— Ну да, милочка. — Леди Дьюли усмехнулась. Топтавшийся рядом с ней лорд Бисмайр глаз не спускал с внезапно порозовевшей Альмы. — Эдвард и Дельберт поспорили, что ваш отец не выдаст вас за лорда Картрайта. То есть это Дельберт спорил, что не выдаст, а Эдвард — что наоборот! — Она засмеялась. — Поздравляю! Теперь коляска твоя! Так вот что за грязные уловки…
— Моника! — рявкнул лорд Картрайт. — Замолчи!
— Вы поспорили на коляску, что я выйду за вас замуж? — медленно повторила Тиана. — Я правильно все поняла?
— Тиана, — он вновь протянул к ней руку, — так было вначале, но…
Она не стала слушать дальше. Размахнувшись, серая мышка Кристиайа Меррисон от всей души дала пощечину лорду Картрайту. Звонкий хлопок прокатился по залу, как выстрел; гости умолкли, и даже сэр Абрахам замолчал.
В полной тишине Тиана развернулась и пошла прочь, почти побежала из зала, зная, что семья (какая бы ни была!) последует за нею.
В карете все молчали; Эдвард прорычал, что разбираться будут, когда доберутся до его дома, и был так зол, что все подчинились. Всю дорогу он смотрел не на друзей, а в окно; щека еще горела, будто от ожога.
В Картрайт-хаус Эдвард влетел почти бегом и широким шагом направился в малую гостиную; попавшийся на пути Бенджамен отскочил, чтобы не попасть хозяину под горячую руку.
— Принеси выпить! Немедленно! — бросил ему Эдвард.
— Что ты так кричишь? — сказала Моника, входя следом за ним в гостиную. — Бен не виноват.
— Да! — Эдвард развернулся и ткнул в нее пальцем. — Это ты виновата! Кто тебя просил кричать о споре на весь зал?
— Мне тоже хотелось бы это знать, — холодно отметил Дельберт. Он выглядел мрачнее тучи. — Ты представляешь, сколько народу это слышало?
— И что? — Моника пожала изящными плечиками и опустилась в кресло. — Все равно это самый лучший скандал сезона!
— А если я не хотел скандала сезона, черт тебя раздери? — заорал лорд Картрайт; он себя почти не контролировал.
— Эдвард, — предупреждающе произнес Кевин.
Он встал, положив руку на спинку кресла Моники. Леди Дьюли побледнела, глядя на взбешенного Эдварда.
— Что?! — Он резко выдохнул и отвернулся, стараясь справиться с собой. — Я почти добился своего! Еще немного — и я увел бы ее оттуда, спас бы ее! Как же вы не понимаете, тупоголовые вы кретины! Я не хотел, чтобы так получилось!
— Бренди, сэр, — невозмутимо произнес возникший на пороге Бенджамен.
— Налей.
— Эдвард, успокойся, — холодно сказала Моника. Она знала, что виновата, и потому шла в наступление. — Все это выплыло бы наружу рано или поздно. Ты выиграл спор и отлично подшутил над Меррисонами, разве этого мало?
— Моника, — впервые Кёвин не поддержал ее, — ты ошибаешься. Тут другое. — Он испытующе посмотрел на лорда Картрайта. — И дело серьезное.
— Серьезнее, чем вы думаете, — буркнул Дельберт. Эдвард вопросительно на него взглянул; друг покачал головой. — Сначала ты.
Эдвард взял с подноса стакан, на дне которого плескался бренди, и залпом осушил его. Легче не стало. Но ярость немного откатилась, уступив место жгучему стыду и усталости.
— Вначале, — начал Эдвард, — я действительно воспринимал все как шутку. Как же, такая забава: попытаться добиться руки дочки Меррисона, может, даже соблазнить ее… И я придумал сэра Исаака Роудза. Отправился к Хокинсу, лучшему сыщику в Лондоне, попросил его выяснить кое-что о семье Меррисон. Он-то мне и отыскал этого дальнего родственника. Настоящий сэр Исаак живет себе мирно в Кенте, женат на очаровательной дочери торговца сукном и знать не знает, что собирается вступить в брак с Кристианой Меррисон. Хокинс много чего узнал о сэре Абрахаме и его семье; он же за приличные деньги согласился изображать моего слугу. Брат Кевина, Майкл, сам того не подозревая, наставил меня на путь истинный своими благочестивыми разговорами; я запомнил, что он говорит и как, перечитал письма моего двоюродного дяди из Саутгемптона, потренировался немного — и готово. Хокинс помог мне загримироваться, говорить другим голосом несложно… И я приехал к Меррисонам. Сначала забавлялся, глядя на них, но уже к вечеру первого дня мне стало не смешно. — Он передохнул и снова взял стакан, предусмотрительно наполненный Бенджаменом. — Этого невозможно не увидеть, когда ты находишься у них. Атмосфера страха, подчиненности, уныния; бесконечные молитвы, посты, разговоры о благочестии и грехе. Вы не знаете, как они живут, и я не знал. Сэр Абрахам — не просто скупец, он фанатик. Он держит их на постной пище, заставляет непрерывно молиться, не позволяет хорошо одеваться, даже взглянуть на красивую вещь! За малейшую провинность девушек наказывают. К сестре он относится любезнее, но и она страдает. Он самодур, я возненавидел его сразу. И все же он не смог убить живую искру души в этих девушках. Несмотря ни на что, они ему не покорились. Я видел это. Видел, как они переглядываются, как перешептываются, когда думают, что никто не замечает. А потом, когда я встретил Кристиану на балу…
Он остановился и покачай головой.
— Еще раньше я понял, что она умна, только сознательно прячет ум, чтобы отец не наказал ее за вольность суждений; и когда Тиана позволила себе быть собой, она оказалась настолько прекрасной, что я, даже не узнав ее, готов был совершить для нее нечто большее, чем позволяю себе обычно. А потом она еще раз доказала, что способна на поступки, и я сопротивлялся этому, решив, что мне просто кажется, будто она мне понравилась так сильно. Я продолжил разыгрывать из себя сэра Исаака, сам же внимательно за нею наблюдал. Чуть не помер, цитируя на память эти зубодробительные церковные речи, и проникся огромным сочувствием к несчастным священникам, которые должны все это знать в огромных объемах; но оно того стоило. Мне стал неважен наш с тобой спор, Дельберт. Сегодня, когда мы с нею шли по дому лорда Херста, я вдруг пожалел, что я — не сэр Исаак Роудз и что мне не нужно в самом деле жениться на этой женщине. И в тот же миг понял, что без нее оттуда не уйду. К сожалению, пришлось. Из-за тебя, Моника.
— Эдвард, — подавленно произнесла она, — но я же не знала…
— Я сам не знал. — Он отвернулся, разглядывая узор на каминной полке и не видя его. — Сегодня понял. Понял, что люблю ее и хочу на ней жениться.
— Не ты один.
Голос Дельберта прозвучал как похоронный марш.
— Что? — изумленно повернулся к другу Эдвард. — Ты тоже влюблен в мисс Кристиану?
— К счастью, нет. К несчастью, я влюблен в ее сестру, Альмарозу. — Лорд Бисмайр развел руками. — И уже давно. Прости, Эдвард, я тебя разыграл; но наш спор был лишь предлогом. Я надеялся, что ты сумеешь разглядеть, что эти девушки не так просты, как кажутся.
— Почему же ты не сказал?..
— Боялся, что все вы меня засмеете. Я трус, — усмехнулся Дельберт. — Самый настоящий трус. И я решил поспорить с тобой, зная твою способность затевать скандалы. Думал, что скандал позволит мне приблизиться к Альме и сделать ей предложение. Думал, что ты изобретешь способ добиться своего; ведь не зря я сказал, что согласие отца на брак должно быть добровольным. Я намеревался потом пойти твоим путем. Так-то ее отец меня и близко не подпускал, а я не обладаю твоей, Эдвард, наглостью и сноровкой и никак не мог придумать, что делать…
— Подожди, — тут даже невозмутимого Кевина пробрало, — ты влюблен в Альмарозу Меррисон?!
— И давно. Даже подарки ей посылал. Она, правда, ни разу ими не воспользовалась.
— Она не могла, — сдавленным голосом сообщил Эдвард. — За то, что ей присылает драгоценные вещицы неведомый поклонник, старый Меррисон заставил твою Альму молиться днями и ночами и посадил на хлеб и воду. Считал, видимо, что это ее вина. Что она кому-то дала повод считать ее почти женщиной легкого поведения…
— О боже! — выдохнула Моника. — Я не думала, что все так…
— Вот именно, — прервал ее Эдвард. — И сегодня у нас был шанс их спасти. Теперь придется отыскать другой путь, так как сдаваться я не намерен.
— Я тоже рассчитывал сегодня что-нибудь сделать, — сказал Дельберт. — К тому же, вернувшись из поездки домой перед тем, как отправиться к лорду Херсту, я выяснил, что во время моего отсутствия мне принесли письмо. От мисс Кристианы Меррисон.
— Что? Тиана тебе написала?
— Да, и я удивлен, что не тебе. Хотя речь в письме шла об Альме; Тиана просит меня помочь ее сестре, если я испытываю к ней хоть какие-то чувства. Я решил, что разберусь с этим, столкнувшись у Херста с Меррисонами; я же не знал, что ты замыслил такой спектакль!