— Да это он Никитиных поджег!
— Да? Языком-то мы все горазды трясти. А ты ему в глаза скажи!
— И скажу! Испугал! Чего мне терять-то?
— Вот именно, мужики! — подхватила Дарья. — Нам нечего терять! Мы с вами до крайней точки доведены, нищета нищетой! Нас власти замечать не хотят! Пора им подпортить репутацию!
— Пошли к Гуськовым! — крикнул кто-то из толпы. И взвинченная толпа двинулась к «термитнику». Русский мужик терпелив, не скор на всякие бунты. Но уж если возникнет настроение, то пиши пропало.
Сестры Гуськовы со все возрастающим беспокойством наблюдали сквозь занавески, как агрессивная толпа собирается у ворот. Лаем взорвались собаки. Нарочно дразня псов, разразилась криками толпа:
— Бандиты!
— Выходите давайте. Не фиг прятаться!
— Не выйдете — подожжем, куркули несчастные! Раскулачим!
Агрессивные выкрики толпы напугали сестер. К односельчанам выслали мужа Лидии, Ваньку.
Ванька, мужик незаметный, невидный, вышел, остановился за калиткой.
— Вы чё, мужики?
— А ты выдь к нам, Иван! Чё там жмесся?
— Нет уж, я тут… Чего вы?
— За что Полину засадили? Сами приехали за ней, а потом — заявление накатали! Да за такое знаешь, что бывает?
— Да не знаю я ничего, мужики! — взмолился Иван. — В Москву я за товаром мотался.
— А Павел где с Игорьком?
— Нету их, не вернулись еще…
— Вернутся, так и передай: не заберете вашу заяву, худо будет!
— Не дадим житья!
— Беженцы называется! К ним по-людски, а они жо…й поворачиваются!
— Да ладно, мужики, вы чё? Я скажу, мне чё… Я скажу. Иван попятился к двери дома. В это время подъехал Генка Капустин, искал мать. Та, разгоряченная, о чем-то говорила с Любавой.
— Ты щас куда, Генок? — поинтересовались мужики.
— В район, бухгалтершу в банк везу. Мужики переглянулись.
…Никита Панин после обеда вызвал к себе своего первого зама, Опрелкова. Нужно было подготовить справку в область о ходе полевых работ. Колхозы в районе стали сплошь убыточные, техники не хватало. Отсеялись, но будущий урожай хранить было негде. Проблема насущная, но Панин так и не придумал, как ее решить. Тем не менее справку нужно было представить к трем часам. Изложить следовало гибко — не как признание в собственном бессилии перед упадком сельского хозяйства, а как бы честно, но — оптимистично. Губернатор готовился к выборам, и ему подходило только оптимистично.
— Что мы имеем? — вопрошал Панин Опрелкова, чувствуя, как непроизвольно слипаются глаза и рот растягивается в невольном зевке. После обеда Никита Матвеевич любил подремать. А тут эта справка, будь она неладна.
Опрелков явился с бумагами, но, по обыкновению, сразу подошел к окну. Он всегда подходил к окну у главы в кабинете и делал замечание: «А погодка-то!» И они некоторое время обсуждали погоду. В сельском хозяйстве без этого нельзя. Сегодня же, едва он подошел к окну, выходящему на площадь, на его круглом личике проступило неподдельное удивление.
— Никита Матвеевич, вы в окно смотрели?
— А что я там увижу, мать твою! Ликование аграриев по поводу будущего урожая? Ты эти байки про погоду оставь, Опрелков. Справку давай сочинять!
— До ликования, я думаю, тут далеко. Но своих аграриев вы точно увидите. Полюбуйтесь-ка!
Панин подошел к Опрелкову и выглянул в окно.
То, что он увидел, поначалу позабавило его. Какие-то мужики толпились на площади, деловито оглядываясь и размахивая руками. Некоторые уселись на асфальт, скрестили ноги по-турецки. Сзади разложили бумагу, на которой молодая девчонка что-то резво выводила красками.
— Это что это? — Брови Панина полезли вверх. — Беженцы, что ли?
Возле здания районной администрации сроду не было никаких сборищ и митингов. Лет десять назад вот так толпой пришли беженцы из Казахстана просить жилье.
— Непохоже, — пожал плечами Опрелков. — Вон ту бабу я помню, здоровую. Повариха из Завидова. И этот мужик в тельняшке тоже оттуда.
— Завидовские? — удивился Панин. — Земляки, значит? И чего они? Спустись-ка узнай.
Опрелкова перекосило. Не любил он общаться с народом. С ними и разговаривать-то нужно как-то по-особому. Лучше матом. У главы это получается, они его за своего принимают. А он, Опрелков, человек кабинетный, ему это все… Но — делать нечего, спустился.
Вернулся быстро, сияя круглым ликом. Радовался, что с заданием справился — поговорил с народом, все выяснил.
— Да медичку у них посадили. Требуют освободить.
— За что посадили-то? — поморщился Панин. Вот эти дела, связанные с криминалом, его раздражали. Только влезь — фиг вылезешь!
— Родня больной и посадила. Да там что-то темное. Вроде как личные счеты.
— Ну а я-то при чем? — По лицу главы стало заметно, что он струхнул. — Пусть к милиции идут и рассаживаются у Мишкина под дверью! Я-то что?
— Там негде, сразу дорога и остановка.
— Етит твою… — разразился Панин, покрываясь пятнами. — А у меня тут — условия! Да я… Да они… Да где… А если кто узнает? Корреспондент этот гребаный постоянно на меня в областную газету капает! А если журналисты? Прикинь, что будет-то! Перед губернаторскими выборами!
Глава забыл о справке. Опрелков глубокомысленно кивал.
Глава района в предстоящих выборах, как и полагается, поддерживал действующую власть. Кому нужны перемены, перетасовки? Встанет новый глава, начнет мести по-новому, да и тебя выметет ненароком…
И Панин знал: за демонстрацию колхозников накануне выборов его в области по головке не погладят. Он примерно представлял, чем для него может обернуться эта вылазка завидовцев.
— Звони в райотдел! — приказал он Опрелкову. Опрелкову ответили, что начальник райотдела Мишкин находится в области на совещании и вернется только к вечеру.
— Заместителя! — выхватил трубку Панин. — Да я вас всех, ёшкин кот, растрясу там…
Зам. начальника райотдела не был в курсе насчет демонстрации завидовцев. Ничего не мог он сказать и по поводу завидовской медички. Начальник уехал. Никаких распоряжений не давал. Тут маньяка надо ловить, торговля наркотиками процветает и два убийства за неделю. Какая там медичка…
Панин свирепел.
— Их бы энергию да в мирных целях, — попытался пошутить Опрелков, кивнув в сторону окна.
— Собирай совещание! — рявкнул вспотевший глава. — Главврач чтобы была, этот умник из райотдела с делом медички. Прокурора позови. И без шума давай. Всех — ко мне!
Опрелков убежал, а Панин вызвал к себе заместительницу по соцвопросам, Арбузову. Не мог он сейчас находиться один в своем кабинете, было необходимо с кем-то делиться мыслями. Арбузова прибежала, вытаращив глаза, нервно одергивая на себе костюм. Панин подозревал, что Арбузову в любых ситуациях больше волнует, как она выглядит, чем то, что происходит. Он частенько позволял себе запускать шпильки в ее адрес по этому поводу. Но сегодня ему нужно было, чтобы кто-то стоял рядом, хотя бы как манекен.
Едва вошла Арбузова, зазвонил красный телефон. Панин и Арбузова — вместе — уставились на него. Панин вспомнил — справка. Взял вспотевшей рукой трубку. Арбузова стояла и смотрела на главу, вытаращив глаза. Как преданный солдат на генерала.
— Да, здравствуйте, Сергей Леонидыч. Да как мы? Работаем. Справку… А? Справку, говорю, готовим…
И вдруг Арбузова заметила на лбу главы появившуюся испарину.
— А вы откуда знаете? — пробормотал в трубку глава и послал взор в сторону окна. — Разведка? — Он постарался улыбнуться, но получилась кривая гримаса. — Чего хотят? Да чего они хотят… — как можно беззаботнее забормотал он, а сам напрягся, вытаращил глаза на Арбузову. Думай, мол, скорей. — Требования? — неуверенно повторил он и кивнул Арбузовой.
— Открыть медпункт у них в Завидове и вернуть им врача! — громким шепотом подсказала Арбузова.
Глава слово в слово повторил подсказку Арбузовой. Через минуту заговорил бодрее:
— Да, закрыли. Ну, эти умники из Минздрава решили, что обойдутся. Да это до меня было, Сергей Леонидыч, при Козлове. Да я бы разве допустил? Почему накануне выборов? Стихийно. Заболел кто-то… Так, кучка колхозников.
Панин долго подобострастно кивал, почти счастливо поблескивая глазами. Арбузова сияла отраженным светом. Вот как ловко подсказала она с этим медпунктом. А то бы сейчас — что, да как, да почему… Нет, все-таки глава ей цены не знает.