Ане стало не по себе, будто пациента унесли отсюда в морг.

Санитарка заботливо подвинула поближе к кровати старое просиженное кресло и предложила:

– Садись сюда, удобнее будет! Тебе никуда завтра не надо?

Аня со вздохом опровергла наивное предположение:

– На учебу. К восьми.

Старушка сочувственно закивала седой головой, тряся при этом морщинистыми щечками с тонкой красноватой сеточкой:

– Ох ты, господи! – взглянув на пациента, обеспокоено заметила: И дружок-то твой весь белый прямо. Но это не страшно. Пройдет. У нас врачи хорошие, вылечат. А уж как он благодарен-то тебе будет, когда поправится, вот увидишь! – с этими словами она лукаво подмигнула девушке и вышла из палаты, плотно притворив за собой дверь.

Аня брюзгливо пробормотала, двумя пальцами поднимая валявшееся на кресле полотенце и аккуратно вешая его на спинку кровати:

– Ага, до безумия благодарен будет! Принц полумный! Небось тут же на мне женится и увезет в свое царство на белом коне!

Тяжело села в тоненько заскрипевшее кресло, вытянула ноги, поудобнее устроилась и застыла, стараясь сберечь силы и одновременно пытаясь не задремать. Чтобы не уснуть, стала пристально рассматривать лежащего перед ней парня, решив быть совершенно беспристрастной.

Он был обмотан разноцветными проводами с прилепленными к телу датчиками и лежал на спине, укрытый до пояса жесткой простыней, абсолютно беззащитный и, – как приятно! – совершенно безопасный. С другой стороны кровати была пристроена его нога, утыканная металлическими штырями.

Аню охватило замешательство, и она зябко поежилась. Если бы она не сопротивлялась, ничего бы этого не было. Но тогда что бы было? О втором варианте развития событий думать вовсе не хотелось. Вполне возможно, что одна-единственная сломанная нога – самый лучший конец для этого буйного вечерочка.

Она отметила развитую мускулатуру парня, не скрываемую тонкой тканью. Его бледное лицо было вполне приятно и на крокодилью рожу вообще-то не походило. Хотя еще недавно он ей категорически не нравился. Как же повышает оценку безвредность оцениваемого!

Аня пожала плечами, не в состоянии объяснить свою прежнюю антипатию. Страхом, ежели только. А так нормальное мужское лицо. Впалые щеки. Жесткие губы. Ресницы, правда, какие-то рыжеватые. Хорошо, что не девушка, краситься не надо. Можно сказать, что он красив настоящей мужской красотой.

Если бы они познакомились при других обстоятельствах, она оценила бы его внешность на высший балл. Но сейчас пусть довольствуется средним баллом. Очень средним. Большего не заслужил.

Прищурившись, скептически оценила возраст подопечного. На вид лет двадцать семь, не меньше.

Скривившись, заметила про себя, как ему повезло, что она не злодейка из мелодрамы, а простая студентка, достаточно добросердечная. А то прижала бы сейчас яремную вену, и кранты ему, а с ним и всем проблемам, свалившимся на нее этим вечером.

Укорив себя за зловещие замыслы, логично поправилась – на самом-то деле тогда бы и начались настоящие неприятности. Расследования, допросы и прочие радости полицейских будней. Вспомнив о предстоящем неминуемом допросе, снова пригорюнилась. Если эти типы действительно захотят повесить на нее свое вздорное обвинение, а ей показалось, что они говорили вполне серьезно, то ей на самом деле предстоит нешуточный переплет. Как же быть?

Ничего не придумав, решила дать отдых уставшим мозгам. Откинула голову на жестковатую спинку кресла и прикрыла глаза. На нее тут же навалилась блаженная дремота. Она испуганно вытаращила глаза, которые немедля своенравно закрылись. Чувствуя, что не в силах бороться с подступающим сном, успокоительно пробормотала:

– Никто и не говорил, что я должна бодрствовать! Мне же велено было просто посидеть рядом! Вот я и сижу. Никто же не скажет, что я бегаю…

Тут она обессилено отрубилась, не обращая внимания на неудобную позу и яркий свет.

Очнулась оттого, что кто-то настойчиво теребил ее за больное колено. Она с трудом разлепила чугунные веки, и, ничего не понимая, уставилась на руку, лежавшую у нее на колене. Рука настойчиво говорила:

– Ты кто? Ты кто?

Аня пару минут соображала, что же ей ответить настырной руке. Потом случайно подняла взгляд повыше и наткнулась на голое тело, обвешанное проводами, приподнявшееся на локте и глядящее на нее расплывчатым взглядом. Она тихонько взвизгнула, невольно рассмотрев ничем не прикрытые мужские причиндалы. Он проследил за ее взглядом, увидел собственное нагое тело и нахмурился.

– Ага, то-то я думаю, чего-то мне холодновато! Одеяла тут поблизости нет?

Аня наконец очнулась и наклонилась, чтобы поднять с пола упавшую простыню. Стараясь не слишком пялиться на чуждые гениталии, укрыла его снова, как было, до пояса, и села обратно. Он недовольно заметил, поежившись:

– И это всё?

Она сурово отрезала, не желая его баловать:

– Всё!

Он озадаченно почесал в затылке.

– Ну и медсестры пошли! Злые какие-то…

Аня злорадно заметила:

– Никакая я тебе не медсестра!

Он недоуменно посмотрел на ее зеленый казенный халат.

– А кто тогда?

Ей ужасно захотелось скорчить зверскую рожу, растопырить пальцы и зловеще прокаркать: «смерть твоя!», но, благоразумно отказавшись от этого дурацкого намерения, явно вызванного недосыпом, кисло призналась:

– Я – Анна Терентьева! – И мрачно уточнила: – Та, из-за которой ты попал под машину. Хотя я считаю, что это целиком твоя вина!

Сморщившись, как печеное яблоко и соображая с большим трудом, Антон старательно потер лоб, будто это примитивное движение могло стимулировать мозговую деятельность. Раздраженно прошипел:

– Ничего не помню! Голова просто раскалывается!

Аня, вспомнив наконец о своих обязанностях, радостно вскочила, надеясь, что сейчас ее освободят от взваленных на нее крайне обременительных обязанностей:

– Я сейчас! – и понеслась к дежурному врачу.

Сероватого цвета уставшая врачиха вяло читала толстый детектив, клюя носом на каждом слове. Услышав, что больной очнулся, она уравновешенно пробормотала:

– А ничего другого я и не ждала! – но послушно двинулась вслед за девушкой взглянуть на свершившееся чудо.

Проверив зрачки пострадавшего и пощупав пульс, удивленно констатировала:

– Сделаем завтра томографию, но, похоже, сотрясения мозга нет. Везунчик! После такого удара! Видно, шапка на тебе была хорошая.

Антон непритворно возмутился:

– Как это нет сотрясения, если голова так зверски болит! Вы давайте от меня ничего не скрывайте! Если болеть, так уж на все сто!

Врачиха с осуждением взглянула на рьяного больного.

– Надо же, обычно пациенты болеть не любят. Но вы, как видно, из другой породы. Вы всё стараетесь делать на всю катушку.

Антон призадумался.

– Да нет, болеть я не люблю. Я просто хочу, чтобы голова прошла. И без последствий.

Кивнув, врачиха пообещала прислать медсестру с обезболивающим и встала с кровати, собираясь уходить.

Насупясь, Антон сердито заявил, не понимая, почему медперсонал сам не в состоянии подумать о таких простейших вещах. Можно подумать, они не обычные люди.

– Мне, вообще-то, в туалет нужно!

Аня оторопела от подобной бесцеремонности, а врач спокойно укорила больного:

– Ну, а чего ж молчите! Вам терпеть нельзя!

Парень возмутился:

– Ну, а делать что? Мне же не добежать!

Врач недоуменно пожала плечами.

– С вами же рядом сиделка сидит. Ваша, персональная. Вот и сказали бы ей.

Аня сначала побледнела, потом покраснела. Но, вспомнив, что она лейтенант медицинской службы, пусть и запаса, хмуро спросила:

– А судно где?

Врачиха махнула рукой в угол комнаты, где стояли принадлежности лежачих больных, и торопливо вышла из комнаты, намереваясь разбудить медсестру, не одной же ей, в конце-то концов, страдать!

Аня уныло взяла верхнюю утку, сняла с нее полиэтиленовую пленку и подошла к пациенту. Он замер, тупо уставясь на нее. Она остановилась около него с уткой наизготовку и бодро спросила:

– Ну как? По-большому или по-маленькому?

Он ехидно определил:

– По-мокренькому. Пожурчим слегка. А то я пива вечером несколько перепил. Тяжеловато что-то.

Она деловито нагнулась за концом простыни, намереваясь максимально облегчить больному его страдания. Но он испуганно вцепился в ненадежное укрытие и прохрипел, слегка зарумянясь: