Мэйдлин Брент - Зловещий брак

Через полгода после моего восемнадцатого дня рождения я узнала, что должна выйти замуж за Оливера Фойя. Я бы сочла это известие неуместной шуткой, если бы не знала, что тетя Мод и дядя Генри никогда не шутят. Поэтому главным моим ощущением тогда было удивление. Если бы я смогла бросить хотя бы беглый взгляд на свое будущее, мои ощущения были бы иными.

Мы завтракали. Французские окна были широко распахнуты, чтобы пустить в зал освежающий ветерок, потому что в девять часов утра уже стояла жара — и это несмотря на то, что наша плантация находилась далеко от равнинного побережья, в горах, на высоте нескольких сот метров над уровнем моря, над портом Очо Риос.

Тетя Мод сидела в конце большого стола красного дерева. Ее внушительная талия была зажата между подлокотниками кресла. Дядя Генри сидел по другую сторону стола: длинное загорелое лицо на длинной же тонкой шее; черные волосы, смазанные макассаровым маслом. На столе лежала сложенная утренняя газета, «Ямайка Глинер».

Передовица рассказывала о празднованиях в Лондоне Бриллиантового Юбилея: шел шестидесятый год правления королевы Виктории. Мне была видна лишь часть заголовка, и я пыталась догадаться, что же осталось в его другой части, когда услышала слова тети Мод: через шесть недель я стану женой Оливера Фойя. Все иные мысли сразу исчезли у меня из головы.

Я удивленно посмотрела на дядю и тетю. Ни один из них не взглянул мне в глаза. Оба сосредоточенно жевали завтрак, глядя в пространство перед собой. В гнетущей тишине можно было расслышать скрип зелени на искусственных зубах дядюшки Генри, и мне показалось, что в ритм этому звуку дрожит тяжелый двойной подбородок тети.

— Шесть недель? — переспросила я.

— Да, дорогая Эмма. Так решили твой дядя и мистер Фой. Остается достаточно времени, чтобы объявить о бракосочетании.

— Но мистер Фой не делал мне предложения, тетя, — сказала я. — Он не ухаживал за мной, не заезжал, чтобы поговорить… ничего такого.

— Да, милая. Он заручился согласием дяди Генри и приедет сегодня, чтобы сделать официальное предложение.

— Но я же едва знаю его. — Я взглянула на дядю, но он, все так же продолжая жевать, прикрыл глаза, что означало: я не собираюсь обсуждать этот вопрос.

— Эмма, ты все время создаешь лишние трудности, — ответила тетя Мод. — Мистер Фой — один из самых завидных холостяков на острове. Его кофейные плантации каждый год приносят богатые урожаи, а его поместье Диаболо-Холл — самый прекрасный дом из всех, которые существуют в графстве Святой Анны.

Все сказанное тетей было совершенной правдой. Состояние и поместья Фойя были огромны. Дом стоял у северного подножья горы Диаболо; его обслуживали двадцать слуг. Я побывала там несколько месяцев тому назад, я там побывала, когда еще не ушедший в мир иной старик сэр Энтони Фой устраивал свой последний вечер на пленэре. Меня поразили и дом, и его окружение: все было полно совершенства, но пусто и бездушно — возможно, оттого, что в доме не было хозяйки. Леди Фой умерла десять лет тому назад, и с тех пор в этой семье не было ни одной женщины.

Помню, что старый сэр Энтони мне понравился, но впечатление от его сына Оливера было смутное и неясное. Мы с ним немного поговорили на вечере в саду, затем еще несколько раз встречались по разным поводам; в церкви, на бегах в Кингстоне, на играх в крикет и соревнованиях по теннису; но теперь, вспоминая об этом, я понимала, что Оливер Фой едва ли произвел на меня какое-либо впечатление.

Это было тем более удивительно, что он был красивым мужчиной: светловолосым, с ясными голубыми глазами и правильными чертами лица. Мне было известно, что ему тридцать шесть лет: его день рождения отмечался на той самой вечеринке в саду. Значит, он вдвое старше меня.

— Не морщи носик, милая, — проговорила тетя Мод. Я извинилась, удивившись, как тетя с дядей могут замечать такие вещи, ни разу не взглянув в мою сторону.

— Мне кажется, что восемнадцать лет — большая разница в возрасте, — заметила я.

— Вовсе нет, Эмма. Большинство девушек выходит замуж до двадцати, и это естественно, что муж бывает более зрелым по годам. Твой дядя Генри был почти на двадцать лет старше меня, когда мы поженились.

Последними словами она будто бы подразумевала, что разница в возрастах с тех самых пор переменилась, и в другой раз я бы улыбнулась про себя — но не сегодня и особенно не тогда, когда тетя Мод добавила:

— Тот факт, что некоторые позволяли себе в прошлом вести себя безответственно и глупо, должен служить для нас в этом отношении уроком, а не примером для подражания.

Я понимала, что речь идет о моих родителях, но не разозлилась при этих словах, как бывало раньше, а просто ответила:

— Да, тетя Мод, — и продолжала думать об Оливере Фойе, пытаясь разобраться, что же я чувствую по отношению к нему. За окном мне была видна сутулая фигура Джошуа, который трудился над цветочной клумбой. Волосы его были белыми, кожа — черной, и работал он в зелёном фартуке. Позади него лужайка убегала в гущу деревьев, буйно цветущих голубыми цветами на фоне более бледного бело-голубого неба. Эти посадки джакарандий обрамляли дорогу, ведущую в Очо Риос, и между деревьями далеко внизу виднелось ярко-голубое Карибское море.

На минуту моя мысль будто остановилась, ничего подходящего не приходило в голову. Я взглянула на портрет бабушки — еще молодой женщины, который висел за спиной дяди Генри. Портрет был не то что бы хорош, но отчетливо показывал внешнее сходство между нами. У нас обеих был слишком большой рот, слишком густые брови, вздернутый нос. Часто я мысленно разговаривала с бабушкой Эллиот, поскольку мне она была ближе, чем тетя и дядя.

Меня поражало то, что тетя Мод была ее дочерью: они так расходились во взглядах, у них были совершенно разные характеры. Я смутно помнила мать, но, судя по фотографиям, наше с бабушкой сходство пришло ко мне через мать. Я жалела, что я не видела бабушку при жизни — но, с другой стороны, иногда бывала этому рада: ведь тогда я узнала бы ее уже старой леди, а теперь мысленно разговаривала с нею как со старшей сестрой или с подругой.

Но не могла же я разговаривать с нею, когда в комнате находились другие люди, поэтому я только произнесла про себя: «Дорогая бабушка, не знаю, что и подумать».

У буфета стояли, ожидая приказаний, в своих кружевных чепчиках и фартуках Аманда и Сисси, горничные-близняшки. Я кивком подозвала Аманду, чтобы она налила мне еще кофе.

Обе выглядели крайне серьезными и торжественными. Они смотрели на меня широко раскрытыми глазами: я знала, что известие о помолвке мисс Эммы с мистером Фойем скоро станет, если уже не стало, известно всей прислуге дома Шефердов. Обычно они бывали первыми, кто узнавал новости.

— Удивляюсь, почему мистер Фой желает жениться именно на мне? — сказала я. — В конце концов, он мог бы подцепить любую девушку на острове.

— Постарайся не выражаться в такой вульгарной манере, дорогая, — проговорила тетя Мод. — Совершенно очевидно, что он очарован тобой, и, полагаю, тебе это должно льстить.

— Да, конечно, тетя, — ответила я.

Это было правдой: до этого момента я никогда не думала об Оливере Фойе как о возможном искателе моей руки; никогда не размышляла, на ком он может жениться; никогда вообще не думала о нем. Никогда не строила я и планов о своем замужестве. Но общественное положение семьи Фой было гораздо выше, нежели семейства Шефердов. Плантации, принадлежавшие моему дяде, Генри Шеферду, обеспечивали достойную жизнь, и в обществе его уважали; но члены клана Фой вращались в более высоких кругах. Поэтому было и в самом деле лестно, что Оливер Фой, который теперь являлся последним представителем славного семейства на острове, остановил свой выбор именно на мне, Эмме Дела-ни. Тем не менее мне не нравилось то, что предложение о браке, без предварительного ухаживания, было сделано через моего, дядю и принято им за меня.

— Однако я не уверена, что хочу выйти замуж за Оливера Фойя, — сказала я.

Тетя Мод издала вздох тихого ужаса. Дядя Генри открыл наконец глаза, проглотил то, что он так терпеливо жевал, и проговорил:

— Не будь глупой, Эмма, дитя мое. Отказ исключен полностью.

Это была не абсолютная правда, но нечто к ней крайне близкое. Многие девушки, которые учились вместе со мной, самым ужасным вариантом считали отсутствие предложений — как они говорили, «когда тебя оставляют на дальней полке». Я не разделяла этих страхов, но и не могла бы объяснить, почему. Я знала, что любую девушку, отказавшую Оливеру Фойю, сочли бы сумасшедшей, а еще то, что тетя Мод и дядя Генри испытали бы облегчение, сбыв меня с рук. Я с удивлением обнаружила, что нисколько не огорчена перспективе расстаться с их домом и поместьем Джакарандас и начать новую жизнь в Диаболо-Холл.