Тихий щелчок закрывшейся двери прокатился эхом по позвоночнику Габриэля.
— Полагаю, необходимо представиться. — Второй мужчина говорил с очаровательной любезностью. Такая же обманчивая учтивость звучала в этом голосе, когда Габриэль был скован и не мог сопротивляться ни самому себе, ни мужчине, так похожему на Майкла, но лишенному его человечности. — Габриэль, ты, конечно, узнал Делани. Он очень похож на сестру, не правда ли? Мадмуазель Чайлдерс, позвольте вам представить Мишеля д’Анжа, мужчину названного так за свою способность ублажать женщин. Майкл, познакомься с мадмуазель Чайлдерс, женщиной, продавшей девственность Габриэлю. Делани, ты, конечно, слышал о Габриэле и Мишеле, les deux anges, они действительно красивы, не так ли? Даже несмотря на то, что Майкл теперь покрыт шрамами.
Кабинет с библиотекой уменьшился до размеров чердачного помещения, а тисненная золотом кожа превратилась в серые оковы.
Взгляд Делани судорожно метался от мужчины к мужчине, от женщины к мужчине, в правой руке дрожала перламутровая рукоять пистолета. Его волосы были черными и жирными от макассарового масла, узкие усики подкручены в вечной усмешке. В отличие от второго мужчины он не ожидал увидеть двух ангелов.
Габриэль чувствовал, что думал стоящий за ним Майкл. Он знал, когда именно Майкл понял, кем был второй мужчина.
— Ты догадываешься, кто был моим отцом, mon cousin, — с нескрываемым удовольствием сказал второй мужчина.
— Вильям Стердж-Борн, — ровно сказал Майкл.
Граф Гренвилл.
Его убил Габриэль полгода назад.
— Твой дядя, — самодовольно согласился второй мужчина.
Дядя Майкла был первым, сын его дяди — кузен Майкла — вторым.
Дядя разрушил жизнь Майкла, а потом послал своего сына разрушить жизнь Габриэля. И всё это из-за невинной любви двух тринадцатилетних мальчишек друг к другу.
Взгляды фиалковых глаз пересеклись.
— Я не признаю Вильяма Стердж-Борн своим родственником, — презрительно сказал Майкл.
В камине треснуло полено, столб искр взметнулся в дымоход.
С лица чуть более молодой и не покрытой шрамами копии Майкла не сходила улыбка.
— И всё же ты унаследовал его титул, граф Гренвилл.
Майкл не принял титула.
Пальцы Габриэля сжались вокруг серебряного набалдашника трости.
Фиалковые глаза неожиданно посмотрели в упор на Габриэля.
— Брось трость, Габриэль, или я вырежу твои инициалы на щеке мадмуазель Чайлдерс. «G» — garçon. «C» — con. И «F» — fumier.
Мальчишка. Ублюдок. Дерьмо.
Виктория взглядом нашла глаза Габриэля.
Между ними пронеслись воспоминания: потоки воды, шлепки двигающейся плоти. Эхо признаний Габриэля.
Знание того, что второй мужчина слышал всё, что они обсуждали, и видел все их занятия любовью. Её крики боли, её крики удовольствия.
Жажду мужчины-шлюхи.
Он хотел, чтобы она поделилась светом своего удовольствия, и доводил её до него.
Тёмная линия крови пересекла щеку Виктории — небольшой предупреждающий разрез ножом.
Виктория стояла, не шелохнувшись, не в состоянии избежать последствий прикосновения к ангелу.
Больше второй мужчина предупреждать не будет.
Габриэль обещал отдать жизнь, чтобы она осталась жива. И отдаст.
Он выронил трость.
— Очень хорошо, mon ange. — Второй улыбнулся, сверкнули белые зубы. — Теперь подтолкни трость ко мне.
Габриэль толкнул её к столу с черной мраморной столешницей. Трость столкнулась с маленькой красно-белой коробочкой «Аltoids» и врезалась в ножку из атласного дерева.
До Габриэля дошло, что за белые крупинки, рассыпавшиеся по бордовому ковру, хрустели под подошвами ботинок.
От ярости волосы на затылке встали дыбом.
— Ты сказал, что не причинишь ей вреда, Ив, — неожиданно сказал Делани, чьи жирные волосы блестели в свете ламп. — Ты говорил, что убьешь Габриэля, а потом мы возьмем её. Ты не сказал, что будет еще один мужчина. Это не по плану.
Ив.
Наверно, так звали второго мужчину. Или это было его вымышленным именем.
Это не имело значения.
После четырнадцати лет, восьми месяцев, трех недель и одного дня Габриэль смог посмотреть на это лицо без мысли о Майкле.
— Делани, ты должен мыслить шире, старый развратник, — Ив говорил, не спуская глаз с Габриэля. Зазубренное лезвие пока только поглаживало, а не резало, размазывая тёмно-красную кровь по белоснежной щеке Виктории. — Габриэлю нравится мадмуазель Чайлдерс, да, Габриэль?
Сердце Виктории стучало у горла, V-образный вырез платья открывал слегка затененную область — ложбинку между грудями.
Револьвер оттягивал плечо Габриэля.
Он вспомнил вкус ее криков, когда всего несколько часов назад довел ее до оргазма.
— Да, — безучастно сказал он. Его голос не принадлежал ни мальчику, хотевшему быть ангелом, ни мужчине, хотевшему стать частью женщины. — Мне нравится Виктория.
В фиалковых глазах заплясали смешинки.
— Габриэль, ты думаешь, это я принес мятные конфеты? Увы, вынужден разочаровать, — их принесла мадмуазель Чайлдерс. Полагаю, она планировала использовать конфеты на тебе, но выронила их от возбуждения, когда увидела меня. Было очень занятно, mon ange, наблюдать за вами двумя: гувернантка, никогда не касавшаяся мужчины, совокупляется со шлюхой, боявшимся прикосновений. Вы оба так сильно стремились, чтобы вас соблазнили.
Габриэль почувствовал облегчение — Викторию не принуждали делать минет. Следом пришла злость.
Впервые за пятнадцать лет он взял то, что хотел. Пришла пора платить за это.
— Ты говорил, что он не может спать с женщинами, — запротестовал Делани, пистолет с перламутровой рукоятью воинственно указал на Габриэля. Очевидно, Делани был не новичок в том, что касалось оружия. Он умело держал пистолет своими короткими изнеженными пальцами. — Ты обещал, что она останется девственницей.
«Спать с женщинами» — слова скользнули вверх по позвоночнику Габриэля. А следом за ними — «останется девственницей».
Если бы Виктория осталась девственной, это спасло бы её?
— Ну-ну, старый развратник. — Ив ни разу не посмотрел на Делани. — Подумай, насколько увлекательнее будет трахать женщину ангела. Хотя, мадмуазель Чайлдерс, я должен извиниться: искренне сомневаюсь, что присутствующий здесь Делани похож на — l’etalon — жеребца, как эти два ангела.
Делани уставился на Габриэля, рот сжался под вечно улыбающимися усами.
Он был завистлив. И напуган.
Оба чувства можно было использовать.
— Как долго ты жил в моих стенах? — спросил Габриэль второго мужчину.
— Форестер был достаточно умен, не правда ли? — Ив подмигнул, фиалковые глаза были холодны и расчетливы. — Я не люблю английский климат, но, должен признать, наблюдать последние месяцы, как ты пытаешься заманить меня в ловушку, было бесконечно увлекательно. Подумай, Габриэль, разве ты ни разу не почувствовал моего присутствия?
Да.
Габриэль чувствовал его присутствие каждый миг сна и бодрствования последние четырнадцать лет, восемь месяцев, три недели и один день.
И сегодня, проснувшись, он его чувствовал.
Габриэль отвел взгляд от фиалковых глаз, желая знать…
— Кто писал письма, Делани?
Делани раздул грудь от гордости.
— Мы с Мэри. Это часть нашей игры.
Игры по систематическому разрушению женских жизней.
— Зачем ты здесь?
Гордость Делани подувяла. Он нервно переступил с ноги на ногу.
Майкл тоже переместился в сторону, одновременно с шагами Делани.
Делани еще не понял правды?
— Я пришел забрать своё, — Делани говорил с той воинственностью, что бывает от страха.
— Но кто предложил прийти сегодня, Делани? — Габриэль продолжил сеять зерна сомнений. — Ты сам или Ив?
— Не важно.
Очень важно. Когда мужчина — марионетка и не понимает этого. Такие люди не выживают в играх с властью.
— Ты никогда не получишь мадмуазель Чайлдерс, — мягко сказал Габриэль.
Викторию выбрали для Габриэля.
— Кто же меня остановит? — Делани скривился. — Ты, голубчик, не в том положении, чтобы выдвигать условия.