Мануэл Карлус - Жертвоприношение

– Ну что? Убедилась, что я жива и здорова?

– И это крайне огорчительно! – вспыхнула Эдуарда.

– Какое недостойное чувство для такой участливой девушки! – протянула Лаура. – Но ты, верно, рада, что я в инвалидной коляске? Радоваться тебе недолго, каких-нибудь пару недель. Потом я встану и буду красивее, чем была.

– Тебе повезло в машине, но от меня тебе не уйти. – Глаза у Эдуарды горели, и смеялась она нехорошим смехом.

– Неужели ты посмеешь накинуться на калеку в инвалидном кресле? Воспользуешься ситуацией? – Лаура изобразила изумление.

– Точно так же, как ты воспользовалась моим отсутствием, чтобы вешаться на шею моему жениху.

Несгибаемая наглость соперницы довела Эдуарду до белого каления. Но ей пришлось выслушать и еще кое-что похлеще.

– А вот тут ты ошибаешься, – заявила Лаура с широчайшей улыбкой. – Я вешаюсь ему на шею и тогда, когда ты здесь. Такова моя жизненная позиция – висеть на шее у твоего жениха!

Перед таким бесстыдством Эдуарда онемела, зато Лаура продолжила с усмешкой:

– И знаешь почему? Да потому, что я совершенно согласна с Бранкой: ты станешь той самой невыносимой женой, которая обнюхивает мужа по возвращении, шарит у него по карманам и распечатывает его письма над чайником! Ты устроишь ему жуткую, несносную жизнь! И я буду бороться за его счастье! Со мной он счастлив! Мы с ним смеялись над тобой, смеялись над твоими дурацкими звонками! Нелепыми проверками! Ты была у нас вместо клоуна, Эдуарда! У всех нас, у Марселу, меня и Бранки!

Клоуна? Эдуарда вспыхнула, сорвала с пальца кольцо и швырнула его Лауре.

– Забирай! Бранка предназначила его тебе! Забирай все! Жениха! Кольцо! Газету!

Разъяренная Эдуарда швырнула в Лауру газету с трогательной фотографией и заголовком.

– Да мы и так не расставались ни днем, ни ночью, – издевалась соперница.

И тогда, схватив инвалидную коляску, Эдуарда вывалила Лауру в бассейн.

– Ну так остынь немного! – крикнула она и бросилась к выходу.

Элена приехала домой вконец расстроенная. Мало того, что Марселу в тяжелом состоянии, тут еще и Эдуарда такое натворила… Она и сердилась на дочь, и жалела ее, и, конечно, беспокоилась. Хорошо еще, что Леу тут же вызвался поехать ее искать. Он был, кажется, единственным в семействе Моту, кто умел откликнуться на чужие просьбы, иногда даже невысказанные…

Перед Бранкой Элена извинилась, почувствовав в очередной раз ее враждебность и к себе, и к Эдуарде. Но не обиделась. Она понимала, что испытывает возмущенная мать, страдающая за своего ребенка.

Тадинья бросилась обнимать вернувшуюся хозяйку, и Элена, исчезнув в могучих объятиях толстухи, едва не расплакалась. Вот кто был ей верным другом все эти годы! С тех пор как они расстались с Орестесом, Тадинья помогала ей по хозяйству и без ее заботливых рук дом Элены и вполовину бы не был таким уютным.

Тадинья не удивилась влажным глазам, печальному лицу Элены, приехавшей из чудесной поездки по Италии: она уже знала из газет, какие огорчительные новости встретили ее девочек на родной земле. Желая хоть чем-то отвлечь хозяйку от черных мыслей, она повела ее по всем комнатам, показывая букеты, которые они расставили с Флавией.

В родных стенах, среди привычных вещей Элене невольно стало легче. Заботы Тадиньи согрели ее, красивые цветы порадовали, и губы ее тронула невольная улыбка – все-таки она очень любила свой дом. Только здесь она наслаждалась безраздельным покоем…

Именно в этот миг и раздались истошные крики с площадки. Не переставая улыбаться, Элена вздохнула. Нет, мира и покоя не было нигде. Бури и катаклизмы сотрясали любое семейство.

Крики неслись из соседней квартиры, у ее соседей по площадке были свои, и немалые, проблемы. Нестор Перейра опять гонялся за своей дочкой Катариной, ругая ее на чем свет стоит из-за очередного кавалера. Кавалеров у хорошенькой полногрудой Катарины было великое множество. Только фонарному столбу не строила она глазки, а если бы состроила, то и столб стал бы ее поклонником.

Сирлея Перейра, ее мать, заняла когда-то второе место на конкурсе красоты в Татуе, маленьком городишке, где она родилась и выросла. Но став общепризнанной красавицей, она очень долго не могла выйти замуж, все достойного жениха не находилось. Только в тридцать лет уступила она наконец страстной любви Нестора, который был то ли на шесть, то ли на восемь лет моложе ее. Супруги и до сих пор пылали друг к другу неистовой страстью, и плод ее – Катарина – оказалась таким же страстным фруктом.

Но то, что так нравилось Нестору в жене, почему-то не нравилось ему в дочери, и он гонялся за ней с истошными криками «Убью!» по всей квартире, а иногда и по двору.

Элена на всякий случай приоткрыла дверь, чтобы Катарина могла при необходимости юркнуть в нее и переждать бурю, как делала это уже не раз. Сама она принялась разбирать чемоданы. Физическая работа всегда помогала ей справиться с душевными неурядицами. К тому же завтра ей предстояло вникать в накопившиеся дела на работе, так что все домашние хлопоты отойдут на задний план.

Дверь хлопнула.

– Входи, входи, соседка! Мы тебе подарочек привезли! – подбодрила она девушку, не слыша ее шагов. Подняла голову и увидела стоящую в проеме двери Эдуарду. Она напоминала уже не статуэтку, а статую, и не фарфоровую, а каменную.

Ахнув про себя, Элена бросилась к ней и засуетилась, подвигая кресло к открытому окну, доставая из бара сок и лед.

– Садись, доченька, отдохни, расслабься, – говорила она ласково. – Где была?

– У Лауры.

– О Господи! – всплеснула Элена руками. – Зачем?

– Хотела все выяснить, – с ледяным спокойствием проговорила Эдуарда.

– И что выяснила? – уже с закипающим гневом спросила Элена, желая во что бы то ни стало растопить этот лед.

– Все! Они это время были вместе. Постель и прочее.

– Да это же невозможно! Марселу любит тебя! – Элена повысила голос. – Ну как ты можешь верить Лауре! Кто как не она мечтает развести вас?! И пользуется моментом, когда Марселу в больнице! Когда он не может ни слова сказать в свое оправдание!.. Это же подло!

– Он, как и вы, будет мне врать! Не желаю слышать его вранья! – Теперь и Эдуарда повысила голос.

– Значит, врут все – тетя Виржиния, я, твой жених, а не врет одна только Лаура? – Элена задыхалась от собственного бессилия.

– Да! Только ей я и поверила. Поэтому все кончено. Свадьбы не будет!

– Погоди! Одумайся, дочка! Не руби сплеча. Выслушай сначала Марселу.

– Хватит, мама! Я сказала: все кончено. Эдуарда подошла к секретеру, достала оттуда пачку писем и фотографий и методично, как автомат, принялась разрывать их на мелкие кусочки.

Элена смотрела, как ковер покрывается белыми клочками бумаги, и по лицу ее текли слезы.

Попросив Тадинью последить за Эдуардой, Элена побежала звонить Сезару Андрадо. Отец Элены дружил с его родителями и перетащил их из Сан-Паулу в Рио. Сезар был на пять лет старше Эдуарды, но росли они вместе, и он с детства был влюблен в нее. Когда у его родителей начались финансовые трудности, Элена платила за его учебу, потом помогла постранствовать по Европе. Сезар окончил медицинский факультет университета, специализировался по гинекологии, и всегда был готов помочь Элене советом. А уж если речь шла об Эдуарде…

Сезар назвал мягкое снотворное с успокаивающим эффектом, и ближе к вечеру Элена дала дочери таблетку и уложила ее пораньше в постель, надеясь, что к утру кризис минует, Эдуарда образумится и поедет к Марселу в больницу.

Не тут-то было. Утром Элена получила тот же ответ и еще просьбу никогда не возвращаться к этому разговору. Она подождала день, потом второй, а на третий позвонила сестре и сообщила о решении Эдуарды.

Виржиния поехала с новостью к Бранке, и Бранка, которая только и мечтала, чтобы этой свадьбы не было, которая чуть ли не возненавидела Эдуарду из-за скандала в больнице, вдруг страшно расстроилась.

Пока Марселу лежал в забытьи, а она сидела возле его постели, она искренне верила, что сыну достаточно ее материнской любви, что опять, как в детстве, он припадет к ее груди и она даст ему новые силы и здоровье.