— Да? — Он смотрит на меня, впиваясь взглядом, от которого перехватывает дыхание. Усилием воли пытаюсь не отводить глаза.
— Ты справился с этим? Если я продолжу жить дальше, станет легче?
Выражение лица Люка не предвещает ничего хорошего.
— Нет. Не становится легче.
***
Ноа: Эй, ты куда пропала? Тейта не видно с вечеринки. Его искали копы.
Сообщение приходит в тот момент, когда мы подъезжаем к больнице «Вудхалл». Люк украдкой бросает взгляд на мой телефон. Надо ответить, или это покажется странным.
Я: Блин. Я на пути в больницу. Надо сказать Морган.
Ноа: Встретимся там.
— Это твой парень, который не-парень? — спрашивает Люк.
— Да. Он сказал, что Тейт, парень, который был с Морган на вечеринке, не показывался дома. Морган просила меня его найти. Она с ума сойдет, когда узнает, что я не просто не смогла его найти, а еще и что никто не видел его уже пару дней. Ты... Ты знаешь что-нибудь о нем?
Он отрицательно мотает головой.
— Это не мой участок. Хотя я могу задать пару вопросов.
— То, что его не видели так долго, довольно плохо, так ведь?
Люк подбадривает меня улыбкой, больше смахивающей на гримасу.
— Нет. Не так.
Когда мы приезжаем в больницу, Люк выходит из машины и провожает меня в здание, но останавливается у раздвигающихся дверей. Весь мир сегодня покрыт слоем матового стекла: безразличного и холодного, а он — единственная яркая вещь в нем. Его щеки раскраснелись от короткой прогулки через парковку. Зеленый шарф выделяется на фоне приглушенных синих и бело-серых оттенков.
— Хочешь, я пойду с тобой? — спрашивает он, раскачиваясь на пятках в попытке согреться. Я действительно не знаю, что сказать. Люк и Ноа в одном месте? Я разрываюсь. Но очень хочу, чтобы он остался. Даже больше, чем должна бы.
Открываю рот, чтобы сказать это, но потом задумываюсь. Легкая улыбка Люка тускнеет. Он отступает, удерживая руки в карманах своей кожаной куртки.
— Если есть люди, которые должны тебя здесь встретить, это означает, что я могу пойти домой и поработать над делом. Если я тебе не нужен.
«Если я тебе не нужен».
Я кусаю щеку изнутри.
— Спасибо, Люк. Спасибо, что подвез, и за вчерашний ужин, ну, в общем, за все.
Он натягивает капюшон, все еще отступая назад.
— Для этого и нужны друзья, верно?
Поддаваясь порыву, я необдуманно спрашиваю:
— А мы? Мы — друзья, Люк?
Он делает паузу, выдувая спирали пара на холодном утреннем воздухе.
— Конечно, красавица, — усмехается и уходит.
20 глава
Слабак
Люк
Я прокручиваю ее ответ на мой вопрос, заданный перед уходом. «А мы? Мы — друзья, Люк?»
Каждый раз, когда я слышу в голове ее голос, мне становится плохо. Конечно, мы друзья, и она это знает. Глубоко в душе Эвери знает, что мы даже больше, но отрицает это. Я понимаю почему. И принимаю это, всегда принимал. Для Эвери я — ходячее несчастье, напоминание о боли. Но она для меня — нечто другое. И в один прекрасный день, надеюсь, она проснется и поймет, что я больше не тот Люк — полицейский, который работал над делом о самоубийстве-убийстве ее отца. Я смогу быть Люком, который все исправил, или Люком, в которого она влюбилась, несмотря ни на что.
Мне даже не стоило спрашивать, было ли то сообщение от ее парня. Каждый раз, когда я думаю о парне, с которым она была в «У О'Фланагана», хочется рушить гребаные стены. А я уже дрался со стенами до этого. И никогда не выигрывал.
Это и правда отстойно, что она колебалась, когда я спросил, хотела ли она, чтобы я остался с ней в больнице. Я видел, что она передумала, когда я уже собрался уходить, но было слишком поздно. Я решил уехать, и никому из нас не была нужна еще более неловкая ситуация. И я уехал. А она пошла внутрь, чтобы встретить того парня — Ноа. Поверить не могу, что фактически оплатил тогда их ужин. Какого, твою ж мать, хрена? И я никак не выделю время, чтобы проверить свои догадки по поводу Морган.
Я не видел девчонку, начиная с той ее выходки в Уильямсберге, где она цеплялась за меня, как утопающий за соломинку. Вернувшись в квартиру с намерением внимательнейшим образом изучить дело Макса, я застаю Коула, который сидит на моем пороге с чехлом для гитары, подпирающим стену рядом с ним. Парень ухмыляется, заметив мое удивление, без слов понимая, о чем я думаю.
— Если бы я позвонил, — говорит он, — ты бы сказал, что занят.
— Я и правда занят, — говорю ему. Открываю дверь в квартиру, оставляя ее приоткрытой, чтобы он мог зайти за мной внутрь. — В чем дело, Коул?
Темные волосы, темные глаза, куча татушек. Парень качается столько же, как и я. Когда люди впервые видят нас вместе, то часто по ошибке принимают за братьев. И Коул действительно мне как брат. Я люблю его так, будто мы кровные. Мы и ссоримся так, будто одной крови. Он с разбегу шлепается на мой диван и возится с гитарой, доставая ее из чехла.
— У меня есть серьезный разговор к тебе, чувак. Тебе стоит посмотреть на то, что нам прислали из MVP.
Теперь я замечаю ее — стопку бумаг под гитарой Коула, толщиной с телефонный справочник.
— Они прислали контракт?
— Просто просмотри его. — Коул перебирает струны на гитаре — Highway To Hell, AC/DC. Я усмехаюсь ему, потому что это первая песня, которую мы играли вместе, когда оказались на одной сцене два года назад.
— У меня нет времени читать все это, Коул.
— Как насчет того, что я все тебе перескажу? Они предлагают нам контракт на год. Знаешь, что это значит?
— И что это значит?
— Это значит, что ты можешь взять на работе отпуск за свой счет на двенадцать месяцев и посмотреть, нравится ли тебе жизнь рок-звезды. И не говори мне, что не можешь, — говорит он, указывая пальцем на меня. — Я интересовался всей этой хренью. Ты можешь взять целый год и после вернуться к работе с сохранением оклада в том же чертовом звании, если реально захочешь. Мы выпускаем с ними один альбом, и если ты все еще будешь это ненавидеть, наши дорожки расходятся.
— В чем смысл? На кой черт мне впустую тратить год, если я хочу работать в полиции?
— Потому что, осел, к тому времени MVP поймет, что мы офигительные с тобой или без тебя. И ты тоже поймешь, что не представляешь жизни без музыки. В общем, все в плюсе. Мы сможем продлить наш контракт и выйти на мировой уровень.
— А что если я не хочу бросать работу на год?
Коул стреляет в меня убийственным взглядом.
— Они предлагают полную свободу творчества. И шесть месяцев записи на «Парамаунт». Большинству команд дают пару недель, и если те не создают шедевр, выбрасывают их задницы на помойку. Плюс ко всему, мы можем выбирать, с кем хотим работать, а с кем — нет. Мы выбираем продюсера. Мы выбираем артистов на разогрев, если хотим. Ни у кого не было таких условий, Люк. Ни у кого, кроме нас. И все, что тебе нужно, дать нам один год своей жизни. Ты должен мне этот год, дружище. Ну же, давай.
Если бы он орал и истерил, я бы запросто вышвырнул его пинком под зад. Но нет. Он на сто процентов сосредоточен, спокоен и хладнокровен. Он действительно жаждет этого — я чувствую вибрации, исходящие от его наэлектризованного тела. И я реально должен ему этот год. Я не часто вляпываюсь в дерьмо, но когда это происходит, он всегда помогает все разрулить. Он буквально собирал меня по кусочкам, когда в этом была необходимость. Я снимаю крутку, бросаю ее на диван и сажусь рядом с ним. Он протягивает мне свою акустическую гитару. Не так много людей на этой планете могут претендовать на то, что Коул Рексфорд доверит им свою малышку. Пробежав пальцами по струнам, я начинаю наигрывать Сreep, Radiohead. Коул смеется.