Ной оборачивается ко мне; должно быть, он почувствовал мой взгляд. С осторожностью, чтобы не привлекать внимания, я склоняю голову и дарю ему улыбку в знак поддержки. Не хочу, чтобы стервятник и даже папа это заметили. Это сообщение предназначено только для нас двоих.
Не волнуйся. Мы собираемся перехитрить этих лохов. Клянусь могилами наших матерей, мы победим.
Стервятник со скрипом поднимается со стула. Ной оглядывается на него, разрывая нашу краткую связь.
— Мои работодатели призывают вас рассмотреть вопрос о совершении данной сделки как можно скорее, — говорит Вальмонт. — Наше предложение довольно щедрое, и оно не будет вечным.
— Мы будем иметь в виду «Вессон, Берк и Барсол», если решим продать компанию, — спокойно отвечает папа, игнорируя попытку угрозы. — Спасибо, что пришли к нам сегодня.
Я мысленно пускаюсь в пляс. Да, черт возьми! Папа сказал «если», а не «когда». Маленькая победа.
Вальмонт не выглядит впечатленным таким ответом. Вероятно, он понимает, что «мы будем иметь в виду» — это просто вежливое «пошел на…». Но чего же они ожидали, пытаясь проскользнуть через конкурентов, как не это?
Переговоры закончены. Папа извиняется, вероятно, спешит вымыть руки после пожимания скользкой руки представителя. Ной догоняет меня по дороге к моему кабинету.
— Ты в порядке? — спрашивает он.
Ной спрашивает меня об этом? Он был единственным на грани некоторое время назад.
— Да, я в порядке, — вздыхаю я. — Просто разозлилась.
— Я думал, злость — твое обычное состояние, — дразнит он.
— Только когда я рядом с тобой, — автоматически отстреливаюсь я, но без злого умысла. Я все еще под впечатлением от услышанного в конференц-зале.
Ной просто смеется, как будто мы играем в теннис, а не обмениваемся оскорблениями. Я должна признать, что его смех приятен на слух, и мне нравится видеть его именно таким — увиденное на встрече неприятно поразило меня. Хоть он и может быть раздражающим говнюком, но пусть уж лучше будет веселым.
Некоторое время мы идем молча, окруженные тихим эхом наших шагов и низким ропотом офисных будней.
— А что насчет тебя? — наконец спрашиваю я. — Ты в порядке?
— Теперь, когда ты рядом, я чувствую себя намного лучше.
Опять флирт. Почему он продолжает вести себя так со мной? И почему в моем животе всегда все переворачивается в ответ? Я ненавижу свою реакцию на него.
— Но там, в конференц-зале, было совсем по-другому, — продолжает Ной, — я думал, что врежу этому придурку по его самодовольной роже. Наша компания — не просто цифры на бумаге. Это жизни людей, которые они планируют сломать.
— Правильно… таких людей, как Росита. Ты так о ней заботишься, — со вчерашнего дня я знаю, что они близки, но, увидев Ноя таким расстроенным сегодня, понимаю, как важна она для него.
Он глубоко и тревожно вздыхает.
— Как иначе? Она самый замечательный человечек на земле. И у нее есть семья, о которой нужно заботиться.
Вдруг он останавливается и смотрит на меня, уголки его рта снова поднимаются, но глаза говорят мне, что он по-прежнему обеспокоен встречей и тем, что мы узнали.
— Ну, таков уж я. Думаю, пришло время вернуться к работе.
Я осматриваюсь и вижу, что он прав — мы стоим около двери его кабинета. Уже здесь? Когда мы успели пройти весь этот путь? Время пролетело незаметно.
Я чувствую странный укол разочарования, не желая заканчивать этот разговор. Я не знаю, что еще сказать, просто испытываю желание поговорить с Ноем еще немного.
Или, возможно, я просто не хочу оставаться одной прямо сейчас. Я хочу держаться за тот момент, который мы разделили на встрече. Обнадеживающее и дарящее уверенность чувство, что мы боремся вместе бок о бок. Союзники в окопах. Думаю, страдание любит компанию…
Но список дел ждет меня, так что, стряхивая зарождающееся чувство близости, я киваю Ною в знак прощания.
— Увидимся позже.
— Не слишком поздно, я надеюсь, — подмигивая, Ной исчезает в своем кабинете.
Ух… в животе снова все перевернулось. Заверните мне его, нет, подождите, не заворачивайте. Я имею в виду, нужно забыть его. И его монстра тоже. У меня миллион дел, которые нужно сделать, а я уже потратила полдня.
Я поворачиваюсь на каблуках и направляюсь в свой кабинет. Может быть, мои чувства успокоятся, как только начну работать. Я похороню себя в жестких финансовых проблемах, вольюсь в поток и не позволю больше ничему меня отвлечь.
Но идея одиночества, обычно доставляющая блаженное удовольствие, сейчас почему-то беспокоит меня. И поскольку я не могу найти компромисс со своей головой, в дело вступают ноги. В итоге я оказываюсь перед дверью в кабинет отца.
Захожу в кабинет и позволяю себе насладиться блаженной тишиной — успокаивающий аромат древесины, кофе и бумаги. Я всегда чувствовала себя тут, как дома. Я практически выросла в этом офисе. Прочитала все книги и деловые журналы с полок. Я знаю каждый сантиметр этой комнаты, и это успокаивает меня.
Дверь снова открывается с мягким щелчком, и папа говорит:
— Я знал, что найду тебя здесь.
Я могу услышать улыбку в его голосе, даже не поворачиваясь. И это хорошо, потому что я так устала, что сил осталось лишь на то, чтобы дышать.
— Ты хотела о чем-то поговорить?
Обходя стол из красного дерева и внушительный трон позади него, папа садится в приземистое кожаное кресло за журнальным столиком. Я сажусь в кресло напротив. И оно все так же неловко скрипит, как и в течение последних восемнадцати лет.
— Нет. Я имею в виду… — я вздыхаю. — Может быть.
Я даже не знаю, что мне сейчас нужно. Мои мысли по-прежнему бегают и не могут ни на чем остановиться: пренебрежительный стервятник, напряженная поза Ноя, озабоченное лицо отца, на котором с каждым днем углубляются морщины. А еще временные рамки совета, и вся та работа, что ждет меня впереди… нас. Само слово «мы»… и эта идея, что скоро я стану «нами».
Но, возможно, это не так уж и страшно. У партнерства есть свои положительные стороны, не только отрицательные. У меня есть яркий пример: сотрудничество папы и Била Тейта.
И я помню ту связь, которую мы разделили с Ноем в конференц-зале. Та доля секунды взаимопонимания, которую я видела в его глазах. Могу сказать точно, он себя чувствовал одиноким, подавленным. Внезапное понимание того, что я не одна, сокрушило меня. Храбрясь перед ним, я укрепила свою собственную веру. Даже сейчас, вспоминая предназначенную ему улыбку, я чувствую себя более сильной и более спокойной.
Удивительно, на что способен один лишь взгляд. Сколько чувств он может передать. В один миг может вытащить меня из отчаяния, даже замедлить мое сердцебиение... Или ускорить его. Как это произошло между нами в зале несколько минут назад. Или на встрече, когда Ной поцеловал мою руку.
Ради Бога, мое либидо когда-нибудь заткнется? Сейчас не самое подходящее время, чтобы трахать свой мозг. Уф, подождите. Плохой выбор слов.
— Ты еще здесь, милая? — спрашивает папа.
Я мгновенно возвращаюсь к реальности. Черт, я снова потерялась в своих мыслях. Что-то в последнее время я стала часто отвлекаться.
— Извини. Я просто… Я не знаю с чего начать, — и это не ложь.
— Я налью нам кофе, — папа с ворчанием наклоняется вперед.
— Нет, папа, не вставай. Я сама, — я встаю и иду к буфету, чтобы включить одну из кофе-машин.
Он досадно вздыхает.
— Знаю, я больше не молодой и дерзкий, но…
— Все нормально. Я не против.
Папа гордый, и я не хочу заставлять его чувствовать себя беспомощным, но хорошо знаю, с каким количеством боли и усталости он имеет дело. И, честно говоря, я отчаянно пытаюсь сделать что-то. Что-либо вообще. Мне просто нужно действовать.
Так что я сама занимаюсь кофе. Кофе с фундуком для меня, колумбийский темной обжарки для папы. С сахаром, но без сливок для меня, со сливками, но без сахара для него. Этот ритуал сам по себе является почти столь же успокаивающим, как и богатые ароматы, доносящиеся из наших кружек.
Я надеялась, что разговор пройдет легче. Я стою спиной к отцу, мои руки заняты; я не должна позволять своим чувствам вырваться наружу, чтобы папа лишний раз не волновался. Но слова, которые вылетают из моих уст, застают нас обоих врасплох.