Ася Ивановна с удивлением посмотрела на дочь.
– Раньше ты об этом не задумывалась. Интересно, каких идей ты ещё нахваталась, пока была вне дома.
Натан Михаэлевич взглянул на Кармель с одобрением.
– Неужели моя девочка стала думать не только о нарядах.
Кармель обиделась.
– Можно подумать, я ничем путным не занималась и мечтала лишь о тряпках.
Никита скрыл улыбку, опустив голову.
Натан Михаэлевич чуть ехидно произнёс:
– Ну почему же, занималась, тратила время на развлечения. – Он допил кофе и поднялся. – Учёба давалась тебе легко. Никаких усилий для этого ты не прилагала. Ну-ка, дочь, вспомни, ты бралась за какое-нибудь полезное или нужное дело?
Кармель вспыхнула. Лицо пошло пятнами, на глаза выступили слёзы.
– Раньше вы не упрекали меня. Я училась и тогда еще не нашла занятие по душе.
– А сейчас нашла? – Отец бросил салфетку на стол. – Нам пора. Дочь, будь осторожна в дороге. И не забывай звонить.
Родители были на полпути к входной двери, когда Кармель громко заявила:
– Я нашла занятие по душе. Хочу конструировать удобную складную мебель для путешествий, для поездок в лес или на рыбалку. У меня готовы эскизы.
Если бы на улице в солнечный день грянул гром, то и тогда Натан Михаэлевич удивился бы меньше. Он вернулся на кухню.
– Неси эскизы, я посмотрю их на работе.
Пока Кармель бегала в свою комнату. Натан Михаэлевич успел выпить стакан воды, переставить чашки на столе. Он явно волновался.
– Вот, – Кармель протянула отцу чертежи и расчёты.–Когда просмотришь, сразу мне сообщи.
– Обязательно, – он поцеловал дочь в щёку.
***
В Захарьино они поставили машину под огромной шелковицей возле дома бабушки. Никита вытащил сумку с подарками для деда Ефима и знакомых старушек из хутора Благодатного. День выдался пасмурный. Небо заволокло тучами, ветер крутил на дороге крохотные пылевые вихри. Лиска, выскочив из машины, сразу направилась в знакомый двор. Кармель позвала её несколько раз и решила: не хочет идти с ними, пусть ждёт их здесь. Не заходя в дом, они направились в Благодатный. Никита нёс сумку, а Кармель двигалась налегке. К счастью, ветер дул в спину, пять километров пути они преодолели за час.
Когда путники вошли в хутор, пошёл дождь. Кармель дёрнула калитку дома бабы Ани, рассохшиеся почерневшие штакетины протестующе заскрипели. Кармель насторожил двор, заросший бурьяном. А когда, обогнув пышный куст калины, она увидела входную дверь, которую крест-накрест перекрещивали доски, поняла: дом осиротел.
– Тут рядом бабушка Лиза жила. – Кармель не хотелось верить, что баба Аня умерла. А вдруг она уехала к детям?
Таким же, если ещё не большим запустением их встретил двор бабы Лизы.
Никита глянул на побледневшую расстроенную Кармель.
– Куда дальше? К деду Ефиму или на кладбище?
– К Ефиму Донатовичу. Он должен быть в курсе, куда делись его подруги.
Добринка поразила красотой Никиту так же, как и в своё время Кармель.
– Последний раз я был здесь с отцом в десятилетнем возрасте. Запомнил только реку, на которой рыбачил с дедом Ефимом и жутковатые, особенно вечером, дома с пустыми глазницами окон.
Зашли в бывший дом Гордеевых. Никита побродил по комнатам.
– Жалко страшно, что такой дом бросили. – Они вышли во двор. От картины запустения обоим стало не по себе. Впечатление заброшенности добавлял серый пасмурный день. Ветер гнал по небу расхристанные чёрные тучи.
Двор деда Ефима украшала ровная зелёная травка. Кармель повеселела, это означало: старик недавно косил траву. Они беззвучно открыли калитку, хорошо смазанные петли не пискнули.
– Дедушка Ефим, – громко позвала Кармель.
На её крик из двери дома выглянула баба Лиза. Приложив ладонь к глазам, попыталась разглядеть гостей. Кармель радостно вскрикнула и кинулась обнимать старушку. Девушке она показалась ещё более худой и сухонькой, почти невесомой.
– Эт самое, Кармелька, ты что ли?
– Я, я бабушка Лиза. А мы тут вам гостинцы привезли.
– Кто тут нас проведать решил, – раздался рокочущий басок деда Ефима.
Кармель бросилась и ему на шею.
– И я рад тебя видеть, – дед Ефим обнял девушку, не касаясь её спины ладонями. – Кроликов кормил. Руки зазеленил, помыть надо, а то выпачкаю тебя, – пояснил он, отстраняясь.
Кармель всхлипнула, глаза наполнились влагой. Этот мгновенный переход от бурной радости к слезам насторожил старика. Он нахмурил брови и внимательно посмотрел на гостью, потом на пришедшего с ней молодого мужчину.
– Никак не признаю. Вроде видел тебя раньше…
– Я Никита, внук вашего друга Ивана.
– Точно! Мальчонкой сюда приезжал. Рыбалили вместе.
Баба Лиза всплеснула худенькими ручками.
– Эт самое. Чего ж мы стоим? Пойдёмте к столу. Там под навесом за домом не так ветер стрижёт.
У Кармель на языке крутился вопрос о бабе Ане, но она отчего-то побоялась его задать. Дед Ефим протянул ей большую эмалированную кружку с водой. Она слила, старик, фыркая, умылся, пригладил мокрыми руками седые волосы. Когда гости привели себя с дороги в порядок, баба Лиза усадила их на лучшие места. На попытку Кармель помочь, замахала руками.
– Чай не калека, справлюсь.
На столе появилась окрошка, холодное мясо, нарезанное тонкими ломтиками и миска с жёлтой густой сметаной. Кармель, показав на мясо, поинтересовалась:
– Это кролик?
Дед усмехнулся.
– Он самый. А как твой Апельсин?
Кармель закусила губу. Её лицо страдальчески скривилось, крупные горошины слёз закапали в окрошку.
Дед Ефим крякнул и проворчал:
– Да что ж такое. У тебя глаза всё время на мокром месте.
Кармель вздохнула и попыталась взять себя в руки.
– У меня нет больше кролика. Апельсинчика убили.
Дед Ефим изумился.
– Кому помешал кролик? Так давайте сначала пообедаем. А потом ты всё расскажешь. Раз Никита с тобой, то поиски Ивана увенчались успехом. Вот и поведаешь обо всём сразу.
Кармель думала от спазмов в горле она не сможет есть, однако, успокоившись, умяла полную тарелку окрошки. От мяса отказалась наотрез, а вот пышным оладьям с мёдом уделила внимание.
«Мне и правда, чуть что хочется плакать», – подумала Кармель, раньше она за собой такой слабости не замечала.
Баба Лиза сновала между печкой, столом и всё подкладывала гостям угощение. Дед Ефим прервал мельтешение, ласково задержав её сухонькую ладошку в своей громадной ручище. Баба Лиза застенчиво, как девочка, улыбнулась и присела на краешек стула. Кармель с удивлением поняла: добрые, сердечные отношения могут возникнуть и в преклонные годы. Ефим Донатович чуть покровительственно, с улыбкой поглядывал на суетливую бабу Лизу. В её взгляде на него Кармель уловила обожание и признательность.
– Насытились, гости дорогие. А теперь рассказывайте, а то уже трудно сдерживать любопытство.
Кармель подробно с самого начала поведала им о своей поездке в Смоленскую область. Баба Лиза живо реагировала на её рассказ, ахая и закрывая рот рукой. Она впервые услышала о призраке Кати и находилась в потрясении. Про гибель Апельсинчика Кармель рассказывала со слезами на глазах, старушка не вытерпела и тоже всплакнула. А когда Кармель живописала о встрече Ивана и Кати, баба Лиза поддержала гостью еле сдерживаемыми рыданиями. Дед Ефим возмутился.
– Цыц, развели мокроту. Чего реветь. Всё же хорошо закончилось. И нам с тобой Лизка, печалиться не о чем. Там встретимся со всеми родными.
По крыше шиферного навеса забарабанил дождь. Баба Лиза отправилась закрывать окна в доме. Кармель, воспользовавшись её отсутствием, поинтересовалась о судьбе баба Ани.
– Аня умерла первого июля. Лиза, которая не соображала, как звонить, смогла набрать на телефоне, на быстром наборе, номер дочери Ани. Они приехали, привезли врача. Та осмотрела и разрешила хоронить без вскрытия. Да кого могла интересовать девяностолетняя старуха. Лизе Анина дочь предложила уехать с ними, но ту, видимо так страшили перемены, что она не испугалась одиночества. Лиза легла на кровать и решила тоже умереть. Я давно с Аней договорился отзваниваться по четвергам. И вот прошёл четверг, а звонка нету. Стал звонить сам. Никто не берёт трубку. Отправился в Благодатный и нашёл Лизу. К тому времени она уже три дня не ела и не вставала с кровати. Вот так она оказалась здесь, у меня. Вдвоём-то веселее, – Ефим Донатович замолчал при появлении бабы Лизы. Байковый халат намок и прилип к её худенькому, словно у десятилетнего ребёнка телу.