Нижняя губа Виктории задрожала.
Серебристый огонь пылал в его взгляде, румянец тенью обрамлял его щеки. Он прижал палец к бороздке между ее губами.
Габриэль дрожал.
От страха. От потребности.
Ее. В ней.
Виктория открыла рот.
— Соси мой палец, — хрипло сказал он.
Серебристые глаза поймали в ловушку взгляд голубых. Виктория втянула в себя указательный палец Габриэля. Первое проникновение.
Невидимый палец вошел в ее влагалище.
Она попробовала Габриэля на вкус, на миг прикоснувшись к нему языком.
Габриэль откинул голову назад, словно ему причинили боль.
— Dieu.
Виктория, не отрываясь, смотрела на проступающие мускулы его шеи. Над тем местом, где белая рубашка обнажала жесткие завитки волос на груди, тяжелыми ударами бился пульс.
Кожа на кончике его пальца была шершавой и соленой на вкус.
Она сосала его, словно он был леденцом. И ощущала невидимый язык, ласкающий ее плоть между бедер, мокрые половые губы, твердый палец…
Габриэль медленно опустил голову.
Не вызывало вопроса, что вырвало из него это мучительное Dieu.[20] Это было наслаждение. Столь сильное, что оно не отличалось от боли.
Виктория чувствовала его удовольствие, свое удовольствие, его боль, свою боль…
Она все еще сосала кончик его пальца, когда в следующий момент ее рот опустел и покрытый слюной палец обвел внутренние контуры губ.
Он целовал ее. Его глаза впились в нее взглядом. Его палец прижался к уголку ее приоткрытого рта.
Теплое дыхание заполнило ее легкие, иссушающий жар отмечал тот путь, где скользил его палец.
Габриэль провел языком по ее губам, смягчив их обветренную кожу.
Горячий. Влажный. Его язык. Его губы. Вкус дразнящего прикосновения. Соединение дыханий и слюны.
Габриэля и Виктории.
Это был ее первый поцелуй. Она хотела большего: больше дыхания, больше языка.
Больше Габриэля.
Она согнула пальцы, чтобы обхватить его голову и взять то, что ей так сильно хочется.
Габриэль наблюдал, как желание растет в ее глазах. И она знала, что это именно то, чего он ждал от нее. Он ждал, когда она прикоснется к нему.
Но она не могла коснуться его.
Виктория закрыла глаза и сжала кулаки.
Тотчас же его язык заполнил ее собой, проникая глубже, чем палец. Каким нестерпимо горячим и влажным он был по сравнению с его пальцем.
Второе проникновение.
Виктория смутно осознавала, как к покрытому слюною пальцу, скользящему вверх по ее щеке, присоединились другие его пальцы. Он легонько обхватил ладонью ее лицо, в то время как его язык ласкал и ласкал… ее язык сверху… снизу… ее нёбо.
О… Боже.
Виктория втянула холодный воздух.
Ее веки быстро поднялись.
Язык, пальцы и дыхание Габриэля больше не были частью ее. Он отступил, наблюдая за ней, ожидая, когда она потянется к нему.
Виктория не потянулась.
Но она хотела этого. Пожалуйста, не позволяй ему отвергнуть ее…
Она нуждалась в нем.
Она нуждалась в том, чтобы ее любили.
Первый раз в своей жизни она не станет отрицать своего желания.
Габриэль бросил взгляд через ее плечо, на мгновение напомнив Виктории о мужчине и женщине по ту сторону зеркала, а затем снова посмотрел на нее.
— За всю свою жизнь я доверял только одному человеку.
Майклу.
За что Габриэлю и причинили боль.
— Я не прикоснусь к тебе, — отрывисто сказала Виктория.
— Да поможет тебе бог, если ты прикоснешься ко мне, Виктория. — Его тон, не допускающий дальнейшего обсуждения, придал особый вес его словам. — Puisque je ne puis pas. Потому что я не смогу.
Глава 16
Габриэль отошел в сторону, пропуская Викторию вперед. Она не смотрела по сторонам, — все ее чувства были сконцентрированы на идущем позади нее мужчине.
Электрический свет в кабинете на мгновение ослепил глаза, и она оступилась.
Габриэль не подхватил ее.
Он говорил, что они должны доверять друг другу.
Она должна верить, что он подарит ей наслаждение.
Он должен верить, что она не прикоснется к нему.
Яркость света в спальне лишь немногим уступала степени освещения кабинета.
Виктория остановилась перед кроватью, теребя пальцами голубой шелк, завязанный на талии.
— Я… раньше не была такой худой.
Фигуры женщин за прозрачными зеркалами, были разных форм и размеров, но ни у кого она не видела таких выступающих ребер, как у нее.
Лицо Габриэля застыло.
— Я не выключу свет, Виктория.
Ее сердце на мгновение остановилось.
— Я не хочу, чтобы ты… чтобы мой вид вызвал у тебя отвращение.
Тень накрыла его лицо.
— Я видел вас, мадмуазель, и уверяю вас, ваш вид не вызвал у меня отвращения.
Как нелепо она себя ведет. Она разделась перед ним в самую первую их встречу. Она стояла обнаженной перед ним, пока мадам Рене снимала мерки, а она спрашивала, как соблазнить мужчину.
Как любить его.
Виктория распрямила плечи. Взгляд Габриэля остановился на ее груди. Ей не нужно было опускать глаза, чтобы знать, как соски впиваются в тонкий шелк.
Она вскинула подбородок.
— Мне бы доставило удовольствие смотреть на тебя.
— Я не ангел, Виктория.
Неожиданная улыбка осветила ее лицо.
— Уверяю вас, сэр, меньше всего я ожидаю увидеть под вашей одеждой крылья.
Габриэль не улыбнулся ей в ответ.
— Но ты надеешься на чудо.
«Габриэль был Божим посланником», — сказала Виктория.
«Майкл был его избранником», — отвечал Габриэль.
К лучшему или к худшему, но французская мадам навсегда изменила жизни двух мальчиков. Цена выживания.
Виктория когда-то верила в сказки, но…
— Я никогда не верила в чудеса, Габриэль.
— Я постараюсь не причинить тебе боли.
Доверие.
Но Габриэль все еще не доверял ей.
Он не доверял ей, поэтому не позволял прикоснуться к себе.
Он не доверял ей, поэтому не позволял увидеть себя обнаженным.
Но она доверяла ему.
— Я знаю, — сказала Виктория дрожащим голосом и скинула с себя покрывало.
Взгляд Габриэля оценивающе взвешивал ее груди. А затем — это сделали его руки.
Виктория собрала все свои силы, чтобы устоять на ногах и не упасть на колени от пронзившего, словно молния, ощущения.
— У тебя красивая грудь, Виктория, — хрипло сказал Габриэль. Она с силой вдохнула в себя воздух, ощущая обжигающее тепло его кожи и грубую ласку мозолистых пальцев.
— Спасибо.
Он провел пальцами по ее ребрам и талии, оставляя горящий след удовольствия.
— Женщины носят корсеты, чтобы иметь такую талию, как у тебя.
— Спасибо…
Его глаза поймали в ловушку ее взгляд.
— Я знаю, каково это — голодать. Тебе не нужно извиняться за то, как ты выглядишь. Не передо мной. Jamais.
Никогда.
Тепло его взгляда и рук обжигало ей кожу.
— У меня нет крема, — задыхаясь, сказала она.
— Тебе он не нужен.
Виктория вдохнула глубже.
— Но ты сказал…
— Сядь, Виктория.
Виктория села на краешек кровати.
Ее взгляд безошибочно остановился на его серых шерстяных брюках, — они оттопыривались.
— Ты возбужден, — еле слышно произнесла Виктория.
— С тех пор, как ты вошла в кабинет, я был постоянно возбужден.
Откровенная правда звучала в голосе Габриэля.
Казалось, что с того момента, когда она вошла в его кабинет, пролетела целая жизнь. Хотя прошли всего лишь день и ночь…
Она увидела смерть. За последние несколько часов она также увидела желание, что толкало мужчин и женщин в объятия друг друга.
Она увидела обнаженных мужчин. Виктория впилась ногтями в ладони, чтобы не дать рукам дотянуться до брюк Габриэля и расстегнуть их.
Она подняла взгляд.
— Я хочу, чтобы ты тоже почувствовал удовольствие.
— Тогда ложись на спину и позволь мне прикоснуться к тебе.
Полностью одетым, в то время как она обнажила себя целиком.