Мой разум отключается. Он толкается в меня, и в такой позиции я чертовски растянута и наполнена. Мои нервные окончания запускают восхитительные стрелы огня по моему телу, рассеивая любую надежду на возможность здраво мыслить. Люк издает страдальческий рык и напряженно застывает.
— Ты в порядке? — шепчет он. Мое тело замерло. Кажется, он думает, что причинил мне боль. Я не способна ответить. Я снова обнимаю рукой его шею и накрываю губами его губы, тяжело дыша ему в рот. Не могу ничего с собой поделать; я должна двигаться. Я начинаю раскачиваться на нем вверх и вниз, упираясь в стену.
— Эвери! Твою мать!
Это все, что мне нужно услышать. От меня не ускользает тот факт, что Люк не надел презерватив, но в данную секунду это беспокоит меня меньше всего. Это безрассудство, но он ощущается невероятно. Я сжимаю ноги, обхватывая его сильнее.
— Кончи в меня, Люк. Я хочу почувствовать, как ты кончишь.
Люк отклоняется назад, чтобы посмотреть на меня, на мгновение наши глаза встречаются.
— Ты уверена?
Я киваю, прижимаясь к нему, удерживая его внутри себя настолько сильно, насколько это вообще возможно.
— Я хочу тебя. Я хочу всего тебя, без остатка.
И он делает, как я прошу
36 глава
Удар под дых
Мягкое вууух от скользящего с крыши снега будит меня. Я в объятиях Люка. Нежные звуки его дыхания посылают сквозь меня импульс счастья. Я не должна быть счастлива. Мне стоит быть несчастной и напуганной. Я вернулась в Брейк, ради всего святого. А сегодня увижусь с матерью, потому что Брэндон в тюрьме. Хорошо, в общем, может, я немного волнуюсь, но на одну крошечную секунду, в тишине внешнего мира и с Люком, который прижался ко мне так близко, — я действительно счастлива. Как это вообще возможно?
Стук в дверь, наконец, будит Люка. Момент радости нарушен в ту же секунду, как появился, но я уже сохранила его в памяти, чтобы вызвать, когда мне понадобится толика трезвого ума.
— Эй, вы двое уже проснулись? — зовет Марлена через дверь. Люк издает невнятный полустон. Наверное, в доме Ридов это означает согласие, потому что Марлена входит. Я толкаю Люка, задевая его лицо в попытке удостовериться, что полностью прикрыта.
Люк неловко уворачивается.
— Святые угодники, мама! Какого черта?
Я выглядываю из-под одеяла, морщась, когда замечаю лифчик и разорванные — разорванные! — трусики на полу. О, милостивый Боже, дай мне провалиться сквозь землю прямо здесь и сейчас. Марлена усмехается, глядя на нас. У нее в руках поднос с двумя чашками кофе.
— Да ладно, вы не давали мне спать большую часть ночи. И нуждаетесь в кофе, чтобы восполнить с утра немного потраченной энергии.
Люк откидывается на подушки, закрывая глаза.
— Просто уйди, мам. — Марлена пожимает плечами, все еще усмехаясь. Она собирается уходить, но он ее останавливает. — Эй, кофе оставь.
Она ставит чашки, подмигивает мне и удаляется. Мы слышим ее смех, пока она идет в другую часть дома.
***
— Ты выглядишь так, будто спала в курятнике, Эвери. В мире существуют расчески, ты это знаешь? — Мы с мамой встретились тридцать минут назад, и за это время она успела раскритиковать мое пальто, зубы, а теперь еще и волосы. Также она сказала, что мои щеки горят неподобающим для леди образом. На улице минус двенадцать, так что я не знаю, почему она ожидает, что мои щеки не будут румяными. Или почему это не подобает леди, в первую очередь.
Она также не одобряет, что я пришла под руку с Люком, но это молчаливое неодобрение. Поджатые губы, прищуренные глаза, острые как лезвия бритвы, куда бы она ни смотрела. Я уже готова прибить ее. Марлена предложила ей переночевать в свободное комнате, но моя мать не слишком вежливо отказалась, мотивируя тем, что ей нужно пространство, чтобы разложить бумаги, а у Ридов не так много места. В результате, она потратит двести восемьдесят долларов за ночь в хостеле «Клиффинсон», оплатив все пять спален, потому что отказывается жить там вместе с кем-то еще.
Она никогда не любила Брейк, хотела сбежать отсюда, как только они с папой закончат колледж, но мои бабушка и дедушка по отцу одновременно слегли, и естественно отец захотел остаться. Мама всегда была против этого. Папа был нянькой, поваром и уборщицей для бабушки и дедушки все четыре года, когда они медленно угасали, пока мама не настояла на их переводе в дом престарелых. Бабуля умерла через две недели от сердечного приступа, а дедуля через шесть месяцев после нее от пневмонии. Папа так и не простился ни с одним из них. И все, что моя мать могла сказать: «Это к лучшему, Макс. По крайней мере, теперь ты можешь устроиться на полный рабочий день и по специальности». — «Специальность» в ее устах прозвучало как ругательство. Как будто он не работал все эти годы, пока она изучала право с утра до ночи, чаще всего вне дома. Папа просто улыбнулся и проглотил это. Он был практически святым.
— Я не останусь в этом полицейском участке ни секундой дольше, чем того требует дело. Лучше поеду в дрянную закусочную, возьму кофе и попытаюсь разобраться в протоколах.
Люк бросает в нее кинжалы взглядом, выезжая на парковку на грузовике Брэндона. Ему даже не приходится ничего говорить; Аманда Сент-Френч не открывает для себя двери автомобиля. Он выходит и открывает дверь с ее стороны, величественно жестикулирую перед ней, пока она пытается подняться и балансировать на до смешного непрактичных высоких каблуках.
— Эвери, дай мне свой мобильник. Мой здесь не ловит. Попрошу дежурного на стойке перезвонить, когда они будут готовы принять меня, — говорит она через окно. Технически, платила она, так что это и ее телефон. Я опускаю стекло со своей стороны и передаю его ей. — Нам нужно поговорить чуть позже, — произносит она на выдохе. Ее светлые, безупречно уложенные волосы, длиной до середины спины, качаются из стороны в сторону, пока она пытается дойти пешком по снегу в «Обед у Джерри». Люк поворачивается и смотрит на меня, убрав руки в карманы. Какого черта?
Я вылезаю с заднего сиденье, где была до этого, и карабкаюсь на переднее. Люк тоже усаживается, все еще качая головой.
— Она настоящая стерва. Не припомню, что она была такой, когда я был ребенком.
— Ну, конечно, она пыталась быть милой с людьми, от которых могла что-то получить. Свою роль сыграло то, что твоя мама состояла в родительском комитете, наверное.
— Ага. Похоже на то.
Мы дежурили в участке, но нам не позволили увидеть Брэндона. Видимо, Хлое всыпали по первое число за то, что она позволила нам вчера увидеться.
— Эта сука Косгроув клевала мне мозг двадцать минут, — смеется она. — Быть мне регулировщиком уличного движения в обозримом будущем.
— Мне жаль, Хло. — Люк выглядит подавленным; видимо, должность действительно хреновая. Хлоя пожимает плечами. — Ах, все нормально. Все для вас, детки. — Она протягивает руку и снимает что-то с моего пиджака. — Волосы, — говорит она, пожимая плечами. — Вы, ребята, можете прийти ко мне на ужин завтра вечером, если захотите? Это, конечно, не Нью-Йорк, но тепло, и я знаю, как жарить стейк. Что думаете?
Ужин — последнее, о чем я могу думать. Люк соглашается, оговаривая, что мы примем приглашение, когда узнаем, что с Брэндоном. По дороге из участка агент Косгроув проходит мимо нас в коридоре. Она бросает на меня едкий взгляд, и клянусь, мое дыхание превращается в лед. Мы возвращаемся в дом Люка, его сестра дома; она визжит как умалишенная, стоит нам переступить порог. Бросается на него, улыбаясь от уха до уха. У них столько много семейных черт — одинаково темные волосы и глаза, причудливый способ улыбаться. То, что они брат и сестра, сразу бросается в глаза. Несмотря на то, что она младшая сестра Люка, Эмма еще в школе училась на два класса старше меня. Она была популярная, чирлидерша, но всегда намного добрее, чем другие девочки. Она улыбается при виде меня и тянется, чтобы обнять.
— Рада встрече, Айрис, — говорит она с искренней улыбкой. — Думаю, мой брат хорошо о тебе заботится?