На этот раз Лиза предприняла гораздо более уверенную попытку освободиться – и, усевшись у другого окна, на почтительном расстоянии от меня, закурила.
– Да, ты прав, – ответила она, отвернувшись. – Но это не должно тебя волновать.
Уже.
– Понимаю. Я бы сказал, что это меня вообще никогда не волновало.
– Ты опять обманываешь меня?
– Ничего. Дома мы разберёмся, кто кого обманывает.
– Ты так сильно этого ждёшь? – Она потрепала меня по волосам. – Не волнуйся, малыш. Я тебя не разочарую.
Наверное, страсть – самый древний из всех человеческих рефлексов. Хотя бы потому, что даже самое разумное существо не может подчинить его своей воле. И в такие моменты мы видим только один путь – удовлетворить своё желание. И тогда представляется возможность вспомнить о том, что и мы являемся животными. И мало чем от них отличаемся.
Я не любил её. Я не был уверен, можно ли было полюбить её вообще – таких женщин любить опасно, такая любовь сжигает человека до тла, не оставляя ему ровным счётом ничего духовного. Это можно было увидеть на примере отца – до встречи с Лизой он крутил женщинами так, как хотел. Рок избавил меня от такой участи – но мне всё же довелось притронуться к этому. И этого прикосновения хватило с лихвой.
Я рвал на ней одежду и задавал себе один и тот же вопрос – кто и, самое главное, за какие грехи наказал меня этой женщиной? Даже когда от собственного желания мне было трудно дышать, я ненавидел себя за то, что не смог сделать над собой усилие и оставить дверь в прошлое закрытой. Я проклинал тот день, когда она появилась в моей жизни. И мне хотелось плакать от отчаяния.
Но люди привыкли усмирять безысходность побегом от внешнего мира. Привыкли лгать себе и дышать моментом. И я, к сожалению, тоже человек.
Она отдалась мне на полу – подняться в спальню означало потерять ещё тридцать драгоценных секунд – заключив в объятия не только моё тело, но и волю, и разум.
И всё остальное. Хотя "отдалась", конечно, было не совсем верным словом. Скорее, это я ей отдался. Полностью и по собственному желанию. Если бы она сейчас приказала мне умереть – то я бы не сопротивлялся. В какой-то момент всё, что окружало нас, перестало существовать, просто-напросто испарилось – и осталась только она одна. Точно так, как и было раньше. Тогда, когда мы дорожили каждой секундой, боялись дышать, чтобы не спугнуть стрелки часов, чтобы не потревожить ночь, прислушивались к любым шорохам в спальне отца – и всё же были только вдвоём, так близко, что для этой близости ещё не придумали слов. И я снова чувствовал, что тону в водовороте противоречивых чувств – и осознавал, что не испытываю никакого желания выбраться на волю.
Пару минут Лиза молчала. Она курила, полулёжа на ковре, и жмурилась подобно кошке на солнце.
– Ну, скажи уже что-то, Брийян, – проговорила она. – Я боюсь, что у тебя случился сердечный приступ. Ты хорошо себя чувствуешь?
– Нет. Знаешь, почему? Да потому, что меня от всего этого тошнит.
Она почистила мундштук и достала очередную сигарету.
– Я и подумать не могла, что всё так серьёзно. Тебе надо убрать эту страсть подальше в душу. И никогда её оттуда не доставать.
– Может, ты расскажешь мне, как это сделать?
– Найди себе милую, спокойную девушку. Такую, которая будет готовить тебе ужин, убирать дом… и всё станет на свои места, вот увидишь.
Я наконец-то поднялся и, приблизившись к ней, присел на ковёр.
– Ничего не получится. Нет-нет. Я уже пробовал. Становится только хуже. – Я заговорил тише. – Может, у вас есть другое лекарство, доктор?
Лиза неопределённо хмыкнула и выпустила колечко дыма.
– Пока ты не поймёшь, чего хочешь, малыш, ничего не изменится. Ты всю жизнь мечешься от одной женщины к другой – но сам не понимаешь, зачем это делаешь.
– А я-то думал, что ты мне объяснишь.
– О нет, я этого не знаю. Может, причина гораздо глубже? А мы, глупые, ищем на поверхности?
Я наклонился к ней – и она, повернувшись ко мне, улыбнулась той самой улыбкой, которую я не раз видел на кухне за спиной отца.
– Если ты не знаешь этого, то кто же должен знать? – спросил я. – И что мы будем делать дальше? Ты продолжишь искать причину, а я продолжу метаться, как и делал раньше. И нам обоим будет от этого комфортно. Потому что меня устраивает меня моя жизнь.
Лиза с наслаждением потянулась.
– Я обожаю тебя, малыш. Что же, пожалуй, так и будет. Сделаем по-твоему. По-видимому, другого выхода у тебя нет. – Она повернулась ко мне в профиль, а потом прилегла рядом. – Но надолго тебя не хватит. Поверь мне, Брийян, я знаю, о чём говорю.
Твоя страсть сожжёт тебя. Через год, через два, через десять лет – но это обязательно случится. Лекарство – в спокойствии. Но ты идёшь совсем другим путём.
И даже не задумываешься о том, куда он может тебя привести.
– Отойди от меня, – сказал я, приподнимаясь.
– Не злись, малыш. Я могу обидеться.
– Я сказал, отойди от меня! И никогда больше ко мне не приближайся!
Лиза тряхнула головой, поправила растрепавшиеся волосы и пошла по направлению к кухне. А я отправился в ванную, где включил холодную воду (в такое время года она была просто ледяной) и опустил лицо в ладони. Мне было жарко – и я поймал себя на мысли, что этого ощущения я не испытывал уже довольно давно. Мне было жарко… или же холодно. Нет, наверное, всё же жарко. Но где-то глубоко-глубоко внутри жило ощущение, что холодная вода мне не поможет, что мне, напротив, нужен огонь. И этот огонь я мог получить только от одной женщины на всей Земле.
Я отвернулся от зеркала, отражение в котором меня совсем не обрадовало, и сжал голову руками.
– Выпей-ка. А в холодной воде не возись – простынешь.
Бесшумно появившаяся Лиза принесла мне рюмку коньяка, угадав мои мысли – и после выпитого у меня на душе стало немного легче.
– Я хотел увидеть тебя для того, чтобы понять, что с прошлым покончено, – сказал я, не глядя на неё.
– И оказалось, что всё совсем не так, как тебе кажется. – И Лиза покачала головой, изобразив на лице вселенскую скорбь. – Как же я могла так низко пасть?
Спать с сыном собственного мужчины…
– Если ты ещё раз повторишь это, я убью тебя.
Она взяла меня за руку и, сделав шаг, подошла почти вплотную.
– Правда? Ну так убей меня. За чем же дело стало? Так ты избавишь себя от ненужных мыслей… или не избавишь. Но попытаться следует – а вдруг поможет.
– Чёрт, Лиза. Я тебя ненавижу.
– Нет, ты должен сказать совсем другое. – Она приподнялась на носки и заглянула мне в глаза. – Скажи: "Я хочу тебя". Ну? У тебя это так хорошо получается… – Она обняла меня – и я снова почувствовал, что не властен над собой и готов сделать всё, что она попросит. – Мне так тебя не хватало, малыш.
– Я тебе не верю. Ты лжёшь, и я не верю ни единому твоему слову. Что бы ты ни говорила, я…
Она прикоснулась ладонью к моим губам, заставляя меня замолчать – и мне опять захотелось потерять голову от безысходности. А мысли о ненависти уже давно перемешались с мыслями о том, что я умру без её прикосновения. Теперь я думал лишь о том, что до утра осталось пять бесконечных часов.
Первым делом по возвращении домой я решил принять ванну. Огромные чемоданы можно было не разбирать, так как у меня их не было – и я облегчённо вздохнул, переступив порог родной ванной. Нервы у меня расшатались совсем – в этом виноват был и самолёт, который задержался на целых полчаса, и пробка, в которую я попал по дороге из аэропорта. И, разумеется, гадкая встреча с прошлым, которая перевернула всё в моей голове.
Сообщений на автоответчике не оказалось – полковник поняла, что до завтрашнего утра беспокоить меня не следует. Я сонно прикрыл глаза, но всё же сделал над собой усилие и открыл их – тонуть в собственной ванной было очень изощрённым способом самоубийства (хотя совсем не оригинальным), но прощаться с жизнью я пока что не планировал.
К реальности меня вернул затрещавший телефон.
– Алло, – сказал я ничего не выражающим голосом – именно так совершенно расслабившийся человек отвечает на телефон.
– Ты не звонишь мне сообщить, что всё хорошо, малыш? – отозвалась в трубке Лиза.
Прежде всего я подумал о том, что её голос мне хотелось слышать меньше всего. А потом осознал и тот факт, что моего номера у неё быть не должно.
– Ты не хочешь мне сообщить, откуда у тебя мой домашний номер?