Джо Беверли - Зимнее пламя

Декабрь 1763 года

Суррей, по дороге в Родгар-Эбби

«Многие люди были бы рады поскучать», — часто говорила мать Джениве Смит, когда девочка жаловалась на скуку. Тогда, как и теперь, это звучало неубедительно. Два долгих дня, проведенных в медленно движущейся карете, какой бы роскошной она ни была, исчерпали терпение Дженивы до последней капли.

Ее спутницы не казались ей скучными: обе леди Трейс, дамы почтенного возраста, могли любому составить прекрасную компанию. Толстая леди Каллиопа Трейс отличалась суровой проницательностью, а худенькая леди Талия — очаровательной эксцентричностью. Втроем они могли бы играть в вист до бесконечности.

Однако поскольку одной исполнилось восемьдесят четыре, а другой семьдесят семь, они время от времени впадали в дрему, как это случилось и сейчас. Прислонившись к стенкам кареты, они подпирали их словно неудачно подобранные книжные подставки; при этом одна похрапывала, а другая присвистывала носом.

Книги уже не вызывали у Дженивы интереса, а заняться каким-нибудь рукоделием в раскачивающейся карете было невозможно. Она никогда бы не призналась в этом вслух, но карты ей тоже надоели. Хоть бы Господь послал ей какое-нибудь развлечение, пусть даже разбойника с большой дороги…

Карета остановилась, и Дженива с испугом посмотрела в окно. Не может быть, чтобы ее пожелание исполнилось так быстро!

Ее сердце забилось от волнения, когда она достала из дорожной сумки пистолет. Наконец-то что-то начало происходить! Проверив пистолет, Дженива взвела курок и только потом сообразила, что разбойники не нападают бесшумно. Разве они не кричат вначале: «Кошелек или жизнь»?

Кроме того, ни один разбойник, будучи в здравом уме, не станет останавливать кортеж из трех карет и четырех сопровождающих их вооруженных верховых, даже если его соблазнит позолоченное великолепие одного из экипажей: дамы Трейс с комфортом путешествовали в дорожной карете, принадлежавшей их внучатому племяннику маркизу Эшарту.

Когда она увидела его портрет, висевший в доме его тетушек в Танбридж-Уэллз, на котором был изображен бледный, напудренный, разряженный человек, об этом маркизе у Дженивы создалось весьма плохое впечатление, а его карета укрепила ее неприязнь. Ни одному истинному мужчине не требуются мягкие обивки, обтянутые шелком стенки и изысканно украшенные позолоченные подсвечники, не говоря уже о пышнотелых нимфах, нарисованных на потолке.

Карета все еще стояла, и Дженива, сидя спиной к лошадям, не видела, что происходит.

Вытянув шею, она выглянула из окна и увидела съехавшую в канаву карету. Попавшая в беду дама разговаривала с Хокни, главным из сопровождающих их всадников.

Облака сгущались, и резкий ветер начал раскачивать деревья. Снаружи царил ледяной холод, так что бедная дама, должно быть, совсем замерзла, а значит, им придется подвезти ее до ближайшей гостиницы.

Дженива взглянула на обеих леди Трейс, не зная, имеет ли она право принимать решения: они попросили ее отправиться с ними в это путешествие в качестве компаньонки. «Ведь вы пережили такие приключения!» — воскликнула тогда Талия. Но ее обязанности так и не были до конца определены.

Во всяком случае, Дженива понимала, что ее «служба» являлась не только необходимостью, но и актом благотворительности. Дамам было известно, что она чувствовала себя неуютно в доме своей мачехи отчасти поэтому они и предложили ей эту поездку. Она должна отплатить им вниманием и заботой, но как ей следовало сейчас поступить?

У нее заболела шея, и Дженива выпрямилась. Возможно, Хокни тоже не знает, имеет ли он право решать. Она пожала плечами и, взяв накидку, лежавшую рядом на сиденье, открыла дверцу и вылезла наружу. От морозного воздуха у нее перехватило дыхание. Дженива поспешила закрыть дверцу, чтобы не выпустить тепло, затем завернулась в накидку, набросила на голову капюшон и завязала его.

Теплая синяя накидка, подбитая кроличьим мехом, была подарком леди Трейс и самой роскошной из всех, которые когда-либо имелись у Дженивы. Она пожалела, что забыла захватить муфту из того же меха.

Спрятав руки под накидку, Дженива торопливо направилась к чужой карете, чувствуя, как холод сквозь тонкие подошвы кусает ее ноги.

Женщина повернулась, и из-под дорогого темного меха перед Дженивой предстало хорошенькое, но с резкими чертами лицо.

Незнакомка подозрительным взглядом с головы до ног смерила Джениву:

— Кто вы?

Вот так так! Неудивительно, что Хокни был в нерешительности. Есть пословица, что дареному коню в зубы не смотрят. Конечно, женщина в соболях разбирается в мехах.

— Это мисс Смит, мэм, — недовольным тоном пояснил незнакомке Хокни. Кожа на его длинном лице сморщилась, от холода, а на кончике носа образовывалась сосулька. — Компаньонка леди Талии и леди Каллиопы Трейс. Мисс Смит, это миссис Дэш с ее каретой произошла беда.

— Трейс! — воскликнула миссис Дэш, мгновенно меняясь. — Как добры эти леди, что остановились! Я просто потрясена такой честью.

Ловушка. Льстивая лиса, чего и следовало ожидать от этой встречи.

— О, вы бы не могли…

Как она сможет сказать ей «нет»?

— …взять моего ребенка в теплое место?

Дженива изумилась. «Ребенок?»

Сияющая улыбка сменилась жалобной мольбой.

— Милая крошка в карете с горничной. Там холодно. Если бы вы согласились… — Миссис Дэш вынула затянутые в перчатки руки из муфты и молитвенно сложила их. — Я должна встретиться со своим мужем в Хокеме, во «Льве и единороге». Уверяю вас, он обо всем позаботится. Я охотно подожду здесь, если буду знать, что мое бедное дитя в тепле и безопасности!

— Конечно, миссис Дэш. Пожалуйста, я уверена, мы будем рады помочь…

Миссис Дэш поспешила к наклонившейся карете и, заглянув внутрь, что-то крикнула. В ответ из нее выбросили какой-то узел, а затем осторожно передали другой. Потом кучер миссис Дэш буквально выволок из кареты неуклюжую горничную. Мать вложила младенца в руки горничной и подтолкнула ее к Джениве, что потребовало некоторых усилий.

Круглое лицо горничной выражало недовольство и тревогу — бедняжка, вероятно, замерзла: накидка с капюшоном, но без меховой подкладки вряд ли могла согреть, а Дженива сомневалась, что в карете миссис Дэш так же тепло, как и в карете маркиза Эшарта, в которой постоянно меняли нагретые кирпичи. Хорошо, хоть ребенка закутали так, что его почти не было видно.

— Иди за этой леди! — визгливо крикнула миссис Дэш и затем добавила обычным голосом: — Она плохо знает английский.

— А на каком языке она говорит?

— На ирландском. Они называют его гэльским. Пожалуйста мисс Смит, предоставьте моему бедному ребенку кров! Джениву передернуло от ее резкого тона, но миссис Дэш была права: ребенок сейчас — самое главное. Дженива подобрала узел и повела служанку к золоченой карете. Это оказалось не легче, чем тянуть за собой осла, девушка как будто чего-то боялась. И неудивительно, она попала в чужую страну, оказалась среди людей, не говоривших на ее родном языке, а потом еще ее тряхнуло, когда карета съехала в канаву, и, возможно, она ушиблась. А теперь ее отдают незнакомым людям.

Дженива начала успокаивать ее тихим ласковым голосом. Она сама провела большую часть жизни, путешествуя с матерью и отцом, морским капитаном, по странам, языка которых не знала, и убедилась, что даже если люди не понимают слов, они догадываются об их смысле по тону говорящего.

В конце концов ее усилия увенчались успехом: служанка повернула к Джениве усыпанное веснушками лицо и ускорила шаги.

Еще один из всадников спешился и теперь стоял наготове у дверцы кареты. Дженива передала ему узел служанки, от которого исходил какой-то кислый запах.

— Думаю здесь никто не говорит по-гэльски?

— Никто, насколько мне известно, мисс Смит.

— Жаль. Но все же поспрашивайте.

Всадник распахнул дверцу, и Дженива подтолкнула девушку в теплую глубину кареты затем забралась сама и закрыла дверцу.

Талия пошевелилась, и ее глаза широко раскрылись.

— Так, что у нас здесь?

Несмотря на возраст, леди Талию можно было назвать красивой благодаря ее пушистым седым волосам и большим голубым глазам. При этом она упорно продолжала одеваться как совсем молодая девушка и всегда отличалась добротой. Они подружились, и именно поэтому Дженива отправилась с ними в это путешествие.