, который, увидев его, поспешно удалился; фигура незнакомца напоминала прекрасно сложенную фигуру лорда Гастингса.
На следующий день Джейн была отправлена к родственникам в Нортгемптоншир; и пока она была в деревне, отец занялся устройством ее будущего.
Томас со слугой вошли в большой обеденный зал, и затем Джефферс внес вино в небольшую гостиную, примыкавшую к залу. Настроение Томаса вновь круто изменилось. Он все хорошо спланировал. Сегодняшний прием был прямым следствием улыбок, которыми Джейн одаривала милорда Гастингса. Но сегодня она должна будет улыбаться человеку своего сословия, а он – ей; и их улыбки не будут вызывать опасений у отца, а станут хорошим поводом для радости. Дом Томаса Уэйнстэда был одним из самых величественных в Чипсайде. У него, как и у большинства соседних домов, имелся внутренний двор; по обеим сторонам ворот находились помещения, выходившие окнами на улицу, в них жили слуги и подмастерья; окна его комнаты и комнаты дочери выходили во двор. Главное место в доме занимал огромный зал, и большинство окон располагалось в нем. Существовал обычай, согласно которому все домочадцы должны были принимать пищу в этом зале. Томас обычно восседал во главе стола, дочь – по правую руку от него, на дальнем конце стола в порядке старшинства сидели подмастерья и слуги. Напротив большого зала, по другую сторону двора, были помещения, в которых Томас – весьма преуспевающий торговец дорогими тканями – вел свое дело, подмастерья жили на втором этаже. Под домом находились подвалы, там Томас хранил свой товар, хорошенько запертый от воров на надежные замки, с ключами от которых он никогда не расставался. Были у него и погреба, так как он любил хорошие вина и обильный стол. Он слыл великодушным хозяином для тех, кто ему хорошо служил.
Однако в этот вечер ужин, назначенный на пять часов, должен был подаваться не в большом зале, а в более интимной гостиной, за столом, накрытым для четверых. Он не хотел, чтобы Уилл Шор и миссис Блейг сидели за одним столом с его неотесанными слугами, ибо миссис Блейг считалась светской дамой, а Уилл Шор, будучи золотых дел мастером, несомненно, жил в более роскошной обстановке на Ломбардной улице, чем Томас Уэйнстэд мог позволить себе в Чипсайде.
Он отметил, что стол хорошо сервирован и пол в гостиной устлан свежим тростником. Из кухни доносился аппетитный запах мяса, жарившегося на вертелах; в доме стояла тишина – все понимали важность сегодняшнего события.
Наступила половина пятого, гости должны были появиться с минуты на минуту. О! Он услышал какое-то оживление во дворе и, выглянув в окно, увидел, что прибыла миссис Блейг. Томас вышел встретить ее нахмурившись, потому что Джейн следовало бы быть рядом с ним; ей придется научиться хорошим манерам, если она удостоится чести попасть в дом ювелира.
Затем он улыбнулся, поскольку миссис Блейг немного забавляла его. Как он догадывался, ей было далеко за тридцать, но ей нравилось, чтобы другие думали, будто она моложе. Хитрый прищур маленьких глаз и поджатые губки миссис Блейг свидетельствовали о ее чрезмерных аристократических замашках. В Чипсайде она пользовалась большим уважением как кружевница короля, и ее мастерством, несомненно, стоило восхищаться – никто в Лондоне не мог плести кружева лучше миссис Блейг. Но глупой женщине нравилось, что люди думали, будто король удостаивает ее своим покровительством потому, что когда-то между ними произошло нечто деликатное. Она делала вид, что держит свое прошлое в секрете, но не упускала случая намекнуть, что король сыграл в нем определенную роль. Конечно, у короля было столько любовных приключений, что миссис Блейг вполне могла бы быть героиней одного из них.
Томас в знак приветствия по тогдашней моде поцеловал ее в губы.
– Вы прекрасно выглядите, миссис Блейг, – сказал он, и она довольно улыбнулась.
Действительно, она смотрелась недурно в плотно облегавшем ее платье, юбкой которого мела бы двор, не приподними она ее изящным движением с одного боку, на придворный манер; ее высокая шляпа была на несколько дюймов выше, чем большинство тех, которые ему приходилось когда-либо видеть, а каскад нежнейшей ткани, ниспадавший с нее, достигал почти края платья миссис Блейг.
– Вы тоже прекрасно выглядите, мистер Уэйнстэд. А где же ваша прелестная дочь, о которой мы так наслышаны?
– Она в своей комнате, одевается, хотя ей следовало бы быть здесь, чтобы встретить вас. Но поверьте мне, миссис Блейг, она тратит столько времени на туалет, исключительно для того чтобы предстать перед вами в наилучшем виде. Я имел смелость сказать ей, что сегодня у нас на ужине будет светская дама, весьма сведущая в вопросах моды.
Этими словами он заранее компенсировал любое проявление неуважения со стороны Джейн, а она могла выкинуть что угодно, так как была плохо обучена хорошим манерам. Миссис Блейг жеманно улыбнулась, и чувствовалось, что она весьма удовлетворена.
– Боюсь, что она очень разочаруется, увидев меня.
– А у меня нет сомнения, что она умрет от зависти. Ей непременно захочется иметь такое же платье и такую же шляпку.
Эта приятная беседа была прервана прибытием Уилла Шора; Томас порадовался, увидев, как его старший конюх быстро подскочил к ювелиру, чтобы принять лошадь и отвести ее в сторону. Шор подошел к хозяину дома.
– Очень рад вас видеть, – тепло приветствовал его Томас.
– Я также весьма рад, – ответил ювелир тихим голосом.
– Вы, конечно, знакомы с миссис Блейг.
– Безусловно. И очень рад встретить ее здесь. Миссис Блейг улыбнулась, и ювелир пробормотал, что она выглядит великолепно. Томас немного встревожился. А вдруг эта женщина понравится Уиллу Шору и он решит, что она будет ему лучшей женой, чем Джейн Уэйнстэд? Томас изучающе посмотрел на Уилла. Его одежда была несколько мрачновата и более проста, нежели можно было бы ожидать от богатого золотых дел мастера.
Уилл – уравновешенный и предусмотрительный, благочестивый и дальновидный человек. Захочет ли он взять в жены такое легкомысленное создание, как юная Джейн? И как сама Джейн отнесется к нему?
«Будь спокойнее, – увещевал он себя. – Если Уилл захочет жениться на Джейн, она будет его, даже если придется выпороть ее до бесчувствия и принести к алтарю на руках».
Теперь ему не терпелось поскорее войти в дом, позвать Джейн и посмотреть, какое впечатление произведет она на гостей.
Уилл Шор спросил:
– Как я понимаю, Томас, ваша дочь уже вернулась?
– О, да! Вернулась! И она такая же очаровательная, как и тогда, когда уезжала.
Глаза миссис Блейг сощурились.
– Мы сгораем от нетерпения, мы очень хотим посмотреть на такую прелесть.
Томас вновь допустил ошибку. Ему бы следовало сделать так, чтобы Джейн неожиданно предстала перед гостями во всей своей красе. Это всегда производит больший эффект, чем если заранее подготовить людей к захватывающему зрелищу.
Они вошли в дом, навстречу им по лестнице спускалась Джейн. Все остановились, глядя на нее. Даже отец был ошеломлен ее красотой. Она же улыбалась, будто не сознавая этого. На ней, как и на миссис Блейг, было голубое платье, но на Джейн голубой цвет казался совсем иным. Голубизна ткани отражалась в глазах Джейн, поэтому они выглядели скорее голубыми, чем серыми, и гораздо более прекрасными, чем платье; ее глаза показались Томасу веселее, чем обычно, нежная улыбка открывала взору ровный жемчуг зубов, она немного зарделась от возбуждения, так как любила веселье, а предвкушение развлечения всегда ее оживляло. Лиф ее платья с глубоким вырезом был отделан на груди белым кружевом, голову украшала простая кружевная наколка, выглядевшая очень изысканно, а блестящие волосы струились по плечам. Джейн была миниатюрным, изящным созданием, и когда она спустилась по лестнице, приподняв юбку, из-под которой виднелись красные, по-модному заостренные башмачки, миссис Блейг неожиданно показалась неуклюжей и грубой.