– Так и есть. – Генрих покрутил в руках шахматную фигуру слоновой кости из набора, расставленного на доске на низкой скамье у окна и ждавшего игроков. – К сожалению, все остальные в это время спят. Если не дать им отдохнуть, они становятся тупыми, как неточеные ножи. – Он подвигал фигуры по доске, прикидывая вероятные ходы противника.
– Что ж, у тебя есть возможность тоже немного поспать.
– Что толку дрыхнуть? – Оставив шахматы, супруг сел на скамью лицом к Алиеноре, взял из ее рук кубок и сделал глоток вина. – На рассвете прибудет архиепископ Кентерберийский. Он предлагает одного человека на пост канцлера.
Алиенора вскинула брови: при дворе вовсю шла торговля за благосклонность монарха и выгодные должности. До коронации она успела перекинуться несколькими словами с Теобальдом Кентерберийским, и он показался ей лукавой бестией. За кроткой улыбкой и близоруким взглядом скрывалась железная воля. Когда-то он открыто не подчинился Стефану и воспротивился тому, чтобы старший сын короля Эсташ был признан наследником престола, и некоторое время находился в опале. Отказ Церкви короновать сына узурпатора укрепил позиции Генриха, поэтому расположение молодого короля к Теобальду было вполне заслуженным. Кроме того, всем известно, что архиепископ Кентерберийский умел собирать вокруг себя людей чрезвычайно умных и незаурядных.
– Это некий Томас Бекет, его архидьякон и протеже, – сказал Генрих. – Он родился в Лондоне, но образование получил в Париже и жаждет применить свой талант на ниве государственных финансов.
– Сколько ему лет?
– Около тридцати пяти, то есть старческим слабоумием еще не страдает, как большинство этих церковников. Я коротко побеседовал с ним, но пока не понял, что он за птица.
– У Теобальда, должно быть, есть свои причины рекомендовать его. – Алиенора наклонилась взять кубок из рук Генриха.
– Вне всяких сомнений. Он хочет иметь своего человека при дворе, чтобы оказывать влияние на мои решения и продвигать интересы Церкви. И человек этот будет далеко не простак, это уж точно. – Король натянуто улыбнулся. – Но если я соглашусь на этого Томаса Бекета, ему придется поменять хозяина. Я не против, чтобы мне служили люди с амбициями, но не позволю, чтобы мной манипулировали.
Почувствовав раздражение в его голосе, Алиенора пристально взглянула на мужа.
Он вскочил со скамьи, беспокойный, словно пес в незнакомом месте.
– Преданность – большая редкость. Мать всегда говорила мне, что никому нельзя верить, и она права.
– Но ведь ей ты веришь?
Он взглянул на нее оценивающе:
– Я доверяю ей в том, что касается моей судьбы, и верю, что она действует в моих интересах, но ее суждениям доверяю не всегда.
Повисло неловкое молчание. Алиенора не стала спрашивать, доверяет ли муж ее суждениям, так как предчувствовала, что ответ ей не понравится.
Ребенок в ее чреве снова принялся толкаться, и Алиенора погладила живот.
– Тише, малыш, – прожурчала она и улыбнулась Генриху. – Он совсем как ты – почти не спит, постоянно двигается. Во время коронации мне казалось, что он скачет на лошади!
Генрих усмехнулся:
– Его определенно обрадовало, что он родится сыном короля.
Он присел рядом с женой, взял ее мягкую ладонь в свою мозолистую руку, и облачко отчуждения, которое ненадолго возникло между ними, мгновенно рассеялось. Чтобы загладить нечаянную размолвку, он уселся у ее ног, как верный паж, и, прихлебывая вино из ее кубка, стал интересоваться, что она думает о претендентах на другие придворные должности. В основном говорил он сам, а Алиенора только слушала. Всех этих англичан она едва знала, но ей было приятно, что муж советуется с ней, и несколько раз она даже рискнула высказать свое мнение. Супруги согласились друг с другом в том, что надо отговорить Найджела, епископа Или, королевского казначея, уходить в отставку. Только он, с его солидным опытом, может наладить систему сбора налогов, которая обеспечит регулярное пополнение государственной казны. Ричард де Люси, верховный судья, останется на своем посту, но разделит его с Робертом де Бомоном, графом Лестером.
– Не важно, что раньше они были на стороне Стефана, – проговорил Генрих. – Мне нужны их талант и верная служба. Хотя я и сказал, что никому не доверяю, но я хочу дать умнейшим людям королевства возможность доказать их преданность. И де Люси, и Бомон понимают, что это в их же собственных интересах.
Алиенора слегка взъерошила кончиками пальцев его волосы, любуясь тем, как отблески пламени играют в огненно-рыжей шевелюре супруга. Она тоже должна благоволить этим государственным мужам. Генрих будет часто отлучаться из Англии, и тогда иметь с ними дело придется Алиеноре, так что разумнее сохранять с ними хорошие отношения, а не враждовать.
– А с сынка Стефана я глаз не спущу, – продолжал Генрих. – Пусть он и отказался от притязаний на корону, но он может стать знаменем моих противников.
Алиенора перебрала в уме придворных, с которыми успела познакомиться. Младший сын короля Стефана Гильом Булонский был симпатичным, ничем не примечательным юношей, немного моложе Генриха. Он прихрамывал – последствия перелома ноги, – и из него вряд ли вышел бы лидер заговорщиков. Но Гильом вполне мог сделаться орудием в руках заинтересованных людей.
– Это весьма благоразумно, – согласилась Алиенора, подавляя зевок: долгий день утомил ее; тепло очага дарило приятную истому, и вино кружило голову.
Генрих поднялся на ноги:
– Ну что ж, любовь моя, пора пожелать тебе спокойной ночи.
– А ты не хочешь прилечь хотя бы ненадолго? – с просительной ноткой в голосе проговорила она. Ей хотелось закончить этот знаменательный день в его объятиях.
– Позже. У меня еще есть кое-какие дела. – Он нежно поцеловал ее в губы и любовно коснулся живота. – Ты была сегодня просто безупречна. Никогда не видел такой прекрасной и величественной женщины.
Его слова согрели ей душу и умерили досаду. Она смотрела, как он шагает к двери – так же бодро, как и утром. На пороге супруг обернулся, ласково улыбнулся жене и исчез, словно унесенный сквозняком.
Еще немного поглядев на закрытую дверь, Алиенора позвала придворных дам и начала готовиться ко сну, опечаленная тем, что придется лечь одной, но все же весьма довольная прожитым днем.
Паж, сопровождавший Генриха, тихонько постучал в дверь наемного дома на улице Истчип, что недалеко от Тауэра. Отодвинулся засов, служанка пустила внутрь юношу и его царственного господина, а затем закрыла дверь и поклонилась.
Генрих не удостоил ее вниманием и устремил взгляд на молодую женщину, присевшую в реверансе при появлении короля. Голова ее была опущена, он мог видеть только пышную копну каштановых волос, контрастирующих с белизной холщовой рубашки. Генрих подошел к девушке и поднял указательным пальцем ее подбородок, чтобы взглянуть в лицо.
– Мой господин, – произнесла она, и ее полные губы расплылись в улыбке, которая когда-то околдовала короля. – Генрих.
Он помог ей подняться, порывисто прижал к себе и страстно поцеловал. Та обвила руками его шею и тихо пискнула, как котенок. Чувствуя, как волнующе льнет она к нему всем телом, он зарылся лицом в ее густые волосы и с наслаждением вдохнул запах полевой травы.
– Ах, Элбурга, – у него перехватило дыхание, – ты свежа, как весенняя лужайка.
Она уткнулась носом в его шею:
– Я не надеялась увидеть вас сегодня. Думала, вы будете слишком заняты.
– Я действительно очень занят, но для тебя у меня нашлось время.
– Хотите перекусить? Есть хлеб и вино.
Он покачал головой и сжал ее грудь:
– Я съел сегодня целого медведя. Меня мучает другой голод, и я собираюсь утолить его прямо сейчас.
Элбурга издала кокетливый смешок и освободилась из его объятий. Взяв свечу, она повела Генриха по лестнице наверх, в спальню.
Свеча уже оплыла, когда Генрих дотянулся до платья и начал одеваться.
– Не уходите. – Элбурга пробежала кончиками пальцев по его голой спине.
Он с сожалением вздохнул:
– Дела ждут меня, милая. Через несколько часов придет архиепископ Кентерберийский, и негоже принимать его размякшим после постели любовницы, даже столь желанной. – Он прижал ее руку к своим губам. – Скоро я приду опять. Обещаю.
– Королева выглядела сегодня великолепно, – тихо проговорила Элбурга.
– Это правда, но с тобой ей не сравниться.