Утро мы встретили с Тихомировым в обнимку.
– Отдам свитер криминалистам, через пару дней мы будем знать о хозяине все. Или почти все. Кстати, ты в курсе, что Жуков работал в молодости на кафедре химии в университете?
– Да, – мне показалось, я разучилась дышать, – конечно, он рассказывал. И что теперь?
– А ничего – под суд пойдет.
– Ты же говорил, что в письмах нет состава преступления?
– Не волнуйся, есть много способов упрятать человека за решетку.
– Давай ты за что-то одно посадишь Жукова. Или за аферу, или за письма, только я сомневаюсь, что это он писал мне.
– Конечно он!
– Что ты, это не в характере Жукова. Арсений бы не стал заморачиваться, царапать, как ты выразился, крахмалом или лимоном. Он вообще не романтик, если хочешь знать.
– Витюша, романтик – это хлюпик и слабак. Я уверен, что это Жуков вертелся возле дома ночью. Спрашивается, что он здесь делал? Если романтик, то понятно: мечтал увидеть тебя. Если не романтик, а настоящий мужик – ждет меня сейчас на позиции с эсвэдэшкой.
– С чем? – прислушалась к непонятному слову я.
– Со снайперской винтовкой Драгунова. – От слов Тихомирова дохнуло холодом.
Я покачнулась – будто заглянула в земной разлом:
– Ну и шутки у тебя.
– Я это к чему? К тому, что Жукова исключать нельзя.
Мы уже полчаса целовались, медленно, как в беззвучном танго, смещаясь к порогу.
– Опаздываю, – время от времени вспоминала я.
– Вот возьму и не отпущу тебя.
– Отпусти, гражданин начальник, – хохмила я, хотя на самом деле сердце сладко ныло от Диминых слов.
Дима сгреб меня в охапку:
– Я буду держать тебя, а ты – меня.
– А если я держать не буду? Сбежишь?
– Если не будешь меня держать, я подумаю, что не нужен тебе. У нас, у мужчин, куча комплексов.
– Бедные. А как же ваша хваленая уверенность?
– Мы в себе уверены, а не в вас.
– Ты уверен в себе? – рассчитывая услышать, что в ближайших Димкиных планах любить меня до конца жизни, спросила я.
– Я уверен в себе.
Мы опять поцеловались, и я наконец выскочила из дома «на крыльях любви» – так, кажется, называется это глупейшее состояние эйфории.
Всю дорогу на ферму я гордилась собой: итак, четвертый пункт плана наконец преодолен! Соблазнение Короля состоялось и прошло так естественно, что заподозрить меня в умысле даже следователь Тихомиров не сможет.
Остается: зачать ребенка и расстаться с Королем.
Последний, шестой пункт требует переосмысления. Подумаю об этом на досуге.
Интересно, попаду я в число женщин, которые беременеют с одного раза, или Тихомирову придется задержаться в моей жизни? А если придется, то насколько?
Верка Рысакова, одетая с провокационным шиком, встречала макаронника в аэропорту: брюки на бедрах, красный ремень со стразами, красные туфли на платформе, майка. В просвете между майкой и брюками – умеренная, вполне аппетитная жировая складка. Сладкий, цветочный парфюм и два кило косметики – оружие массового поражения, а не заместитель руководителя администрации по финансовым вопросам Вера Николаевна Рысакова!
«Вот почему Гена такой затюканный», – увидев чиновницу, поняла я.
Хотя, наверное, я судила предвзято, потому что у Стефано от взгляда на Верку в зобу сперло дыхание. Видимо, Рысакова напоминала Стефано родные пейзажи.
Верка провела блиц-планерку:
– Ужин в «Багратионе», – размахивала шашкой Рысакова, – в восемнадцать ноль-ноль. Не опаздывай. Будем брать клиента.
Все отдавало дешевым фарсом, я поверить не могла, что Стефано решится сесть с нами за стол переговоров, если этот стол будет находиться за пределами кафе «Багратион».
Однако после нескольких часов, проведенных наедине с Рысаковой, Стефано, видимо, окончательно спятил, потому что все пошло, как обещала Верка.
Уже на следующий день мы подали документы на регистрацию совместного предприятия с умопомрачительным названием «Стефановера».
Пошаговые действия разрабатывала Верка, она же объявляла Стефано суммы взяток и официальных платежей. Стефано прошел испытания с достоинством, которое я даже не предполагала в нем.
Сарказм мой улетучился, когда Верка вручила пухлый конверт.
– Это за что? – глупо спросила я.
– Тебе лучше не знать.
– И все-таки?
– Это разница между фактом и вымыслом.
– Ты взяла с партнера больше, чем нужно?
– Нет. Просто для своих одни тарифы, для чужих – другие. Стефано – чужой, но ему ведь не обязательно это знать, правда?
С Веркой не поспоришь – она владела тайными знаниями, как пифия из храма Аполлона или адепт высшей магии.
Тарифы на различные комбинации подписей с печатями и без, имена чиновников и агентов влияния, слабые места системы – все подчинялось Верке.
Одно правило оставалось неукоснительным: Рысакова каждый день вынуждала Стефано покупать «джентльменский набор» (икра красная, черная, бутылка коньяку, шампанское, конфеты), складывала все это в пакет и, оставив партнера томиться под дверью кабинета очередного чиновника, исчезала в кабинете вместе с пакетом.
Выходила с пустыми руками, отправляла Стефано в гостиницу, возвращалась в кабинет к чиновнику и забирала пакет.
– Как ты это делаешь? – Я до этого не сталкивалась с таким циничным надувательством.
– Витольда! Нельзя быть такой наивной! – смеялась Веерка. – Вошла к Михаилу Алексеевичу (Петру Петровичу, Ивану Ивановичу) и попросила разрешения оставить пакет, ну якобы чтоб не таскаться с ним по кабинетам. Потом зашла и забрала.
– О-о! – округляла я глаза и рот.
Ракетно-зенитный комплекс «Гюрза» оказался рядом с Веркой детской игрушкой.
Благодаря Верке и коррупционным технологиям дела наши двигались стремительно.
ОАО «Стефановера» открыло счет в банке, арендовало офис и наняло бухгалтера. Двадцать га пахотной земли, с клеймом «деградированные», легли уставным капиталом в ОАО. Оборудование для молочного завода пока тоже считалось уставным, но Верка заверила меня, что она «с полпинка выведет активы» и я стану единоличной владелицей своей мечты (Верка была не в курсе моей настоящей, Большой мечты).
– У тебя нет знакомых химиков? – Тихомиров потянулся, как зверь после сна – всем телом.
Хорошенькое начало дня.
– Есть, конечно, в санстанции, на водоканале – пожалуй, все. А почему ты спрашиваешь?
– Подозреваю, что наш маньяк – химик, – неохотно произнес Дмитрий Сергеевич и сладко зевнул.
– Подозреваешь?
– Конечно, Витюша, я же следователь. – Тихомиров обнял меня, покачал в объятиях.
Мне ни о чем не хотелось говорить и думать – Димины объятия были моей колыбелью, началом всего. Какая разница – кто пишет мне письма, почему и для чего! Примерно так я и высказалась:
– На водоканале и в санстанции работают женщины. Других химиков не знаю. Все равно ему когда-нибудь надоест писать, и он перестанет.
– А возможен другой вариант: ему станет этого мало, и он захочет большего.
– Чего – большего? – От близости Тихомирова голова кружилась и отказывалась ясно мыслить.
– От человека, который таким экзотическим способом объясняется с женщиной, можно ожидать всего. Он может перейти к действиям.
– Дим, ну к каким действиям? Не станет же он проникать, как ты выразился, в дом, хватать меня и насиловать?
– Не хочу тебя пугать, но не исключен и такой вариант развития событий. Я и так не всегда рядом, а на следующей неделе у меня командировка. Хоть бери и вези тебя с собой.
Димины руки занимались тем, что карается статьей 139 УК РФ, – проникновением.
– Я не против, – прошептала я, соображая все хуже. Поток желания утягивал меня на глубину, как река жертву.
– Обещай, что ты будешь осторожна, – услышала я.
– Не хочу быть осторожной, хочу быть безоглядной, – послушно следуя за желанием, ответила я.
Или хотела ответить, но не успела? Не помню…
Проснулась я оттого, что на кровати стало больше места. Не открывая глаз, протянула руку и убедилась, что место Тихомирова благополучно занял Триш.
Я приподнялась на локте и прислушалась – было тихо и темно, как в гробу. Такие безлунные ночи принадлежат богине ночной нечисти Гекате, вспомнила я.
Ругая себя за пессимизм, поднялась и направилась на поиски Тихомирова.
Туалет, ванная, кухня, мамина спальня, гостиная встречали меня безмолвием – Димы не было нигде.