На этот раз подруги решили пообщаться подольше. Яна приедет в субботу, переночует у Кати в доме, а в воскресенье, не дожидаясь приезда Олега, вернется домой.
Выбор одежды для поездки – оказался для Яны не простым делом. Она перебирала в шкафу свой скудный гардероб, оценивая, подходит ли вещь к сезону и к случаю. Катя ругает ее за пристрастие к черному цвету, к закрытым «водолазкам», придется надеть что-нибудь понаряднее. Черная уличная куртка с капюшоном остается, тут альтернативы нет, но под куртку можно надеть цветной джемпер с вырезом и вельветовые джинсы цвета топленого молока. Яна примерила комплект перед зеркалом: было непривычно видеть себя такой нарядной. Но хотелось порадовать Катю, показать, что она в порядке. Яна, как и собиралась, выехала в Комарово в субботу.
Поездка Марты в Комарово, как было намечено, состоялась в воскресенье.
Днем синий служебный микроавтобус затормозил рядом с узким тротуаром в тихом Фонарном переулке. Павел покинул водительское место, обошел машину и открыл перед Мартой отбегающую в сторону дверцу салона. Марта с любопытством взглянула внутрь: в одном из кресел, держась за подлокотники, сидел молодой красивый мужчина с пышной черной шевелюрой. Его бессильно расслабленные ноги едва касались пола – это и был Борис Палей, опекать которого ей предстояло. Рядом стояла компактно сложенная инвалидная коляска. Павел познакомил своих пассажиров друг с другом и помог Марте забраться в салон, придерживая ее под локти. Задвинув за ней дверцу, вернулся в кабину.
Микроавтобус летел по приморскому шоссе вдоль голубовато-седой прибрежной полосы Финского залива в сторону дачного поселка. Борис развлекал Марту. Карие глаза инвалида с легкими тенями под веками сверкали умом и легким азартом – аппетитная пышечка Марта понравилась ему, и он блистал перед ней эрудицией. Перепрыгивал с древней истории на современность, говорил о научных открытиях и новинках техники. Заметив, что Марта вздремнула, прервал лекцию и переменил тему, стал рассказывать о себе. И Марта тут же открыла глаза.
Боря был инвалидом ДЦП и в детские годы лечился в санатории Комарово, там он и познакомился с Павликом, жившим на даче с бабушкой. А было это так. В предвечерние часы весь дачный народ высыпал на центральную улицу поселка. Здесь же прогуливались и родители с больными детьми, проходящими лечение в детском санатории. Увидев однажды семилетнего Борю в инвалидной коляске, четырехлетний Павлик, продолжая неоконченный спор с бабушкой, закричал, стрельнув пальчиком:
– Бабуля, смотри, смотри! Вон большой мальчик, а его мама в коляске возит. А ты меня заставляешь ножками ходить. Почему? Я тоже хочу кататься!
Бабушка Павлика, культурный человек, профессор, смутившись перед людьми за выкрик своего ребенка, мягко одернула его. Затем подвела внука к мальчику на инвалидной коляске и познакомила детей, извинившись перед матерью больного ребенка. С того дня и пошел счет знакомству между ребятами, позднее переросшему в настоящую дружбу. Дети встречались в Комарове каждое лето, и подросший Павлик уже один, без бабушки, забегал в санаторий, куда приезжал его друг на очередную реабилитацию. Боря по-прежнему не мог ходить, но верхняя часть его тела окрепла – он упражнялся с гантелями, сидя в инвалидном кресле. Он много читал, опережал по интеллекту своих ровесников. А непоседливый Павлик предпочитал слушать истории в пересказе друга, нежели корпеть над книгой самому. Зато у Павлика всегда водилось много домашних животных – от хомяков до кота – чему отчаянно завидовал Боря.
Со временем Павел забросил свой живой уголок, переложив на плечи бабушки уход даже за любимой собакой. Он теперь редко бывал дома, много времени уделял спорту и активному отдыху: ходил в походы на байдарках и по горам. Борис, вынужденно привязанный к дому, много занимался, поступил на заочное отделение исторического факультета и досрочно получил диплом, экстерном сдав все экзамены. Однако юноши продолжали общаться. Каждый находил в другом то, чего не было у него самого.
– Борька верно говорит, – подтвердил с водительского места Павел. – Пока я по жизни колбасился, он даром времени не терял. Бориса и в научном мире знают, и среди писателей-фантастов его имя слышали. У него даже книжка издана.
– За свой счет, – погрустнел Борис. – Что на популярных статейках заработал, все на это издание спустил. А что касается прочих моих достижений, то без Пашки я вряд ли и образование смог бы получить. Интернета еще не было, Пашка по всем библиотекам мотался, чтобы для меня нужные книги достать.
– Моя заслуга тут невелика, – заскромничал Павел. – Мне что на дистанции пробежаться, что по городу носиться – разницы никакой.
– Да, такого непоседу еще поискать! Ты не против, если я и твою историю расскажу? – улыбнулся Борис, обнажив ряд белых зубов – стоматолог обслуживал его на дому.
Павел почесал за ухом, оторвав руку от руля, демонстративно вздохнул:
– Ладно, валяй, дружище.
Борис, не щадя друга, выложил и его подноготную.
Павел Ватагин учился в школе кое-как. Только в волейбольной секции был на хорошем счету. Но и здесь вершин не достиг, в сборную города не попал, поскольку часто пропускал тренировки. Однако иных перспектив для себя, кроме поступления на факультет физвоспитания, не видел. Но родители-археологи и бабушка – профессор биологии посчитали физкультуру делом несерьезным и заставили Павла поступать на биофак. Там и бабушкина рука могла помочь. Павел не сопротивлялся.
– Так точно, Борька не врет, – вновь отозвался с водительского места Паша. Бабуля мне помогла и диплом получить, разгильдяй я был жуткий. Зато армию я сам оттрубил, целый год после вуза, ровно триста восемьдесят дней.
– Разве в году не триста шестьдесят пять дней? – удивилась Марта.
– В армии свой календарь, – пояснил Борис, никогда не служивший в армии. – Пока указ издадут, пока дембель подпишут.
Марта была довольна, что согласилась на эту поездку – работа оборачивалась приятным времяпрепровождением. С этими весельчаками она чувствовала себя легко и непринужденно.
Павел продолжил рассказ о том, что в армии, как прежде в институте, тоже выдвинулся по спортивной линии. Выступал за свою часть в различных соревнованиях, и, в общем, одолел и эту дистанцию без особых проблем.
– К тому же, армия сделала из меня настоящего мужика, – веско заключил он.
– Пока я этого не замечаю, – оспорил заявление друга Борис.
– Какие претензии? Работу хорошую нашел? Нашел! А что с родителями вместе живу, так потому, что неохота обременять себя хозяйством.
– Будто кроме мамы о тебе и позаботиться некому, – загадочно намекнул Борис. – Женился бы наконец, у тебя, полагаю, есть выбор. Я бы на твоем месте… Э-эх, – Борис вдруг опечалился и посмотрел на благоухающую цветочными духами Марту, сидящую так близко, и такую далекую от него.
– Оставь эти разговоры, Боря. Давайте лучше подумаем над программой сегодняшнего праздника.
Мужчины с оживлением переключились на предстоящее увеселение на даче.
Дача в Комарове – при финнах это место называлось Келломяки – когда-то принадлежала именитой бабушке Павла, а после ее смерти дом наследовали его родители. При советской власти в поселке имели право строиться только заслуженные люди – писатели, артисты, видные ученые. Место было уникальное: вокруг хвойный лес, неподалеку Финский залив, а где-то в стороне еще и озеро. В новейшие времена поселок начал перерождаться. За участки здесь шли настоящие войны. Едва старый дом ветшал, а наследники прежних шишек не находили средств на его поправку, тут же появлялись богатые покупатели. На месте старых дач вырастали дома-крепости, окруженные высокими заборами.
Но родители Павла еще держались за их старенький дом, своими руками латали то крыльцо, то крышу. Они надеялись на помощь сына, но его не интересовали хозяйственные заботы. Павел наезжал на дачу эпизодически, чаще всего – с друзьями и в отсутствии родителей.
Около указателя с названием поселка Павел притормозил и повернул машину в сторону леса – позади в последний раз сверкнула голубая гладь залива. Дорога стала узкой и ухабистой, полезла в гору, с двух сторон к ней подступали ели и сосны, вырастающие из мшистой подушки болота.
При очередной встряске сквозь натужное урчание мотора послышалось предупреждение Павла: