Я проследила взгляд Максима Петровича, и мы направились к лимузину.

«Так тебе и надо, козел», – ныряя в салон, подумала я о Жукове и тут же испытала приступ вины:

– А Жукова мы не берем?

В конечном счете разве не я мечтала о богатом выборе доноров? К тому же мужчины – существа стадные: не будет одного – не будет и второго.

– А зачем он нам нужен? – заговорщицки подмигнул Максим Петрович, осторожно касаясь моего локтя. – Мне показалось, он не по-джентельменски с вами обошелся. Я не прав?

Ответить я не успела.

– Я за вами! – завопил Жуков, и я поняла, что зря о нем беспокоюсь.

Машина мягко тронулась с места и уже через десять минут парковалась перед трехэтажным зданием в купеческом стиле.

По широкой лестнице мы поднялись на площадку верхнего этажа, на которую выходили четыре звукоизолирующие двери из массива.

На одной я прочитала: «Француз Максим Петрович – председатель Ассоциации фермерских хозяйств».

С такой фамилией председательствовать в Дворянском клубе, а не у фермеров.

Максим Петрович отпер замок и распахнул передо мной дверь.

Ого!

Современный офис ассоциации, обставленный со сдержанным шиком, поражал воображение: стильный и дорогой, он скорее походил на штаб-квартиру правящей партии, чем на офис добровольно объединившихся нищих фермерских хозяйств. «Откуда деньги?» – успела подумать я.

– Присаживайтесь, – пригласил хозяин кабинета, и я с некоторой робостью присела к столу совещаний, оказавшись по правую руку от Максима Петровича.

События разворачивались чересчур стремительно для моего привыкшего к тихой незаметной жизни организма. В сознании не помещалось, что это воплощение мечты, темпераментный, харизматический мужчина, по предварительной оценке настоящий Король, – теперь мой начальник.

– Кофе? Чай?

– Кофе.

– Фаина Романовна, – подняв трубку, небрежно бросил Француз, – два кофе.

Мы переглядывались и улыбались друг другу: я – смущенно, Француз – покровительственно.

Когда в кабинете появилась полная дама средних лет, мы с Максимом Петровичем практически уже были близкими людьми.

– Здравствуйте, – кивнула дама, глядя поверх очков.

Максим Петрович принял поднос с чашками и с напускной суровостью распорядился:

– Оформите Витольду Юрьевну начальником лаборатории, оклад мы обсудим позже.

Я протянула документы, Фаина Романовна покинула кабинет.

Установилась вязкая тишина. Максим Петрович со значением поглядывал на меня, под этими взглядами сердце в груди било в набат, кофе не проглатывался.

– Ха! Вы уже тут кофе хлещете! – уличил нас Жуков, влетев в кабинет. – Есть еще чашка?

– С собой носить надо, – проворчал Максим Петрович.

Арсений плюхнулся с другой стороны стола, напротив меня и тут же принялся сверлить меня взглядом.

Не выдержав перекрестного огня, я поднялась с места:

– Схожу к Фаине Романовне.

К выходу я добиралась в полусознательном состоянии: мои ноги, которые, по утверждению Дашки, являются главным украшением моей фигуры, просто заплетались в косичку под беззастенчивыми взглядами мужчин.


Сирень выкинула первые метелки соцветий, в саду было полно работы, но вместо того, чтобы заняться участком, я определила Триша на постой к Дашке и уехала в командировку за оборудованием, посудой и реактивами.

Бывают в жизни моменты, когда тебя ведет судьба и все складывается почти без усилий с твоей стороны. Очевидно, это был как раз такой момент: не сделав ни одного лишнего движения и не потратив ни одной нервной клетки, я нашла все, что искала, и даже больше. Удалось уложиться в смету и сэкономить на мебели для химлаборатории.

Меня не покидало ощущение, что на моей улице перевернулся наконец грузовик с пряниками.

Даже на вокзале в кассу не было очереди, я сразу купила обратный билет и успела зайти в кафе перекусить.

Едва я устроилась за столиком, в заведении появилась девушка.

Я отметила роскошное кожаное пальто оливкового цвета, модный оттенок волос, безупречный макияж и умопомрачительные ботиночки на шпильке. Мне бы тоже пошло такое пальто… Ботиночки при всей своей умопомрачительности в Заречье вещь абсолютно бесполезная. Да и модный оттенок волос – одни расходы, никакой окупаемости. Не для сельской местности штучка, определилась я и успокоилась.

Девушка наметила столик, сняла пальто и, проходя мимо меня, замедлила шаг.

– Ну, надо же, – воскликнула она, – вот так встреча!

Первая мысль – ко мне это восклицание отношения не имеет. Я покосилась на девицу, и первая мысль сменилась другой: меня с кем-то путают.

– Какая неожиданность! – тем временем, подсаживаясь за мой столик, ликовала девица. – Витольда, неужели ты?

Я нацепила вежливую улыбку и подтвердила:

– Да, я.

– Ну только не говори, что ты меня не узнаешь! Состояние человека, который не узнает кого-то, можно сравнить только с состоянием человека, которого не узнают. Одинаково приятно.

Я смотрела на девушку и всеми силами старалась не очень глупо выглядеть.

– Людмила Масленникова! Ну, вспомнила? – подсказала моя собеседница, готовая обидеться.

Наверное, для Людмилы многое изменилось за эти одиннадцать лет, если она забыла, что девушки на нашем курсе все время соперничали за любовь Степки Переверзева и никаких нежных или просто теплых чувств друг к другу не испытывали. Не знаю, чего ждала от меня бывшая сокурсница – что я брошусь ей на шею?

Людмила прочитала на моем лице то, что не должна была прочитать.

– Да брось ты, Витя, – понизила голос однокурсница, – все быльем поросло. Степан погиб, ты слышала?

Я медленно покачала головой, не понимая, о чем это Людка говорит?

– Никто ничего о нем не знает, – быстро добавила Людка, поймав мой ошалелый взгляд, – ходили слухи, что он на военном заводе работал, что-то с химическим оружием связано, хотя у наших мальчишек кафедра была. Помнишь, как они по танку на заднем дворе ползали?

На задворках памяти всплыла залитая солнцем аудитория, распахнутые в колодец двора окна и танк на дне этого колодца. По танку действительно самозабвенно, с детским азартом ползали наши мальчики.

– Никого не призывали, а он как-то попал в армию, – продолжала Людмила, – кто-то говорил, что тесть устроил. Степа ведь женился на дочери какого-то генерала. Помнишь?

– Да, – кивнула я, прислушиваясь к сердцу – оно ныло. Не по Степану – по собственным молодым мечтам и надеждам.

– На заводе несчастный случай произошел, взрыв, пожар – в общем, нет больше Степана.

Мы помолчали, думая каждая о своем.

– А ты все такая же молчунья, – хихикнула после минуты памяти Людка, – может, закажем вина?

– Давай, – все еще переживая услышанное, кивнула я.

– Ты-то как?

Масленникова придирчиво оглядела мой брючный костюм (лучшую вещь в гардеробе) и часы – подарок мамы на тридцатилетие.

– Нормально, – я взглянула на часы – до поезда оставалось сорок минут.

Людка уже обследовала мои руки в поисках обручального кольца.

– Замужем?

Ну, вот оно, началось.

– Нет, – настроение окончательно испортилось, – не замужем. И пока не собираюсь.

– Что, небось недавно развелась? – проявила сообразительность Людка.

– Да, недавно, – подтвердила я, думая только о том, как безболезненно проскочить тему детей, – а ты?

– Я замужем, сын растет, диссертацию пишу, вот, была в командировке на заводе. А ты с кем-нибудь из наших связь поддерживаешь? Ты же, по-моему, с Ириной Супрыкиной дружила.

Ну вот не понос, так золотуха: мимо детской темы проскочили, зато вляпались в воспоминания о дружбе.

– Знаешь, мы как-то потерялись с ней, – как можно легкомысленней произнесла я.

– Могу дать телефон.

– Давай. – Я послушно достала блокнот.

Масленникова продиктовала номер бывшей институтской подруги и понеслась дальше перебирать имена и фамилии.

Потом Людка проводила меня к поезду и долго внушала:

– Не пропадай, Витольда, не рви связи. Нам нечего и некого делить, Степка для нас был как переходящее красное знамя. Звони, будешь в Москве – встретимся, посидим, познакомлю с мужем, с сыном. Поняла?

Я приняла все аргументы в пользу дружбы, пообещала не пропадать и даже чмокнула Людку в щеку.

Всю дорогу домой я с мистическим страхом думала о том, что большого любителя женщин Степана Переверзева нет в списках живых.