— Да я не терзаю. Если тебе хорошо, то и нам хорошо!

— Вот и славно. И не тревожься: если соберусь замуж, вы с Маврой первые узнаете.

Сашка снова насторожилась:

— Даже так?

— Все в жизни случается. — Я пожала плечами. — Иные и в семьдесят замуж выходят, причем первый раз.

— За первый раз я спокойна, — хохотнула она. — Тебе не грозит. Только, знаешь, если действительно соберешься за него замуж, прежде чем дать окончательный ответ, познакомь нас с ним.

— Торжественно обещаю!

Однако ни о каком замужестве пока даже речи не было. Мы с Никитой просто продолжали встречаться при любой возможности. Правда, оба мы были люди занятые, и порой, чтобы выкроить время друг для друга, приходилось изрядно постараться.

Он часто уговаривал меня остаться на ночь. Я неизменно отказывалась. Неудобно было перед девчонками. Пока я ночую дома, они могли думать, будто Никита просто за мной ухаживает. Если же я начну у него оставаться, им, особенно Мавре, окончательно станет ясно, что у нас уже очень близкие отношения, а я не спешила укреплять их в подобной мысли.

Осталась я у Никиты лишь один раз, да и то в загородном доме, куда мы поехали на разведку, чтобы решить, можно ли там провести юбилей. Туровские владения находились всего в тридцати километрах от Москвы. Участок огромный. Минимум полгектара, а возможно, и больше. Но дом, к моему удивлению, оказался небольшим. Максимум человека на четыре обитателей. Правда, там было очень уютно. Полная противоположность Никитиной городской квартире. В его загородном жилище чувствовалось присутствие человека с определенными вкусами и склонностями.

Спальня на втором этаже была обставлена просто, даже аскетично. Зато огромная гостиная-бильярдная внизу являла собой настоящую холостяцкую берлогу. Два бильярдных стола. Удобная мягкая кожаная мебель, словно бы уже старая и слегка потертая. Дубовые книжные шкафы. Уж не знаю, действительно старые или состаренные, но книги в них стояли и лежали явно не новые! Как объяснил мне Никита, часть их принадлежала еще его дедушке, а остальное они с отцом собирали. От себя замечу: не только собирали, но и много читали. Туровская библиотека существовала явно не напоказ, а для души. Никита, правда, посетовал, что с тех пор, как у него свой бизнес, читать ни времени, ни сил почти не остается. Счастье еще, что в молодости успел начитаться.

— Между прочим, дизайнер на мою библиотеку очень косо глядел, — продолжал он. — Часть книг уговаривал одеть в одинаковые кожаные переплеты, а от остального, как он изволил выразиться, барахла вообще избавиться. Но это же не барахло, а память. Вот, например, «Васек Трубачев и его товарищи». Погляди на надпись. Пионера Никиту Турова наградили этой книжкой за то, что он собрал макулатуры больше всех в классе. Это ведь исторический документ и кусок моей жизни. До сих пор помню, как я собирал эту макулатуру. Всех соседей в подъезде раскулачил! А для дурака-дизайнера это пустое место, куча старой бумаги.

Бережно спрятав «Васька Трубачева», Никита извлек с другой полки замызганный томик Чехова.

— Представляешь, тот же дизайнер мне говорит: «Никита Сергеевич, у вас есть полное собрание сочинений этого автора, так зачем вам дубликат, к тому же такой грязный? Издание ведь не ценное. Я консультировался со специалистами». Но для меня-то оно ценное! Мне его моя первая любовь подарила на шестнадцатилетие. Я с ним тогда вообще не расставался. В школу с собой носил, а по ночам под подушку прятал.

Я думала, Никита опять покажет мне надпись, однако он, убрав томик на место, закрыл стеклянную створку.

— У меня подобных сокровищ целый шкаф, — тоном ревностного хранителя музея сообщил он.

Я указала на стену над камином, где висели ветвистые оленьи рога и кабанья голова.

— А это, наверное, твои охотничьи трофеи?

— Терпеть не могу охоту, — брезгливо поморщился он. — Нет, пострелять-то люблю, но только в тарелочки. А рога — дизайнера. И кабанья голова тоже. Он мне еще чучел каких-то птиц наволок. Фазан, глухарь… Но на них парша напала. Червяки полезли, ну я их и сжег в саду. Сразу дышать легче стало. Рога и кабан, правда, крепкие оказались. И пусть висят. Рога даже удобные. Я их на новый год вместо елки украшаю.

— Понятно. Уютное холостяцкое жилище. Небось вечерами сидишь тут в своем кресле, виски потягиваешь, — я кивнула в сторону набитого бутылками с самыми разнообразными напитками бара, — трубку закуриваешь…

— Глаша, ты ведь знаешь, я не курю.

— Ну может, иногда себе позволяешь.

— Не позволяю. Прекрасно всю жизнь без этого обходился. То есть в ранней молодости пробовал несколько раз, но никакого удовольствия. Только голова болела.

— Как же мне повезло-то! Встретить мужчину без вредных привычек…

— Вот и цени, — хмыкнул он. — Ладно, пошли осматривать окрестности.

На участке гости, конечно, могли развернуться, но только при хорошей погоде. А если вдруг дождь зарядит? Дом все-таки маленький, много народа в нем не поместится. Да и в хорошую погоду часть гостей наверняка захочет остаться переночевать. Куда он их пристроит?

Я поделилась с Никитой своими сомнениями.

— А мне-то как раз хотелось именно здесь развить детскую тематику, — принялся он объяснять мне свой замысел. — Представляешь, натянем тент, под ним поставим столы. На них — ситро, блюда с бутербродами, в общем, то, о чем мы с тобой говорили. Мужики придут и припухнут. А мы им потом вынесем все, что полагается: закуски, выпивон, шашлыки. Можно и свинку или барашка на вертеле сделать, прямо на воздухе. А вот тут, за кустами, разобьем палаточки. Я знаю, где их напрокат взять. Устал — можно пойти прилечь. И переночевать тоже.

— Ага. А за теми кустами — биотуалет? — пришло мне в голову.

Никита задумался.

— Вопрос, конечно, актуальный… Полагаешь, тех трех, что в доме, не хватит?

— Возможно. Особенно если народ ночевать останется. Но если зарядит дождь, людей в палатки не положишь.

— Положить-то положишь, но, боюсь, не поймут и тем более не оценят, — в свою очередь засомневался он. — Итак, Глаша, насколько я понимаю, ты агитируешь за ресторан.

— Конечно, банальнее, но зато надежнее, — подтвердила я. — В конце концов можно снять какой-нибудь загородный. Я подумаю, что лучше подойдет. И потом, такая толпа народа загадит весь твой участок.

— Если честно, я тоже этого боюсь. Затопчут все мои зеленые насаждения. А они у меня дикие и к нашествию орд непривычные. Здесь все растет естественно. Садовник лишь подправляет, чтобы участок окончательно в джунгли не превратился, прореживает, сушняк убирает. Мне нравится жить как в лесу. Вот еще соберусь, за этим лужком прудик искусственный сделаю, карпов туда запущу…

— И комаров у тебя разведется гораздо больше, чем карпов, — хихикнула я.

— Господи, с кем я связался? Ни капли в тебе романтики.

— Наверное, не там искал. Тебе бы сюда какую-нибудь русалку…

— Замечательная идея, Глаша. В пруд, вместо карпов! А может, и вместе!

— Вот вся ваша мужская романтика. Сам в теплом доме, а женщина — в грязном пруду!..

— То есть, насколько я понимаю, на пруд ты не согласна. Тогда пошли в теплый дом.

Еще немного поколебавшись, Никита принял мои доводы насчет ресторана. Я очень надеялась, что это окончательное его решение. Времени до юбилея оставалось уже совсем мало. Мне следовало успеть все подготовить до нашего с Маврой отъезда в Англию. Тогда, по крайней мере, буду спокойна, что ребята без меня справятся, и Никитин юбилей пройдет на высшем уровне.

Как-то так вышло, что я ему не сказала про нашу с Маврой поездку, которая придется как раз на его торжество. Сперва считала, что это вообще не имеет значения, а потом боялась сглазить: вдруг визы не дадут. Когда же они оказались у меня в руках, я наконец ему сообщила, что уезжаю и, как мне ни жаль, на его юбилее присутствовать не смогу, однако в «Фиесте» все, кто нужно, проинструктированы, и он может не волноваться. Праздник будет организован не хуже, чем в моем присутствии.

Я не знала, какая реакция последует с его стороны, однако, по моему собственному разумению, наш с Маврой отъезд лишь облегчал ситуацию и для Никиты, и для меня. Положение-то получалось довольно двусмысленное. Останься я проводить Никитин праздник, нам пришлось бы перед гостями тщательно скрывать свои истинные отношения. Вряд ли он стал бы в подобной ситуации представлять меня друзьям и знакомым как свою женщину. В его кругу это наверняка было бы странно. А если бы он не стал меня никому представлять, мне было бы неловко и унизительно. С моим же отъездом вопрос попросту снимался, и обе стороны без ущерба для собственного самолюбия и репутации могли вздохнуть с облегчением.