Алена Любимова - Женщина-фейерверк

– Похожее ощущение, – покивал Никита. – Дома отец и мать были полными хозяевами. Мои суждения и взгляды на мир их вообще не интересовали и в расчет не принимались.

– Полная диктатура, – хмыкнула я.

– Именно, – подтвердил он. – Любящая, но диктатура. Видите, и тут мы друг друга понимаем.

– Как странно, – поневоле вырвалось у меня. – Действительно, у нас много общего.

Он посмотрел мне в глаза.

– Ничего странного. «Встретились два одиночества».

Я вспыхнула. Что еще за намеки? Он как ни в чем не бывало задумчиво продолжал:

– В этом городе почти каждый по-своему одинок. И очень трудно встретить человека, с которым говоришь на одном языке. Ой! – скорчил он извиняющуюся гримасу. – Что-то меня на лирику потянуло. Обещал вам настроение поднимать, а сам…

– Никита, вы мне подняли настроение, – перебила я.

– Правда? – Уголки его губ вздернулись, лицо неожиданно сделалось лукавым. – В таком случае, может, перейдем к делу?

На работу я возвратилась в совершенно растрепанных чувствах. Состояние мое граничило с яростью. Меня «поматросили и бросили»! То есть заказ Туров не отменил. Наоборот, мы с ним целый план успели составить. Но я совершенно не понимала, чего он от меня добивается. Зачем были эти цветы, эти разговоры о «нашем» ресторане, «нашем» столике, а потом еще оказалось, что у нас, видите ли, так много общего! И слова его были такие искренние, чуть слеза не прошибла. Я и растаяла. И поверила, что интересна ему. Ну если и не как женщина, то хотя бы как человек. Вообще-то в его словах сквозил намек, что я его и как женщина привлекаю. А потом – раз, и весь интим словно выключили. И Туров вдруг стал такой деловой-деловой.

Все бы ерунда, но он и вправду мне нравится! Мне давно никто так не нравился. С самой Жекиной гибели. В начале обеда мне показалось, что между мной и Никитой действительно может что-то быть. Такой эмоциональный контакт возник – прямо родственные души. Я даже вздрогнула, когда он сказал про два одиночества. Душа ушла в пятки. Думала, еще чуть-чуть, и он прямо скажет, как я ему нравлюсь. Или, к примеру, что он хочет со мной встречаться. Или еще что-нибудь в этом духе. Я уж и забыла, что именно в таких случаях говорят.

Интересно, он перевел потом разговор, потому что испугался, что его слишком далеко занесло? Или это просто его манера вести дела? Кстати, вполне вероятно. Разные ведь бывают подходы. Одни сразу берут быка за рога и, не тратя понапрасну времени, излагают тебе суть проблемы. А другие, наоборот, стараются сперва расположить к себе нужного человека, чтобы тот почувствовал себя чуть ли не их лучшим другом. Если так, какая же я идиотка! Я-то уже почти влюбилась в него. Нет, больше у него этот трюк не пройдет. Я не подопытный кролик.

Эх, сделать бы так, чтобы он сам в меня влюбился! Я бы ему показала! Он мне про чувства, а я про дела. Он мне цветы, а я ему – калькуляцию. Он целоваться полезет, а я… Нет, в таком случае пусть сперва полезет, а я уж потом найду, как его осадить. По-моему, он должен хорошо целоваться. А вот я уже, наверное, разучилась. Ой, ну почему же так хочется, чтобы эта сволочь меня поцеловала! Прямо до дрожи хочется. Ужас!

Мне стало стыдно. Ну что я как тринадцатилетняя девчонка! Нафантазировала, распалилась и совершенно перестала соображать! А виновата Алка. Я жила себе спокойно десять лет, о мужиках-то практически и не думала. А Алка мне голову заморочила, теперь вот приводи себя в порядок…

Нет, но не мог же он мне просто так столько всего наговорить про общность интересов. Что он рассчитывает получить взамен? Скидку? Смешно. Для него это копейки, пустяк. И все же зачем-то он меня обхаживал. То есть я действительно ему нравлюсь? Тогда почему он так резко закруглился? Нет, ничего не понимаю!

Несмотря на раздрай, творившийся у меня в душе, Никитины гиацинты на работе я не оставила, а забрала домой. Хоть маленькая, но компенсация за мои сегодняшние мучения. К тому же они, не мучения, а гиацинты, до сих пор замечательно пахли. «Значит, от чистого сердца», – с надеждой подумала я. Впрочем, если и не от чистого, цветы-то чем виноваты? Они такие красивые!

От острого Мавриного глаза ничего не укроешь. Она уставилась на букет, едва я переступила порог квартиры.

– Та-ак, цветочки себе купила, – тоном скряги-мужа процедила моя младшая дочь. – У нас разве сегодня какой-то праздник?

– Почему купила и почему праздник? Мне разве не могут подарить цветы?

Мавра недоверчиво хмыкнула.

– Могут. Но Восьмое марта уже прошло.

В другое время я восприняла бы ее слова с юмором, однако в свете перипетий сегодняшнего дня не на шутку обиделась.

– По-твоему, я уже такой залежалый продукт, что цветы мне могут преподносить только по официальным праздникам?

– В Куликовской битве ты, конечно, не участвовала, и песок из тебя еще не сыплется, но вообще, мама, когда женщине в твоем возрасте начинают дарить цветы – это опасный признак, – ничуть не смутилась Мавра.

– Почему? – ее заявление меня ошарашило.

– Будто сама не догадываешься, – многозначительно изрекла она и скрылась в комнате, оставив меня наедине с невеселыми мыслями.

Выходит, по ее мнению, я окончательно вышла в тираж, и если мне кто-то оказывает знаки внимания, то не иначе как с какими-нибудь криминальными намерениями. Но в этом Никиту обвинить уж точно нельзя.

Слова дочери, однако, меня расстроили. Но не спорить же с ней. Я понюхала гиацинты. Запах мигом поднял мне настроение, и я отправилась на кухню поставить букет в воду, пока не завял.

Никита не выходил у меня из головы весь вечер, как я ни старалась думать о чем-нибудь другом. Наверное, виноваты были гиацинты. Их запах не оставлял меня даже во сне. Какие, оказывается, навязчивые цветы! Раньше я такого за ними не замечала.

На следующее утро у меня созрело твердое решение: откладываю остальные заказы и в первую очередь в авральном порядке готовлю проект юбилея Турова. Получаю его одобрение, делаю калькуляцию и все. Конец. Выкидываю его из головы. Окончательно и навсегда! Юбилей еще не скоро. Поручу исполнение кому-нибудь другому, а сама для верности в отпуск уйду и уеду куда-нибудь подальше. Кстати, в Англию. И оттуда меня уж наверняка никто не достанет, и Мавре полезно, и на Лебедева заодно взгляну. Чем черт не шутит, вдруг он еще на что-то годится?

Я размечталась. Вот понравимся мы с Лебедевым друг другу, плюну на все торжества и праздники, возьму Мавру и уеду жить в Лондон. Имею право! Разве я не заслужила? Сашку оставлю здесь. Глядишь, она тут без нас замуж наконец выскочит. А Мавра английский как следует выучит. Да за нее я вообще не беспокоюсь. Она такая приспособляемая и упорная. И школу там прекрасно закончит, и в какой-нибудь Оксфорд-Кембридж поступит. У меня даже сомнений нет. А может, и Сашку взять? Пусть лучше в Англии замуж выходит. Черт! Что со мной творится? Не успела еще по-настоящему выкинуть из головы Никиту, как уже бросилась мысленно устраивать жизнь с вообще незнакомым мужиком. Разбежалась! Может, меня затошнит при первом взгляде на него. Не говоря уже о том, что и он может испытать схожие эмоции при взгляде на меня! Стоп, Глаша, стоп. Будем решать проблемы по мере их поступления. Итак, проблема номер один: избавиться от Никиты, пока я совсем от него с ума не сошла.

Этим я и занялась. Думаете, у меня что-нибудь вышло? Как бы не так! То есть сценарий-то я сварганила. Но ехать, по его настоянию, пришлось опять в «наш» ресторан. Ведь слово клиента – закон, а встречаться со мною в офисах Туров отказывался категорически. На сей раз он хитро улыбался мне из-за большого букета каких-то гигантских, неправдоподобно махровых желтых тюльпанов. Ну вылитый лев в засаде! Хотя нет. По-моему, у львов больше львицы охотятся. И вообще Никита на льва не похож. Гепард в засаде, пожалуй, будет точнее. А ведь так и есть: он на меня охотится.

– Глафира, – по обыкновению он поднялся мне навстречу. – Увы, гиацинтов сегодня нигде не нашел. Зато эти гулливеры поразили мое воображение. Надеюсь, вам тоже понравятся. Сильно подозреваю, что они какие-то генно-модифицированные. С другой стороны, вам же их не есть, а только смотреть. Так что, полагаю, для здоровья они не опасны.

Он смотрел на букет с такой гордостью, что я растаяла. Сопротивляться его обаянию не было мочи! Может, зря я в прошлый раз на него обозлилась?

Мы сели, и нас одолел дружный смех. Тюльпаны-гулливеры полностью скрыли нас друг от друга.