Я больше не мог вынести несчастного вида Рэя, и поэтому взял оставшуюся половинку его пончика.
– А как насчёт мужчин, которые достойны женщин? У вас есть какая-то теория на этот счёт, сэр?
Рэй задумался, на секунду перестав жевать.
– Насчёт мужчин, достойных женщин?
– Да. Или… спросим по-другому. Что такое достойная женщина? Что такое достойный мужчина? Почему они достойны и в чём их достоинства?
– Как же ты любишь задавать такие вопросы! Я иногда спрашиваю себя – откуда они берутся? – Рэй тронул свой лоб. – Что у тебя тут двигается? А что не двигается?
И зачем ты вообще это спрашиваешь? В чём их достоинства? В мозгах, в деньгах, в отношении к жизни.
– Просто я хочу понять, почему эта женщина достойна меня. А тебя – нет. Почему она не достойна своего мужа и отца её детей, а вот совершенно чужой человек, как ты считаешь, будет ей отличной парой?
– Вот в этом-то и дело, Брайан. Ты – не чужой человек. Совсем. Она так говорит о тебе, ты знаешь… всегда так говорила. Когда разговор заходит о тебе, выражение её лица меняется, даже голос меняется. И она говорит другими словами. Я не знаю, как это объяснить. Она ведёт себя совсем не так, как всегда. Она не рассказывает о тебе как об очередном мужчине. Она говорит глубоко, с уважением, с восхищением…
Я сделал глоток кофе и поморщился, в очередной раз его обругав. Разумеется, про себя.
– Может быть, твоя жена видит во мне что-то, что хочет видеть в тебе – но ты этого не показываешь, и она не видит этого?
Рэя этот вопрос рассмешил.
– Что, например? Миллион долларов на счету? Костюм от Армани? Бриллиантовые запонки? Хорошие сигареты?
– Она не видит в тебе мужчину. И именно поэтому ты видишь в ней женщину – но вместе с тем ты этой женщины не замечаешь. Ты видишь в ней богиню, кого-то, на кого надо молиться, чьи прихоти надо выполнять. Но ты не видишь в ней ту самую женщину из плоти и крови, которой она на самом деле является. Ты меня понимаешь?
Рэй нахмурился и отвёл глаза. Я бы всё отдал, чтобы сейчас поймать его взгляд хотя бы на долю секунды – но это было невозможно. Во всяком случае, мои слова явно не прошли мимо его ушей.
– Как ты пришёл к такому выводу? – наконец спросил он с напускной деловитостью.
– Я уже довольно давно общаюсь и с тобой, и с Надьёй. Не надо быть выдающимся психологом, чтобы это заметить.
– Брайан, ты хоть понимаешь, что ты сейчас говоришь? Сначала ты спишь с моей женой. Хорошо, предположим, тогда ты не знал, что это моя жена, а потом узнал – но было слишком поздно. Вы расстались, решив, что дружеские отношения будут гораздо уместнее любовных. Хорошо. Потом ты снова спал с моей женой, хотя уже знал, что это моя жена. Потом вы расстались, решив, что это сохранит наш брак.
Хорошо. Но теперь, чёрт бы тебя побрал, ты снова спишь с моей женой! И после этого ты смеешь упрекать меня в том, что я не мужчина и не вижу в своей жене женщину?
– И, вероятно, я прав – иначе бы ты этого не говорил.
– Тьфу, ну и гадкий же тут кофе.
Рэй отставил в сторону чашку.
– Послушай, Брайан, так больше продолжаться не может, – сказал он. – Мы должны найти выход из…
– Ты должен найти выход. Слово "мы" тут немного неуместно.
– Если честно, мне противно от всего этого, – поделился со мной Рэй.
– От всего этого? Или от самого себя?
– От самого себя – прежде всего. Если бы не я, этого не случилось бы. И не смотри на меня так, ты это прекрасно знаешь! Тебе просто нравится это слушать, я тебя хорошо знаю! Ты молчишь, улыбаешься и думаешь про себя: ах, какой я молодец!
Правда?
Я легко пожал плечами.
– Думаю, в данной ситуации у меня нет особого повода гордиться собой. Но зато я очень горжусь тем, что дал твоей жене целых четыреста грамм своей крови – и почти не упал при этом в обморок.
Рэй рассмеялся.
– Почти не упал в обморок? Это как?
Я немного смутился.
– Это вроде как упал. Но почти.
– У вас одна группа крови. Надо же, какое совпадение. Ладно, Брайан. Давай договоримся – больше ты не будешь спать с моей женой. Хорошо?
– Я обещаю, сэр, – ответил я с чувством. – Может, мне поклясться на крови?
– Тебе понравилось быть донором – и ты хочешь, чтобы у тебя отняли ещё четыреста грамм?
Я мужественно доел последний пончик и тоже вернул чашку на блюдце.
– Нет, спасибо. Я сыт этим надолго. Как минимум, на всю жизнь.
– Тогда как насчёт того, чтобы поменять это грязное кафе на не менее грязный бар и не выпить чего-нибудь покрепче?
– Господи, Рэй, только этого мне не хватало! И вообще, я…
Рэй театрально закатил глаза.
– Знаю, знаю. "Рэй, вообще-то я не пью водку". Ты каждый раз это говоришь – но потом всё же соглашаешься выпить. Я ведь не буду пить один!
– Ты помнишь, что сказала медсестра? – использовал я последний аргумент, имевшийся у меня в запасе.
При упоминании медсестры Рэй оживился.
– Послушай… у меня есть отличная идея! Мы пригласим и её! Думаю, она сможет отлучиться на некоторое время из своего скучного кабинетика?
Путь до Иерусалима – точнее, до Тель Авива – мне предстоял неблизкий. Никаких положительных эмоций при мысли о самолёте я не испытывал, но меня радовали две вещи. Во-первых, я должен был лететь экстра-классом, и, во-вторых, я летел не один. Меня сопровождал Джозеф, о котором я могу говорить часами, но всё же ограничусь кратким рассказом.
Джозеф входил в небольшую группу моих коллег, которых я очень уважал. По образованию – первому – он был прикладным математиком. Уж не знаю, что произошло в его голове – но в один прекрасный день он решил, что просто обязан сделать первую степень по арабистике. Потом эта наука его вдохновила, и он решил учиться дальше, в результате получив степень магистра.
Я всегда считал Джозефа если не гением, то человеком, который стоит на пути к гениальности. В свои неполные тридцать он знал шесть языков (в том числе, и фарси, с которым я воевал целых полгода, но в его изучении почти не продвинулся), обладал поистине энциклопедическими знаниями в области истории Ближнего Востока и ислама, с ним всегда советовались, когда требовалось принять важное решение. И ещё Джозеф обладал феноменальной памятью. Точнее, способностью воспринимать колоссальное количество информации благодаря способности концентрировать внимание на конкретном предмете.
Выглядел Джозеф именно так, как и подобает гению – то есть, совершенно невзрачно.
Носил очки, как, впрочем, и большинство моих коллег, идеально подбирал галстук и очень редко бывал у парикмахера, в связи с чем его причёска всегда являлась причиной насмешек коллег.
Джозеф был человеком очень тихим. Он делал свою работу блестяще, даже, наверное, идеально, но ему всегда не хватало самолюбия, чтобы заявить о себе. Джозеф любил свою должность, и она его вполне устраивала. Вероятно, нас сблизила именно разница характеров. Я преклонялся перед его знаниями, а он восхищался моим упорством и стремлением к цели. В каком-то плане мы с ним друг друга нашли.
Сблизил нас случай, который я мог бы назвать не очень приятным. Господин, место которого теперь занимал я, получил должность советника в Тегеране, и полковник думала, кем бы его заменить. Никто не сомневался, что в тёплое кресло сядет Джозеф. Все пошумели, как и бывает в таких случаях, после чего смирились с несправедливостью и вернулись к работе.
Но полковник увидела кандидата на эту должность именно во мне. Чем шокировала всех. И меня – в первую очередь.
Встретить Джозефа в коридоре сразу после совещания для меня было чем-то вроде испытания. Я и понятия не имел, что ему сказать. Но, к счастью, он сам вышел из положения.
– Поздравляю, – сказал он мне. – Ты действительно заслужил эту должность. Да что там – все были уверены, что полковник выберет именно тебя. Я желаю тебе удачи.
Если тебе понадобится помощь, то ты смело можешь обращаться ко мне. Хотя я уверен, что ты отлично справишься сам. Полковник редко ошибается в людях.
Сначала я почему-то воспринял его слова как насмешку – но потом понял, что он говорил искренне.
И после этого случая я удостоился чести называть его просто "Джо". Думаю, не подружиться мы не могли.
Ночные рейсы я ненавидел лютой ненавистью. День отпуска, который мне обыкновенно давали перед командировкой, я проводил как самый ленивый человек на свете.