Френки Роуз - Зима

— Похоже, ты считаешь мою тактику мошенничеством? — спрашивает он.

— О нет, что ты, — нахмурившись, я качаю головой. — Я считаю, что ты гребаная Мать Тереза. — И продолжаю играть, подбирая мелодию.

— Они говорят, ты можешь писать о чем угодно. Никакого постороннего вмешательства, — уговаривает меня Коул. — Твою мать, Рид, ну что ты как баба. Господи. Та еще придурочная Рапунцель, которая закрылась в своей башне и слишком долго боялась спастись при помощи собственных волос. Пора выбираться из скорлупы.

В этом весь Коул, я не первый раз слышу это от него. Он уверен, если я начну думать членом, служба на благо общества не будет иметь значения. И я стану больше похожим на него. А Коул Рексфорд гораздо больше заинтересован в том, чтобы трахать общество, чем служить ему. И понятия не имеет, что значит быть влюбленным в кого-то. Заменив строчку «Я бы хотел быть особенным», которую обычно поет Том Йорк, на «Я не хочу выбираться из своей гребаной скорлупы», я тихо продолжаю по тексту: «Ведь я слабак, я ничтожество».

Коул резко выдыхает и закидывает ноги на мой журнальный столик.

— Это из-за нее? Той девчонки, Айрис?

Мне пришлось, хотя и не стоило, рассказывать ему о ней после одного из наших выступлений, когда какая-то пьяная красотка с силиконовыми сиськами пыталась положить свою руку в область моего паха. В любом случае, я не говорил, что она сменила имя. Возможно, это к лучшему.

— Это не из-за Айрис. А из-за того, на что я хочу потратить свою жизнь. Я хочу помогать людям.

Он смотрит на меня искоса, изогнув бровь.

— Ты хочешь, чтобы в мире было меньше дерьма. Вроде того, что сам пережил в детстве.

Я просто закрываю глаза, пальцы сами по себе перебирают аккорды, звук которых я всегда любил.

— Но ты не в состоянии остановить все зло. И сам это знаешь, так ведь? Люди вытворяют отвратительные мерзости каждый гребаный день на каждой гребаной неделе. А ты не чертов супергерой из одного из своих комиксов, чувак. Хрень в этом городе будет происходить всегда, будешь ты копом или парнем, поющим по радио.

Я просто улыбаюсь. Улыбаюсь, потому что Коул ни хрена не понимает.

— Я знаю это, Коул.

— Тогда ты пообещаешь мне? И никаких отговорок, хорошо? Пообещай, что ты подумаешь об этом. Один год, Люк. Всего один год твоей жизни. Это все, о чем я прошу.

Я киваю в такт ритму, закрываю глаза и думаю.

— Хорошо, чувак. Хорошо. Обещаю, я подумаю об этом.

Разоблачение

Морган очень плохо восприняла новость об исчезновении Тейта — было много воплей и слез. Ее мама предложила мне забрать ее домой — нежданно-негаданно — но после подписания договора. Официального договора, который миссис и мистер Кэплер заверили у юриста, о том, что Морган обязуется пройти реабилитацию в центре «Сибрук Хаус» без срывов. Если она пропустит хотя бы один сеанс, то ей не позволят продолжить обучение и придется пройти полный курс реабилитации стационарно.

По пути в Колумбийский я сижу в такси между Ноа и Морган, и мы втроем храним молчание. Я чувствую себя хреново. Мне следовало бы волноваться, где черти носят Тейта, но на самом деле мне плевать. Я больше переживаю о том, что рука Ноа касается моей ноги, и при этом мечтаю, чтобы она принадлежала Люку. Мы подъезжаем к Колумбийскому очень вовремя: я успеваю проводить Морган в квартиру, пообещав вернуться как можно скорее, и не опоздать на занятия. По правде говоря, я почти решаю остаться: одновременно хочется побыть с Морган и убедиться, что с ней все в порядке, и избежать присутствия рядом с Ноа. От Ноа хочется сбежать как от чумы. Да уж, звучит отстойно, но что поделать. Мысленно я возвращаюсь к моменту, когда еще в больнице Люк спросил, хочу ли я, чтобы он остался, а я замялась с ответом. Мне так хотелось попросить, чтобы он остался. Сказать, что он мне нужен там, потому что это действительно было так. Совершенно непонятно почему, но так оно и было. В конце концов, все это обязательно приведет меня к разбитому сердцу, но скрывать правду от самой себя больше нет смысла.

Пропустить занятие по «Право и этика СМИ» — не вариант, после речи профессора Лэнга, полной разочарования, которая прозвучала прошлый раз. Ноа идет со мной, к счастью, на этот раз держа руки при себе. Я даже рада, что мы приходим с небольшим опозданием — аудитория набита битком, и мест рядом нет, поэтому мы садимся раздельно. Наши места настолько далеко друг от друга, насколько это вообще возможно. Как только занятия начинается, я поздравляю себя с тем, что все-таки пришла. Профессор Лэнг сегодня явно не в духе.

— Новости — это уже не только сверстанные листы бумаги с информацией, и мы должны помнить об этом, делая нашу работу. Это и смс-рассылка на телефонах и всплывающие окна в браузерах, и ролики в промежутках между нашими любимыми сериалами, которые показывают по телевизору. Экстренные оповещения о важных событиях, произошедших считанные секунды назад. Все стало так просто и быстро, поэтому, нажимая клавишу, каждый из нас должен задаться вопросом, — какую роль играют журналисты в современном мире? В чем их задача? За что они несут ответственность?

Я не вижу, но чувствую, что на мне взгляд профессора Лэнга задерживается дольше, чем на остальных. И подозрения подтверждаются, когда он снимает очки и начинает протирать их краем рубашки.

— Возможно, у вас есть какие-то мысли на этот счет, мисс Паттерсон?

Проклятие. Он никогда раньше не спрашивал меня на занятиях. Бьюсь об заклад, это из-за тех слов, что я сказала в его кабинете на прошлой неделе. Все внимание обращено на меня — по коже идет неприятный холодок.

— Я... Лично я считаю, что долг журналиста — правдиво освещать события. Правда — это самое важное, так ведь?

— Вы спрашиваете меня или утверждаете это?

Твою мать. Только этого мне сегодня не хватало.

— Утверждаю.

Лэнг хмурится, возвращая очки на место.

— Хорошо. Если работать согласно этому принципу — ставить правдивость превыше всего — как журналисту отделить правду от подделки, если репортаж нужно выпустить срочно? До того, как кто-то другой сделает это первым?

— Не знаю. Думаю, тут должны вступать в дело те, кто проверяют факты.

— Те, кто проверяют факты?

— Да.

— На дворе не семидесятые, мисс Паттерсон. Любой, у кого есть смартфон и чуточка ума, задать любой вопрос, может сделать это. Если вы запросите проверку факта в «Нью-Йорк таймс», то будете уволены на месте. Ваша задача как журналиста — уметь быстро и эффективно проверять достоверность вашей информации или источника. Если вам нужна неделя, чтобы наверняка подтвердить правдивость своего источника, прежде чем печатать, или узнать, что это пустышка, то возможно, вам стоит пойти в «Нью-Йоркер» и самой стать тем, кто проверяет свои факты.

Аудитория хихикает после замечания Лэнга. Почему, черт возьми, я снова оказываюсь мишенью? Я была невидимкой в классе, и меня это устраивало. Хуже того, что сейчас я в центре внимания, только тот факт, что Лэнг явно бросает мне вызов. Хочет, чтобы я отстояла свою точку зрения на проблему, которая, как он знает, для меня очень личная.

— Тогда я пересмотрю свое заявление, — говорю я. — Самая важная обязанность журналистов — сообщать новость, руководствуясь рассудком, выдавать только ту информацию, в которой они уверены, после проведения проверки на достоверность. Журналистов, которые принимают решение сделать сенсацию из события в целях повышения собственных рейтингов, людей, которые роются в истине, как будто это проклятый шведский стол, и они могут взять или оставить все, что им вздумается, не задумываясь о том, как их действия и слова влияют на людей, следует избегать любой ценой.

Аудитория молчит. Лэнг на мгновение затих, обдумывая услышанное, и поджимает губы.

— Согласен. Но это не всегда так просто, не так ли? Эмоции часто мешают, независимо от того, насколько усердно человек может пытаться быть беспристрастным. — Его внимание рассеивается, но в следующий момент взгляд снова становится осмысленным, и он обводит им всех студентов. — У меня есть для вас задание, класс, и вы можете поблагодарить мисс Паттерсон за дополнительную нагрузку. Я хочу, чтобы все и каждый из вас рассказал мне нечто правдивое. Скажите мне правду о событии, которое сделало вас тем, кто вы есть сегодня. И я не хочу слышать никого, кто будет говорить мне о том, что такого события в вашем прошлом не существует, потому что это будет... внимание... ложь. Всегда есть что-то. У всех нас есть то самое событие. Но... — Он замолкает, когда класс начинает стонать. — Но! Я хочу, чтобы вы рассказали мне свой секрет чужими глазами. Глазами человека, который знает ужасный инцидент от и до. Вот в чем вся соль, класс. Мы слишком предвзяты, когда речь идет об истине для других людей. Наш опыт, наши предрассудки, личные убеждения, — вот те краски, которые мы выбираем, чтобы полакомиться за шведским столом чужой истины, как красноречиво сформулировала мисс Паттерсон. В общем, если кратко, будьте креативными. Будьте смелыми. Будьте субъективными. Будьте такими, какими вам нужно быть, но, самое главное, будьте честными. Я буду ждать ваши работы, все как одна достойные Пулитцеровской премии, и никак не меньше, к концу недели.