– У меня прямо мороз по коже. Такое ощущение, будто они тоже слушают песни, – он кивнул на плац, где под крестом лежали оставшиеся мини-гробы. – Они лежат, как на последнем привале перед вечностью.

Кармель кивнула.

– Мне кажется, многие это чувствуют.

Постепенно уставшие люди, полные впечатлений, стали расходиться по палаткам. У костра осталось сидеть не более десятка гостей и поисковиков. Лина задумчиво перебирала пальцами струны гитары, решая, что ещё спеть. Тимур попросил у неё инструмент. Он чуть отодвинулся от Кармель и заиграл незнакомую ей мелодию. Когда зазвучали первые строки, девушка насторожилась и стала вслушиваться в каждое слово.


Мои глаза в тебя не влюблены25, –

Они твои пороки видят ясно.

А сердце ни одной твоей вины

Не видит и с глазами несогласно.


Ушей твоя не услаждает речь.

Твой голос, взор и рук твоих касанье,

Прельщая, не могли меня завлечь

На праздник слуха, зренья, осязанья.


И всё же внешним чувствам не дано –

Ни всем пяти, ни каждому отдельно –

Уверить сердце бедное одно,

Что это рабство для него смертельно.


В своём несчастье одному я рад,

Что ты мой грех и ты – мой вечный ад.


Кармель смотрела на чуть склонённую голову Тимура и гнала от себя подозрение: он поёт о ней. Как только стихли звуки последнего аккорда, он отдал гитару Феликсу и, взяв Кармель за руку, повёл от костра прочь. Она услышала немного злорадный смех Лины и растерянный голос Феликса.

– А сказать до свидания добрым людям?

Кармель молча шла с ним по тропинке. От дурного предчувствия сжималось сердце, и холодела душа. Он расстегнул молнию на входе в палатку, пропустил Кармель вперёд.

– Я хотел поговорить с тобой. – Тимур сел на матрац и похлопал ладонью, приглашая присоединиться.

– Давно пора, – усмехнулась она. – Сашок сказал: ты завтра уезжаешь.

– Ох, этот Сашок. Вечно лезет, куда не просят. Я хотел отложить этот разговор на утро и провести нашу последнюю ночь без выяснений. Но тут, так, кстати, вспомнил этот сонет. По-моему, в нём всё ясно сказано. Ты девочка умная, думаю, поняла. Давай не будем портить такой прекрасный вечер.

Кармель охватил гнев. «Он собирался провести со мной ночь и утром расстаться. Словно и не было ничего. Без всяких объяснений, просто спев песенку. Как там звучало: это рабство для него смертельно. Рабством он обозвал наши чувства и теперь решил из этого рабства вырваться».

– Ты чего молчишь? – встревожился Тимур и подумал: «Неужели без истерик не обойдётся? А мне она казалась слишком гордой, чтобы опускаться до мелочных обвинений».

Кармель не могла видеть его глаз в темноте палатки. Лишь неясный силуэт вырисовывался на фоне окошка. Она кашлянула, боясь, что голос подведёт её и вместо нормальных звуков он услышит слёзы в её голосе.

– Я лишь хочу уточнить. Ты на этом заканчиваешь наши отношения, и мы навсегда расстаёмся, – Ей удалось произнести фразу спокойным ровным голосом.

– Я не ошибся, ты умница! – обрадовался Тимур и вздохнул облегчённо. – Ты ведь понимаешь: мы совершенно разные люди, у нас нет ничего общего. Даже интересы разные. Я никогда не смог бы создать тот уровень жизни, к которому ты привыкла. Даже слепому виден достаток твоей семьи. Да мы бы возненавидели друг друга через полгода. Ты бы стала упрекать меня, а я тебя. У меня несколько иные представления о женщине, с которой я мог бы связать свою жизнь. Ты другая. Но поверь: мне очень было хорошо с тобой. Эти полтора месяца оказались лучшими в моей жизни, и я никогда не забуду тебя. Ты останешься вот тут. – Он легонько стукнул в грудь. – Мне тяжело с тобой расставаться, но лучше это сделать сейчас, чем потом, попортив нервы друг другу. Думается мне, ты быстро утешишься. Это лето останется с нами навсегда. Верно?

Кармель слушала его уверенный голос и осознавала: Тимур полностью уверен в своих словах. Ей хотелось плакать, убеждать, что он не прав. Что она постарается стать такой женщиной, какую он хочет. Что ей всё равно, сколько у него денег. Она на самом деле не настолько избалована и согласна на крохотную квартирку, небольшой достаток, лишь бы быть с ним вместе. К тому же она скоро окончит институт и тоже сможет зарабатывать. Пока Кармель подбирала нужные доводы, в ней росла уверенность: зря. Все её доводы зря. Он уже всё решил за них обоих. Она вспомнила, как обманутые ею на спор с подругой Леной парни, пытались уверить в своей любви, как отчаянно убеждали, ругались и проклинали её. А она раздражалась, злилась: «Отчего они так ведут себя. Не умеют красиво прощаться. Вот я бы так себя не вела. Удалилась бы гордо». Кармель сжала виски. «Дура! Идиотка! Вот и пришла расплата за содеянное зло. Сейчас я готова умолять и просить Тимура передумать и дать нам шанс. Вцепиться в него и кричать о своей любви. Вот только вряд ли это поможет. Будет презирать, как я тогда презирала унижающихся перед ней мужчин».

Тимур нашёл в темноте её руку, крепко сжал и потянул Кармель на себя.

– Что ты всё молчишь? Не будем терять время. – Он отыскал её губы и попытался поцеловать.

Кармель отстранилась. Быстро поднялась на ноги.

– Я лелеяла несколько иные планы на нашу с тобой дальнейшую жизнь. Так получилось, что полюбила тебя. Но раз ты решил, что я тебе не подхожу, и у нас нет будущего, что ж – вольному воля. Никакой ночи не будет. Будь добр, покинь мою палатку, – она произнесла эту тираду напряжённым ледяным тоном так, как смогла это сделать, давя в себе боль и не вырвавшийся крик.

Тимур присвистнул:

– Ты меня любишь! Но ведь ни разу раньше не признавалась.

Кармель сжала пальцы рук в замок до боли. Какое счастье, что темно и он не видит её лица.

– Не было нужды. Думала ты и так догадываешься. А сейчас на прощание, отчего же не сказать о своих чувствах. Только это не имеет для тебя никакого значения. Верно?

– Ошибаешься. Имеет. И ещё какое! Мне кажется, я тоже тебя полюбил. Твоё признание бальзам на больное сердце. Мне будет легче пережить расставание. Ты ведь сама понимаешь, повторил он, как заклинание: мы с тобой не пара. – Он вскочил и сделал попытку обнять её.

Кармель отступила к столику.

– Я попросила тебя уйти. Ты сам так решил. Прощай.

Тимур чертыхнулся, что-то пробормотал себе под нос и покинул палатку.

Она, обессилев, опустилась на матрас. Пока он находился рядом, Кармель еле сдерживала рыдание, а сейчас ощутила такую тяжесть на душе, что стало больно дышать. Она легла, свернулась в калачик и закрыла глаза. Главное: вдох– выдох, вдох-выдох. Вот уже пошли секунды жизни без Тимура, вот пробежала минута. Ей придётся учиться жить без него, а пока надо учиться дышать. Вдох-выдох. Она не заметила, как заснула.

Тимур на всякий случай посидел под навесом возле палатки Кармель. Он чувствовал себя потерянным.

«Правильное решение ли я принял? Мне было так легко и хорошо с Кармель. Не стоит губить эти воспоминания. А ведь это случится, если они попробуют жить вместе. Я уже не раз проходил это. Разочароваться ещё раз – не желаю. Сейчас тяжело. Плохо. Но это пройдёт».

Из палатки не доносилось ни звука. Он усмехнулся: «А она молодец. Обошлось без слёз и упрёков. Неужели и, правда, любит?»

На лугу стихли все звуки. Лагерь засыпал. Прохладный ветерок обдувал разгорячённую голову Тимура, постепенно усталость брала своё. Из палатки Кармель по-прежнему ничего не слышалось. Ему захотелось прижать её к себе изо всех сил и сказать: «Чёрт с ним! Давай попробуем. Вдруг у нас получится». Тимур обругал себя за малодушие последними словами и направился к своей палатке.

Кармель проснулась задолго до рассвета. Впервые она заснула, не раздеваясь. Подняла с матраса тяжёлую, словно налитую свинцом голову. Переоделась в купальник и поплелась к реке. В предутреннем тумане тропинка терялась и возникала перед ней в густом, похожем на дым облаке. От росы ноги и подол халата намокли, сланцы скользили по влажной траве. Кармель поскользнулась и упала. Не столько ударилась, как ей стало вдруг горько и обидно. Она уселась на сырую от росы землю, подтянула колени к груди и расплакалась. Порыдав всласть и озябнув, Кармель пошла к реке. Прибрежные кусты, иву, камыш – всё укутал белесым покрывалом туман.

«Вечно тут сырость по утрам, сказано болотистая местность», – разозлилась она.

В воде продрогла окончательно. Прополоскав грязный и мокрый халат, стуча зубами, направилась к палатке.