– Творца обидеть может каждый, – неуверенно пробормотал Борюсик, забираясь в салон джипа. – Но я всё равно не понимаю, чем всё закончилось. Света, что теперь будет?
Он потеребил притихшую Светлану, но Лялька сурово ткнула «творца» в бок:
– Отстань от неё. Что непонятного – развод будет.
И словно услышав её, брошенный Гера громко крикнул:
– Я буду бороться за тебя, Света! Любовь так просто не задавишь и из сердца не вытравишь!
– Ну, конечно, – ухмыльнулась Гольдберг, когда машина, газанув, помчалась по проспекту. – Это клопа не задавишь и не вытравишь, а любовь – запросто. Тоже мне проблема.
Алексей мрачно молчал. Света тоже реплику не поддержала. И лишь Борюсик одобрительно шепнул:
– Ты стала мыслить аллегориями. Теперь надо поработать над эмоциональным и стилистическим фоном.
Света покосилась на них и снова отвернулась.
Если рядом зреет новое чувство, собственное одиночество ощущается ещё острее.
Когда Боря рассказывал о том, что книга – это переработанная и приукрашенная реальность, он ничуть не врал. Все сюжеты, даже самые замысловатые, преподносит писателям жизнь. Кстати, ни у одного сценариста зачастую не хватит фантазии разрулить историю так, чтобы переплюнуть действительность. Люди творят свою судьбу, судьбу окружающих и иногда плетут такие замысловатые кружева событий, что эти кружева превращаются в запутанную рыбацкую леску, стягивающуюся вокруг несчастного индивидуума нераспутываемыми петлями и узлами.
И теперь обескураженный писатель остался один на один со своим недописанным шедевром. Гера нашёлся, но тайна так и осталась тайной. Что толку от этого архитектора, когда его сюжетная линия оказалась столь незамысловатой? И вовсе он не главный герой, а проходной персонаж. А вот марка – это очень интересный виток сюжета.
Примерно так рассуждал Борюсик, лихорадочно набрасывая на бумажках узлы и основные пункты истории. Его рабочий стол был завален этими заметками, как осенний парк листьями.
– Нам нужна Ольга, – выдал он наконец преданно таращившейся на него Ляле. С некоторых пор Гольдберг переехала к гению и создавала ему уют и условия для творчества. У Борюсика теперь были чистые рубашки, борщ в кастрюльке и преданная почитательница таланта, мотивировавшая его на активную литературную работу.
– Зачем она нам? – тут же ревниво заколыхалась Ляля. – Я, между прочим, нервничаю, когда ты про других женщин говоришь. А мне на такие темы нервничать нельзя, я буйная становлюсь.
– За Ольгой надо проследить, – не слушая её, размышлял Боря. – Света же рассказывала, что эта тетка с её работы говорила, что там всё плохо. Это значит, что марку не нашли. Иначе там бы уже была полная идиллия – улучшение благосостояния обычно этому способствует. Так! Начнём со Светы. Набери мне её.
Удивительное дело. Своенравная и непокорная Ляля уже в который раз бросалась выполнять его указания, словно вышколенный дворецкий в графском замке.
Светлана, только что с чувством и полной самоотдачей рыдавшая в подушку, категорически не желала понимать, чего от неё надо и главное – зачем.
Она даже не ожидала, что ещё может плакать по поводу потери мужа. Ей казалось, что всё перегорело, отболело, и после этой встречи она начнёт жить заново. Но вдруг оказалось, что любви-то нет, а какая-то свербящая язва в душе осталась, и никуда от этой ноющей, непроходящей боли не деться. После того как Боря с Лялей были доставлены домой, а Алексей аккуратно спросил, не сходить ли им пообедать, Света вместо того, чтобы воспользоваться его предложением, вдруг замкнулась и потребовала отвезти её к маме. Там она торопливо распрощалась с приунывшим и снова немного разозлённым Лёшей и ринулась в квартиру. Так несётся в отчий дом человек с поносом – думая лишь об одном: добежать, закрыться и никого не видеть. И это при том, что она так давно ждала, чтобы Лёша сделал первый шаг. Ну, сделал, и что? Опять сама всё испортила. Но эти мысли всплывали в голове лишь фоном, почти не задевая сознание.
Захлопнув двери, Светлана начала выть: сначала тихо, а потом всё громче и всё горше.
Ничего в этой поганой жизни нельзя было начать с чистого листа. Продолжить – можно, а начать – никак, потому что исписанные листочки до конца дней так и будут шуршать нам обо всех совершённых ошибках.
Звонок Ляли был очень сильно некстати.
– Зачем я должна узнавать про эту Олю? – раз в десятый переспрашивала Светлана. Ей страшно хотелось, чтобы Лялька отвязалась. Но та упорно бубнила своё.
– Ты же тоже в этом всём замазана, – гнула свою линию Гольдберг. – Если марка не найдена, то тебя тоже могут подозревать. Уж лучше всё выяснить, чтобы жить спокойно и счастливо.
– Я счастливо уже не смогу, – плаксиво напомнила Света. Ей очень хотелось, чтобы её жалели, а не загружали какими-то общественно полезными поручениями.
– Ай, люди даже без ноги живут. И без руки. И без совести. А ты всего-то без мужа осталась. Вон, Лёша мается, даже Борюсик заметил, – отмахнулась от её хныканья подруга. – Займи себя расследованием. И себе поможешь, и нам, и думать про свои горести станет некогда.
Наверное, это был самый веский аргумент. Что может лучше всего отвлечь от грустных мыслей? Только проблема, которая будет злить и занимать всё свободное время. Поэтому разведённым женщинам, пережившим измену, психологи иногда советуют сделать дома ремонт. Скандалы со строителями, бытовые неудобства, испорченная одежда и мебель, разборки с соседями, которым мешает дрель, топот и цемент на лестничной клетке, – всё это вытесняет горести по поводу утери супруга. А иногда вакантное место занимает весёлый бригадир, руководивший ремонтом.
На ремонт у Светы не было денег, а на расследование – моральных сил. Но когда у вас такая подруга, как Ляля, то проще согласиться, чем объяснить, почему «нет».
– Ой, да там всё по-старому, – обрадовалась Светиному вопросу Кришпель. Ей явно хотелось обсудить проблемы родственников с заинтересованным и неравнодушным лицом. – Хорошо, что ты спросила. Я уже не могу это всё в себе держать. Муж у сестры опять пить начал. У него ж украли какую-то дорогущую марку. Хотя я думаю, что не было там ничего ценного. У этого непутёвого отродясь ничего не получалось, откуда бы там взяться раритету. Нет, дура моя сестрица. Столько женихов было, а она на это чучело бесперспективное польстилась. Ей бы собой заняться, лицо натянуть, мужика заменить…
– А племянница ваша как? – перебила её Света. Разговор явно заруливал не в ту степь. – Вы говорили, у неё там тоже какая-то история была?
– А ты к чему спрашиваешь? – вдруг заинтересовалась Елена Сергеевна.
– Да у меня с мужем проблемы, – туманно обрисовала ситуацию Света. – Вот, собираю чужой опыт, думаю, размышляю. Не хочу, чтобы потом мой ребёнок вот так мучился, если я сделаю неправильный выбор.
Она аж взмокла от напряжения. Это враньё родилось как-то само собой, попутно изумив Светлану, мол, надо же, какая я сообразительная.
– Ясно. Ты молодец, – успокоилась Кришпель вместо того, чтобы насторожиться. Обычно если посторонние люди начинают интересоваться вашими личными делами и проблемами, выказывая озабоченность, то либо они собираются втереться в доверие и попросить денег в долг, либо надеются услышать, что у вас всё ещё хуже, чем у них. Обычно это ободряет и радует. – У Олечки всё налаживается. От родителей уехала, машину купила. И правильно – надо в жизни устраиваться. Молодец она у меня.
– Молодец, – эхом повторила Света и рысью бросилась в кабинет.
– Интересное кино, – пробормотал Борюсик, которому Света доложила итоги «опроса». – От родителей уехала, машину купила. А на какие шиши? Так вот я тебе скажу: это она марку продала. Никто её не крал, Ольга сама у папаши раритет спёрла! Но надо же, как всё ловко повернула, виноватого нашла… Но это надо проверить. Факт, который не доказан, остаётся не фактом, а домыслом.
– Я не буду ничего проверять, – испугалась Света. – Я вообще не люблю такие истории. Отстаньте от меня, а? Ну, пожа луйста!
– А что ты будешь делать, если мы отстанем? – влезла в диалог Ляля. – На луну снова начнёшь выть и себя жалеть? Давай звони своему Лёше. Он мастер по выяснению подробностей, как я погляжу. Заодно будет повод пообщаться. И не мычи! Тебе сейчас мужское внимание полезно для здоровья. И в первую очередь – психического.