– Ого, да ты обжигаешь, Даша. Ты горяча, как камни на пляжах в Ницце.
– Никогда не была там, – усмехнулась я.
– Я обязательно свожу тебя. Мы поедем на Лазурный берег, и я оттрахаю тебя прямо на пляже.
– Нас арестуют.
– Очень может быть. И напишут в газетах, – шептал он, а его пальцы настойчиво пробирались вверх по внутренней стороне моих сжатых бедер, хотя я сопротивлялась изо всех сил.
– Не такая уж ты и звезда, – фыркнула я, и тут же почувствовала пальцы Андре на своих губах. Они пахли мной, моим телом. Тонкий знакомый запах, слишком интимный, чтобы ощущать его вот так, в такси.
– Ты всегда находишь, что ответить, не так ли? – прошептал Андре мне на ухо. – Впрочем, я знаю, чем заткнуть твой ротик. Видишь ли, мы так много всего с тобой еще даже не пробовали. Но глаза я тебе завязал не из-за этого.
– Нет? – удивилась я, прислушиваясь к ощущениям, которые появлялись в теле в ответ на его слова – чарующую смесь скрытых сексуальных обещаний-угроз, обычных комментариев и интригующих загадок.
– Мы почти приехали, – сообщил Андре. Я сидела, прислушиваясь к гулу улиц. Где-то вдалеке визжала сирена, машины сигналили, и мы то разгонялись, то останавливались на светофорах. Сквозь чуть приоткрытое окно до меня доносились звуки – чья-то речь, смесь французского и еще какого-то языка. Арабский? Андре попросил шофера остановиться на углу, сердце застучало сильнее, и мне стало страшно, еще никогда я не чувствовала себя такой беззащитной, как в тот момент, когда выходила из такси на неизвестной улице, стоя посреди многоголосой толпы с повязкой на глазах. Теплый вечер сошел на Париж, и даже сквозь повязку я видела, что уже стемнело. Должно быть, мы оказались в достаточно отдаленном районе, так как ехали мы довольно долго, не меньше получаса.
– Уже можно снять повязку? – спросила я, и Андре взял меня за руку.
– Осторожнее. Нужно пройти еще немного. Поверь, это того стоит.
– Что – это? – переспросила я с раздражением, чувствуя себя совершенно нелепо. Но Андре, ничего не ответив, потянул меня за собой, и я покорно пошла за ним. Мы остановились буквально через пару минут, Андре взял меня за плечи, развернул и обнял сзади, прижав к себе.
– Теперь можешь, – сказал он, и я резко сдернула повязку.
Я изумленно огляделась, не веря своим глазам. Словно одолев время и пространство, Андре перенес меня в московский район, хорошо знакомый, совершенно наш – спальный район, такой, как мое Бибирево. Девяти- и двенадцатиэтажные дома, чуть облупившаяся краска, привычный хлам на балконах. Местами разбитый асфальт. Крики детей, играющих в футбол в дворовой коробке. Если пойти направо, наверняка выйдешь на Алтуфьевское шоссе. Я слышала его шум, чувствовала горячий жар застрявших у перекрестка машин.
– Как такое возможно? – ахнула я. – Мы что, в Москве?
– Можешь думать так, если желаешь, – рассмеялся Андре, притягивая меня еще ближе к себе, прижимая мои бедра к своим так, что я чувствовала его отвердевший член сквозь тонкую ткань. – Ну что, сюрприз удался?
– Я не люблю сюрпризы, – пробормотала я уже второй раз за сегодняшний день, но на этот раз я улыбнулась. – Да, Андре. Это потрясающе.
– Я приезжаю сюда иногда, когда мне хочется вспомнить Москву. Удивительно похоже, правда?
– Ты же жил в Москве, да?
– Несколько лет, – кивнул Андре. – Только там меня звали по-другому.
– Андрей, – улыбнулась я.
– Да, Андрей, – кивнул он и поцеловал меня в шею. – Идем, Даша.
– Куда? – спросила я, но Андре посмотрел на меня, насмешливо приподняв бровь, и помотал головой. Нет, он ничего не скажет, зная, что ожидание только добавит волнения. Волнение – это то, что ему нужно. Как фокусник, чтобы поразить зрителя, он собирался поднять меня над землей, но для этого нужно было, чтобы я отдалась иллюзии, полностью поверив в нее.
Мы пересекли улицу, и сходство с московским районом постепенно начало исчезать. Темные лица, яркие белки глаз, незнакомая речь, реклама на французском и граффити, содержащее арабскую вязь, – все это возвращало меня в Париж. Мы зашли в местный магазин, купили бутылку вина, свежеиспеченный хлеб и еще набрали разных сладостей типа рахат-лукума. Андре, смеясь, заставил меня перепробовать всевозможные сорта этих местных сладостей, и они оказались действительно вкусными. Это было странно и непривычно – находиться среди людей, разговаривающих преимущественно на арабском, но Андре держался с ними уверенно и беспечно, и они отвечали ему тем же.
– Тут не опасно? – спросила я, когда Андре уверенно подошел к дому с неоновой вывеской, предлагавшей в аренду гостиничные номера.
– Не опаснее, чем в других местах, – пожал плечами Андре.
Около гостиницы, располагавшейся в высоком, этажей в двадцать, здании, нас проводил взглядом какой-то старик. Оглядев мои босые ноги, он удивленно покачал головой.
Через секунду мы скрылись в подъезде. Андре оплатил номер на десятом этаже, бросив на обшарпанный стол консьержа несколько купюр, и нажал кнопку лифта. Документы не понадобились, спросили только имена. Андре назвался месье Немуа, а меня записали в книге как мадам Немуа, и на этом с формальностями было покончено. Я могла поклясться, Андре бывал тут раньше. Он слишком хорошо ориентировался в переплетении коридоров и дверей, быстро нашел наш номер и открыл дверь. Скромно обставленная, но довольно чистая квартирка была меблирована и имела все, что нужно для длительного проживания не слишком обеспеченных людей, скорее всего, студентов или приезжих, проводящих дома короткие ночные часы. Андре церемонно завел меня внутрь и захлопнул дверь.
– Добро пожаловать, мадам Немуа, – улыбнулся он, разглядывая меня с интересом практика, планирующего очередной эксперимент.
А у вас весьма своеобразный вкус, мсье Немуа – усмехнулась я, медленно пройдясь по квартире. На обоих окнах этой студии не имелось никаких занавесок, и вид на сияющий разноцветными огнями город завораживал. Я поняла, почему Андре специально попросил номер на высоком этаже.
– У меня отличный вкус, – возразил он и схватил меня за руку. Я напряглась и повернулась к нему. – Ты обещала делать все, что я захочу, помнишь? – он смотрел с жадным ожиданием, и я кивнула. Андре тут же потянул мою блузу вверх, стащив ее с меня через голову. Я стояла, не шевелясь, лишь думая, что здесь и сейчас я принадлежу ему одному, и эта мысль наполняла меня восторгом. Я – его. Он будет делать со мной все, что пожелает. Он владеет мной, моим телом и моими мыслями. Здесь и сейчас он просит меня расстегнуть лифчик, и я снимаю его и отбрасываю в сторону, бесполезный кусок ткани.
Андре смотрит на мою обнажившуюся грудь, под его взглядом мои соски напрягаются и твердеют так, что становится немного больно. Я стараюсь дышать равномерно, но это получается с большим трудом и не каждый раз. Андре просит меня поднять руки и завести их за голову, снять резинку с волос, и я снова подчиняюсь. Волосы рассыпаются по плечам.
– Мне снять юбку? – спрашиваю я, и голос звучит так, будто он принадлежит не мне, а какой-то незнакомке.
– Ты хочешь ее снять?
– Да, хочу, – киваю я. – Мне нравится, когда ты смотришь на меня, хотя мне и стыдно.
– Стыдно? – удивляется он.
– Ты же одет, – замечаю я, расстегивая юбку. Тонкая ткань летит вниз, к моим ногам, и я остаюсь в одних трусиках. Мне так нравится, что мы совсем никуда не спешим. Перед нами – вся ночь и миллионы огней, пожар ночного Парижа. Андре подходит ближе, проводит ладонью по лицу, по губам, просовывает кончики пальцев мне в рот, двигая ими так, что я невольно отзываюсь и начинаю посасывать их, еле сдерживая стоны, так неожиданно громко звучащие в этой тишине. Нам не нужна музыка, не нужна «атмосфера», ничего, что могло бы увеличить напряжение, которое и так почти непереносимо. Андре обходит меня, останавливается сзади, проводит пальцами по спине, по каждому позвонку, и слегка замедляется, достигая границы, очерченной бельем. Он продолжает вести руку, зацепляя трусики, увлекая их, стягивая вниз. Его пальцы движутся по ложбинке между ягодицами, они бесцеремонны и проникают глубоко внутрь.
– Не напрягайся, стой спокойно, – требует он. Я знаю, куда он хочет попасть, к чему он хочет прикоснуться, и я всерьез боюсь, что взорвусь от первого же прикосновения его пальцев к клитору. Андре останавливается в миллиметре от него, а затем резким движением срывает трусики, и они падают на пол. Я делаю два шага в сторону и остаюсь совершенно голой.