Ночной воздух был свежим. Марика почти инстинктивно обхватила одну руку другой, чтобы сохранить ускользающее тепло. Я снял пиджак и набросил его на плечи своей новой знакомой.
– Тебе не холодно? – спросила она с заботой.
– Холодно, конечно, – ответил я как можно более искренне. – Но ведь тебе тепло.
А это самое главное. Не люблю чувствовать, что кому-то рядом со мной неуютно.
– Мне очень даже уютно, – уверила меня Марика. – А тебе?
Я пожал плечами.
– Не знаю. Просто глупо как-то получается.
Она удивлённо посмотрела на меня, но ничего не ответила.
– Понимаешь, я думаю о том, как ты тут оказалась. И ответа на этот вопрос у меня нет. Не место тебе тут. Ты выглядишь так, словно только что прилетела с Марса.
Приём, Земля? Иду на сближение.
– Почему? – спросила она обиженно.
– Ты слишком естественная для этого места. Слишком… светлая, что ли. Слишком чистая.
– Ты странный, – произнесла она после короткой паузы. – Но ты мне нравишься.
Можно, я тебя поцелую?
– Разумеется, – ответил я и подумал, не подставить ли щёку.
Она коснулась моих губ, слегка отстранилась, будто наблюдая за моей реакцией, и поцеловала снова, на этот раз более решительно. Наверное, так целуют в первый раз – нежно и пытливо, с ещё только зарождающейся искрой страсти и с долей стыда.
Такой поцелуй означает полное доверие. И готовность ко всему, что будет.
Я обнял её и прижал к себе.
– Ты с ума сошла? – шепнул я, наклонившись к её уху.
– Но почему? – спросила она так же тихо.
– Так нельзя целовать мужчину в первый день знакомства. Хотя бы потому, что ты меня не знаешь.
Она освободилась, лёгким движением плеч сбросила мой пиджак и пошла к дверям, ведущим в зал.
Я с минуту стоял с немного растерянным видом. Потом поднял пиджак, одел его и почувствовал лёгкий запах духов.
На балконе появилась мадам. Она подошла ко мне и встала рядом, глянув вниз – через перила.
– Что стряслось? – задала она вопрос.
– Не знаю. – Я достал сигареты. – Ну поцеловала она меня. Ну я сказал, что так незнакомцев не целуют.
Мадам покачала головой.
– Она очень ранимая девочка. И молодая. Этим всё сказано. Через пару дней забудет, как плохой сон. Правда, она милая?
– Правда, – согласился я.
– Ты ей понравился – поверь опытному глазу мадам. – Она взглянула на серебряные часики. – Пожалуй, пора сворачиваться.
Мы вернулись в зал. Гости уже практически разошлись – кто-то пошёл домой, а кто-то решил, что в клубе мадам очень уютно, и сейчас продолжал наслаждаться вечером.
Но в более интимной обстановке.
– Будем на связи, – сказала мадам, подавая мне плащ. – Но, разумеется, ты можешь завалиться без приглашения, что делаешь очень часто. Тебе тут всегда рады.
– О, я не сомневаюсь, – ответил я, занятый поиском ключей от машины.
Мадам приподнялась на носки и поцеловала меня в щёку.
– Удачи на дороге, гадёныш.
– Спокойной ночи.
На работе меня встретили довольно-таки прохладно. Может, потому, что ещё не успели соскучиться, а, может, и потому, что моё отсутствие вообще никогда никого не расстраивало. Даже охранник поприветствовал меня жестом – причём сделал это так, будто жест этот уже давно сидит у него в печёнках.
Коллеги, с которыми я ехал в лифте, поприветствовали меня нарочито сухо – и я ответил им в той же манере. Я, к слову сказать, никогда не пользовался репутацией всеобщего приятеля. Да я вообще не считал, что такое возможно. Во всяком случае, среди коллег у меня было мало друзей. Меня считали самодовольным и честолюбивым человеком с количеством амбиций, которое для одного было явно великовато. И, разумеется, карьеристом. Для дополнения букета.
Не скажу, что при мысли о такой репутации я прыгал от радости – но положение дел меня устраивало. Уж лучше так, чем снисходительные улыбки и разговоры за спиной о том, что я подлизываюсь к начальству. А подлизываться к начальству я не умел.
Да и практики особой в этих вещах не имел. Из-за чего порой очень сильно страдал.
– Приготовь-ка мне кофе, Кейт, – бросил я помощнице, на ходу снимая плащ.
– О, и тебе доброе утро! – откликнулась она. – Полковник ищет тебя вот уже битый час.
– Приготовь мне кофе, – повторил я, после чего на секунду задержался в дверях и добавил: – И позвони полковнику. Скажи, что я уже пришёл.
Придав своему столу более-менее рабочий вид, я сел в кресло и включил компьютер.
Тот радостно пискнул и начал загружаться. Компьютер и Кейт были двумя существами в этом месте, которые были рады меня видеть.
Кейт принесла мне кофе и солидную кипу документов – "живую" почти за два дня.
– Просмотри, – сказала она тоном строгой воспитательницы. – Ежедневник, так уж и быть, я заполню за тебя.
– А ты сегодня добрая. – Я подвинул к себе чашку с кофе.
Она поправила очки и посмотрела на меня.
– Понимаю, звучит глупо, но как всё прошло? Мои соболезнования ещё раз.
Я помолчал, сделав вид, что очень заинтересован парой верхних писем из принесённого ею вороха корреспонденции.
– Наверное, так, как и должно быть. Спасибо.
– Я за тебя волновалась. Что и как.
– Я буду очень благодарен тебе, если ты соединишь меня с полковником.
Она кивнула и отправилась в приёмную.
Я бегло просмотрел почту и облегчённо вздохнул – ничего сверхсрочного и важного там не было, что являло собой отличное начало дня.
Но радовался я, конечно, рано.
На столе ожил один из телефонных аппаратов. Их было три. Первый – открытый, с него обыкновенно звонили в другие организации. Второй – для внутренней связи, на него звонили мои подчинённые. И третий – он только принимал звонки. Для начальства. Для полковника, в частности.
Звонил, разумеется, последний.
– Да, – сказал я.
– Доброе утро. Что случилось?
В голосе полковника не было ровным счётом никаких эмоций. При разговоре с ней у меня нередко создавалось впечатление, что я общаюсь с компьютером. С очень умным компьютером, который понимает всё, что я говорю.
– Я очень плохо спал.
– Убедительная причина, с этим очень трудно поспорить, – проговорила она так же бесстрастно. – Поднимись ко мне, Брайан. Мне нужно сказать тебе пару слов.
– По поводу опоздания?
– Мы с тобой уже вышли из того возраста, когда за опоздание ставят в угол, – сообщила мне полковник. – Я жду тебя. До встречи.
За всё время работы я услышал, по меньшей мере, сотню разных вариантов того, как полковник появилась в нашей организации и чем она занималась до этого. Говорили, что она служила в израильской армии, сотрудничала с иранскими властями, была секретным корреспондентом по арабским делам в Дамаске… в общем, обыкновенные фантазии арабистов – на своё воображение они жалуются редко. Правдой во всём этом было, пожалуй, только одно – все мы знали о полковнике очень и очень мало.
Звали её странным (но всё же красивым) именем Эсмеральда. Она была невысокой и немного полноватой брюнеткой лет тридцати-тридцати-пяти (выглядела она хорошо, и поэтому определить возраст было довольно-таки проблематично) и тёмными, почти чёрными глазами, одна мысль о которых вызывала прямо-таки священный страх у всех сотрудников. И я не был исключением. Взгляд полковника не мог выдержать никто – все инстинктивно отводили глаза, так как порой казалось, что она умеет читать мысли.
Свою первую встречу с полковником я, наверное, запомню на всю жизнь. Когда я вошёл в её офис с папкой в руках, где помимо всех прочих ненужных документов был мой диплом (востоковед-арабист, журналист и дипломат – и всю картину портила только одна оценка "хорошо" – за устный экзамен по арабскому языку) и рекомендация одного из моих профессоров, было восемь утра. Полковник пила кофе.
Я сразу понял, что пришёл не совсем вовремя – и моя уверенность в духе "я всё смогу, это моя карьера, мои деньги, моя самореализация и моё будущее" испарилась в одно мгновение.
– Отличный диплом, – прокомментировала полковник, просмотрев документы, и спросила у меня по-арабски: – Расскажите мне об иранской революции 1979 года, Брайан.
– По-арабски? – уточнил я осторожно.
– Да. По-арабски.
И полковник приняла выжидающую позу, скрестив руки на груди.
Я не был суеверным человеком и никогда не верил в приметы. Но закон подлости, видимо, существует сам по себе, вне зависимости от того, верим мы в него или нет.