Габриэль боролся с бесконечными воспоминаниями о боли, которая превращалась в наслаждение, и наслаждении, которое уничтожило само желание жить.
Майкл не мог знать правду.
— Откуда ты знаешь, Майкл?
— Я знаю это, Габриэль, потому что ты возненавидел меня с тех самых пор, как тебя изнасиловали.
Пахнущее шоколадом дыхание Майкла забивало Габриэлю горло.
— Расплата, — прошептал Майкл, эхо слов Габриэля шесть месяцев тому назад.
«За что?» — спрашивал Майкл.
За наслаждение. За боль.
— Ты хотел убить меня, когда держал пистолет у моего виска. — Фиалковые глаза Майкла были лишены и наслаждения, и боли. — Ты хочешь убить меня сейчас. Но не из-за женщин, которые предпочитали меня тебе.
Габриэль смотрел с высоты на двух мужчин, темноволосого и белокурого.
— Разве, Майкл? — равнодушно спросил он. Играя роль.
Неспособный бороться. Неспособный убежать.
— Ты никогда не ревновал ко мне, mon frere, — уверенно сказал Майкл.
Правду было не остановить.
— Я всегда ревновал к тебе, Майкл.
Габриэль завидовал Майклу тринадцатилетним мальчиком — завидовал его потребности любить. Габриэль завидовал Майклу, став мужчиной — завидовал его смелости любить.
Фиалковые глаза не мигали, читая правду в пристальном взгляде Габриэля.
Любовь. Ненависть.
— Шесть месяцев тому назад я не понимал, Габриэль. Но ты и Энн заставили меня понять правду. Ты любил меня и из-за этой любви страдал. Из-за этой любви ты защищал меня. Я уверен, что мой дядя получал бесконечное удовольствие от твоего благородства и моего неведения. — Краткая ирония окрасила голос Майкла и сразу исчезла. — Так же как, я уверен, он получил бы большое наслаждение, подготовив твою смерть в случае своей собственной. Без всякой другой причины, кроме как заставить меня страдать. И уверяю тебя, Габриэль, я страдал бы, если бы ты умер.
— Итак, ты считаешь, что твой дядя оставил второму мужчине инструкцию убить меня в случае, если убьют его самого, — Габриэль говорил сквозь облако пахнущего шоколадом дыхания, затопившее его горло, — чтобы причинить тебе боль?
— Это именно то, что он сделал, Габриэль, — непреклонно ответил Майкл.
— Если бы это было так, Майкл, то на твоем месте я не оставлял бы Энн без защиты. Ее смерть причинила бы тебе намного больше страданий, чем моя. — Образ графа предстал перед Габриэлем, скрюченные ноги, поблекшие фиалковые глаза с злорадством и ненавистью в них. — И уверяю тебя, твой дядя был прекрасно осведомлен об этом факте.
В пристальном взгляде Майкла мелькнуло и исчезло сомнение.
— Энн не одна. У меня есть охранники, присматривающие за ней, в дополнение к тем людям, которых приставил ты.
Люди Габриэля были профессионалами: профессиональные шлюхи, профессиональные воры, профессиональные головорезы.
Им следовало более искусно скрывать свое присутствие.
— Охранники могут быть подкуплены, — сказал Габриэль.
Как и швейцары.
— Ты не позволишь ничему случиться с Энн.
Уверенность в его голосе не была полной.
За три часа до того Габриэль обладал той же самой уверенностью.
Это было три часа назад.
Он думал, что второй мужчина убьет темноволосого ангела, но он не убил. Вместо этого он послал белокурому ангелу женщину.
Актрису на главную роль, которая не была вооружена ни оружием, ни знанием, ни злым умыслом. И Габриэль не знал почему.
— Я могу оказаться не способен остановить его, — искренне сказал Габриэль.
— А женщина сможет? — настороженно спросил Майкл.
— Я не знаю.
— Что ты сделаешь с ней?
Что сделает Габриэль с женщиной, которая пожелала его — с женщиной, которая приняла его?
С женщиной, которую он желал?
— Я не знаю.
— Переспишь с ней?
«Как бы вы хотели, чтобы вас взяли, мадемуазель?
— Я хочу, чтобы меня взяли с уважением... потому чтоя — женщина».
Колотящийся пульс отдавался в руках Габриэля, обосновался в его груди, паху, яичках.
— Ты убьешь ее, Габриэль? — сознательно упорствовал Майкл.
В камине рассыпалось горящее полено, реальность, превращающаяся в пепел.
Майкл был обожжен огнем, но он так и не извлек урока…
Пульсация нарастала, пока Габриэль не перестал понимать, где она начинается и где заканчивается. Тринадцатилетним мальчиком или тридцатичетырехлетней женщиной.
— Что бы ты предпочел, чтобы я сделал, Майкл? — напряженно спросил Габриэль. — Переспал бы с ней или убил ее?
Зрачки Майкла расширялись, пока Габриэль не смог видеть в его глазах только фиалковое кольцо, окружавшее ореол серебристых волос.
— Шесть месяцев тому назад ты хотел помочь мне.
— Я сделал все, что мог.
Другая ложь, закутанная в правду. Габриэль должен был сразу убить первого мужчину вместо того, чтобы играть в его игру.
— Позволь мне забрать женщину.
Шесть месяцев назад Габриэль предложил забрать женщину Майкла. Чтобы спасти ее от первого мужчины.
История повторяется.
— Я не могу этого сделать, mon vieux. — В голосе Габриэля не было сожаления, равно как и в голосе Майкла, когда тот отклонил предложение Габриэля шесть месяцев тому назад. — Ее послали мне, а не тебе.
Женщина для неприкасаемого ангела.
— Ты уже видел конец этой игры, Габриэль.
Но он не видел конца этой игры…
— Ты думаешь, это устроил твой дядя — послать мне женщину, чтобы соблазнить и погубить меня? — насмешливо спросил Габриэль.
Это было возможно.
Первый мужчина вполне мог организовать увольнение Виктории с ее должности.
Он убил всех людей, которых Майкл когда-либо любил. Разрушение еще одной жизни не имело значения для мертвеца.
— Я думаю, что ты намного уязвимей, чем тебе кажется. — Фиалковый огонь сверкал в глазах Майкла. — И да, я полагаю, что мой дядя знал это.
Габриэль нисколько не сомневался в этом.
— Секс был твоим удовольствием, Майкл, а не моим, — прямо сказал он.
— Ты лжешь, Габриэль.
Габриэль напрягся. Прошло много времени с тех пор, когда кто-либо называл его лжецом в лицо.
— Я не советую тебе называть мужчину лжецом, когда в его распоряжении есть пистолет и нож, — тихо ответил Габриэль, — и он искусно владеет и тем, и другим.
В глазах Майкла не было страха.
— Тогда скажи мне, что ты не хочешь, Габриэль.
— Я не хочу этого, Майкл. — Правда вибрировала в голосе Габриэля.
— Скажи мне, что ты не помнишь, на что это похоже — пробовать женщину на вкус. Касаться женской плоти, — решительно сказал Майкл. Все еще бесстрашный. Но он должен бояться. — Скажи мне, что не хочешь потерять себя в наслаждении женщины.
Отдаленный удар Биг Бена проник через древесину и стекло.
Габриэль вспомнил… мужчин, которых он брал ради денег. Женщин, которых он брал ради компенсации.
— Скажи мне, что ты не хочешь женщину, Габриэль. — Боль Габриэля вспыхнула в глазах Майкла. — Скажи это и заставь меня в это поверить.
Габриэль не мог это отрицать.
Но не мог и признать.
Я не хочу хотеть…
— Иди домой, Майкл, — сказал Габриэль. Уходи, прежде чем память о наслаждении пересилит память о боли. — Иди домой к Энн.
Энн с тусклыми каштановыми волосами и бледно-голубыми глазами.
Энн, которая пожелала ему встретить женщину. И таким образом он будет вознагражден за все, что успел пережить.
— Почему? — с вызовом спросил Майкл.
Собираясь остаться. Собираясь умереть.
Во имя любви к мужчине, который дважды нацеливал пистолет в его голову.
У Габриэля не было необходимости лгать.
— Пока ты держишься от меня подальше, mon vieux, я буду жить.
А, следовательно, и Майкл.
Ни один из них не моргал, не дышал, не двигался.
Жар тела Майкла и шоколадный аромат его дыхания окутывали Габриэля. Если он не отступит…
Габриэль держал рукоятку ножа в левой руке, слоновая кость грела его плоть, успокаивала его потребность…
Между двумя ударами сердца Майкл отступил назад.