— Вполне естественно, что вы устали, но что вас тревожит?
Разговаривая, она налила и протянула ему второй бокал, который он опустошил одним глотком.
— Меня тревожит наше пребывание здесь. Счастье видеть вас и желание доставить вам удовольствие лишили меня разума. У меня был приступ безумия. Знаете ли вы, чего бы мне хотелось?
— Нет.
— Мне бы хотелось сесть в машину и немедленно уехать отсюда. Здесь вы заскучаете и не посмеете мне признаться в этом. Я только и буду делать, что следить за каждым облачком, набежавшим на ваше лицо, и моя душа не будет знать покоя.
— Это только доказывает, что вы меня плохо знаете. Если я вдруг заскучаю, я вам сразу об этом скажу. Я не думаю, что мы совершили безумие, приехав в дом, о котором вы мне столько говорили. Но я нахожу, что мы его безусловно совершили бы, уехав час спустя после приезда. И потом, куда бы мы поехали? Андре, я прошу вас, не тревожьтесь, — закончила она и добавила, стараясь привнести в свой голос нотку веселости: — Я великолепно чувствую себя, превосходно. Я радуюсь тому, что буду сама убирать комнату и сама заниматься всеми своими делами. Вспомню добрые старые времена, когда я жила в монастыре.
Они еще поговорили о друзьях, у которых впервые встретились на Пасху.
— Если бы они сейчас нас увидели, — сказал Ландрекур, — они бы не поверили бы своим глазам.
Рози наклонилась к нему и поцеловала.
— Вы хотели меня успокоить, но вы меня не успокоили. Я не могу избавиться от тревоги. Я боюсь, как бы вам не понадобилось что-нибудь, какой-нибудь пустяк, который, если его нет, может вдруг приобрести непропорционально важное значение. Этим пустяком может оказаться, например, свеча.
— Свеча? Какая странная идея.
— Нет, совсем не странная, мы непременно должны найти какую-нибудь свечу. Жени, мой старый лакей, каждый год, прежде чем уехать в отпуск, вынимает их из подсвечников. Он утверждает, что в пустом доме свечи вянут.
— Свечи вянут! Никогда не замечала.
— Вянут или нет, но мы должны найти хотя бы одну свечу. Сезон сейчас такой, что разразится гроза, а в грозу может погаснуть свет. Давайте из чистой осторожности, моя дорогая, поищем какую-нибудь свечу.
— Но я валюсь с ног от усталости, я хочу спать, — произнесла Рози.
— Тем более, — ответил Ландрекур. — Вы забываете, что сейчас ночь, а время сна — это время свечей, и чтобы спокойно уснуть, можно обойтись без всего, но только не без света.
Рози, удивленная, следовала за ним от шкафа к шкафу в столовой и в кладовых. Он ворчал:
— И куда это Жени их засунул?
Она же повторяла:
— В этом нет никакой необходимости, это излишне, довольно.
— Нашел, нашел, мы спасены, — воскликнул он вдруг, — передайте мне подсвечник, вон там перед вами, и пойдемте.
— Покажите мне вашу комнату. По комнате можно узнать о человеке все, а я имею право все знать и все понимать.
Они поднялись, но Ландрекур, решивший держать Рози подальше от своей комнаты из страха, что она увидит в его ванной одежду Жюльетты, мягко и как бы рассеянно подтолкнул ее к комнате, которая предназначалась для нее самой. Войдя, Рози сразу же раздвинула шторы, открыла окно и облокотилась на подоконник, как делают обычно, чтобы насладиться зрелищем звездного неба, подышать свежим воздухом и расслабиться. Ландрекур, держа подсвечник, сначала неподвижно стоял позади нее, но затем, воспользовавшись моментом, когда она, казалось, о чем-то задумалась, добежал на цыпочках до двери и поспешил за одеждой Жюльетты, чтобы отнести ее ей вместе со свечой.
— А спички? — спросила Жюльетта.
— Возьмите мою зажигалку.
— Спасибо, и еще, если возможно, принесите воды, в вашей колбасе слишком много перца, я умираю от жажды, у меня все горло в огне.
— Потерпите до завтрашнего утра, я прошу вас, я вас умоляю. До свидания, до свидания, я вернусь рано утром.
Жюльетта запротестовала, но он, не желая ее слушать, убежал, закрыв уши ладонями.
Отсутствие Ландрекура длилось совсем недолго, минуту-другую, в течение которых, Рози свесившись из окна, говорила:
— Я тоже думаю, что будет гроза. На улице теплее, чем в доме. Какая тишина! Это настоящая сельская тишина. Вы любите ветер? А часы, которые не кончаются? А одиночество? — не дождавшись ответа, она обернулась и, пораженная, увидела, что комната пуста.
— Что с вами? — спросил он, когда вернулся.
— Я удивлена. Где вы были? Я думала, что вы рядом.
— Я искал простыни для вашей постели.
— Простыни? Но где же они?
Ландрекур посмотрел на свои пустые руки.
— Это удивительно, — промолвил он, — я, должно быть, забыл их или потерял по дороге.
Растерявшись от этих слов, г-жа Фасибе заметила ему, что у него странный вид, на что он ответил, что от вина становится несколько рассеянным, затем повернулся и вышел, оставив ее одну раскладывать свои чемоданы на софе.
Сцена, разыгравшаяся несколькими минутами позже, показала, до какой степени Ландрекуру хотелось как можно скорее положить конец этой ситуации, опасность которой была вполне очевидной. В самом деле, когда он вошел в комнату и увидел, что Рози открыла свои чемоданы, он бросил принесенные простыни на постель и закричал:
— Что вы делаете? Что вы делаете? Я этого не хочу, — и быстрым движением опустил крышку чемодана, которым она занималась, придавив ей при этом пальцы. — Зачем вы разбираете чемоданы?
— Потому что мне это нравится, — ответила она, — а вы сделали мне больно.
Подняв одну за другой крышки нескольких чемоданов, она взяла в охапку свои вещи и разбросала их по разным углам комнаты.
Ландрекур извинился. Он сожалел о своем жесте и, однако, продолжал.
— Зачем весь этот беспорядок? Зачем весь этот труд, раз мы завтра уезжаем.
— Почему же завтра? Дайте мне хотя бы вздохнуть. Ваш образ действий можно назвать безумным, я вас не узнаю. Ведь в конце концов я не принуждала вас везти меня сюда. Признайтесь, вас было совсем нетрудно уговорить.
— Я это признаю, но утверждаю, что был не прав. У меня нет желания ни самому заниматься хозяйством, ни видеть вас с метлой в руке. Рози, мне нужен отдых, я хочу спокойно наслаждаться вашим присутствием. Уедем. Я слишком люблю вас, чтобы тратить неизвестно на что время, предназначенное для нашей любви.
Рози засмеялась.
— Останемся, я решила приятно провести здесь время, а уж если мы не можем обойтись без какой-нибудь помощи, я попрошу приехать мою горничную.
Согнувшись, словно собиратели колосьев, они поднимали разбросанные платья и складывали их то в комод, то в шкаф, но при этих словах Ландрекур вдруг прервал это занятие и повернулся к г-же Фасибе.
— Что? — воскликнул он. — Попросите приехать вашу горничную? Только не делайте этого, а то вы вынудите меня покинуть дом.
Она впилась в него таким взглядом, которым смотрела на него впервые, потом, поколебавшись, улыбнулась и, решив разговаривать с ним как с человеком, которому лучше не противоречить, посоветовала ему идти спать и пожелала спокойной ночи. Но он, казалось, не слышал ее слов и, склонившись все в той же позе собирателя колосьев, помог ей уложить до конца все платья и расстелить постель.
— Ну вот, — сказала она, — спасибо, мой дорогой, теперь все в порядке, мы устали, хороший сон придаст нам сил, — и, ласково поторапливая его, Рози открыла ему дверь в коридор и зажгла ночник.
— Будьте спокойны, у меня есть все, что мне нужно, в самом деле, все, кроме разве что свечи.
— Ах да! Действительно! Свеча, свеча, куда же я ее дел?
— Вы принесли ее, я в этом уверена, еще совсем недавно когда вы сюда вошли, вы держали ее в руках.
— Да, вы правы, но куда же она, черт возьми, подевалась? Как это ни странно, но я ее потерял. Она истаяла. Быть может, от пламени нашей любви?
— Это странно, действительно очень странно, но пусть это не мешает вам спокойно спать. Идите, идите же скорее, мой дорогой, — добавила она очень мягким тоном.
— Вы меня прогоняете?
— Да, прогоняю, но я люблю вас, а завтра буду любить вас еще больше.
Рози почувствовала его беспокойство, догадалась, что у него возникло едва заметное, но неприятное подозрение, и, чтобы успокоить его, сказала еще:
— Я люблю вас, Андре, и вы это знаете, а поэтому перестаньте грустить и не сомневайтесь во мне.