И вот я погружаюсь в холодную зеленую воду, которую я когда-то так хорошо знала, и мне кажется, что я покинула ее лишь вчера. Мне не было нужды зажимать нос: я выпускала воздух из ушей, чтобы уравновесить давление воды на барабанные перепонки. Со временем я сама открыла прием, которым пользуются японские ныряльщицы за жемчугом: прием, которым ноздри закрываются изнутри. Это не получилось даже у Дэниела.
Я привязала ядро в чулке к поясу и по сгущавшейся тьме понимала, что глубина должна превысить восемнадцать метров. Я заметила поверхность, только когда почти коснулась ее. Как только пушечное ядро легло на скалистое дно, я сняла его с пояса. Ничего не было видно, но впереди был желтый свет, это мог быть только фонарик в шлеме Чеда. Я быстро поплыла в том направлении и увидела два мешка на толстом канате, их уже начали поднимать. Мои глаза теперь привыкли к темноте, и, когда Чед повернулся, я увидела сзади него останки корабля, разбросанные как раз так, как он нарисовал, с черной дырой, которую он сделал ломом в остове корабля, чтобы вытаскивать сундуки.
Я подплыла к нему и зависла над ним, приблизив лицо к стеклу шлема. Бог ведает, что он подумал в тот момент. Я была освещена его фонариком и не могла рассмотреть выражение его лица. Я закрыла глаза, чтобы сохранить способность видеть в темноте. Я подержалась за его плечо, немного отплыла, затем указала в направлении остова корабля настойчивым движением, маня его туда.
По прошествии нескольких секунд его рука нежно потрепала меня по щеке. Я обернулась, открыла глаза и начала перебираться к пролому. Я теперь находилась под водой уже секунд девяносто и испытывала большее давление, но страха не было. Чед последовал за мной: я определила это по свету его фонаря. В своих неуклюжих ботинках он не успевал за мной, но, достигнув пролома и взглянув на него, я увидела, что он наклонился вперед, пытаясь двигаться быстрее. Я была теперь уверена, что он понял меня, и подозревала, что Оливер уже что-то сказал по телефону, злорадствуя по поводу своего триумфа. Рисунки Чеда отпечатались в моей памяти: я повернула направо, пробиваясь почти через полную тьму. Я была теперь внутри корабля, в каюте, где Чед обнаружил монеты Марии Луизы, и знала: если мы найдем ту каюту, соседнюю, — и если наши надежды не тщетны — мы выживем.
Доска с заклепками царапнула меня. Я отодвинула ее… чуть наверх… и моя голова оказалась на поверхности воды. Я была в совершенной тьме, стояла на четвереньках, впуская в легкие воздух, странный и насыщенный влагой, однако полный животворного кислорода. Огромный воздушный пузырь, который образовался в каюте, не рассосался. Тьму прорезал слабый свет. Я обернулась и увидела фонарик Чеда. Его шлем вырос из воды, намного дальше от меня: ведь он поднимался вертикально. Пока он подходил ко мне, мне было слышно шипение воздуха через регулярные интервалы, но, когда он вышел из воды по пояс, звук выходящего воздуха прекратился. Я поняла: наверху, шестнадцатью фатомами выше, мачете Жонжона прекратило поступление воздуха в шланг.
Чед прошел три шага и рухнул на колени, подняв руки к шлему, пытаясь отвинтить его от грудной пластины. Я бросилась помогать ему. Его рука коснулась моего лица, и я почувствовала, как он прижал палец к моим губам. Я потрепала его по руке в знак того, что поняла: мне нельзя говорить, как только сниму с него шлем. Мой голос услышит Оливер по телефону. Я схватила металлическую сферу и повернула ее со всей силы. Она поддалась, и мы вместе сняли ее с головы Чеда. Но он не позволил себе вдохнуть воздух прежде, чем опустил шлем под воду: ни один звук не донесся до Оливера по телефону. Затем он сказал странным, задыхающимся и необычно низким в этой пустоте голосом:
— Можешь не рассказывать, что произошло, Кейси. Он сам рассказывал мне это минуту назад. Он думает, что ты заперта в каюте.
— Да, но я вылезла через иллюминатор. Выходи из воды, Чед. — Я взяла его за руку и вытащила на покатую поверхность потолка перевернутой каюты. Свет фонарика опущенного под воду шлема пронизал тьму, и я увидела, что в дальнем углу с потолка что-то свисает: груда костей, заключенная между стулом и столом, поросшими водорослями. Именно так описывал его Чед.
— Боже праведный, Кейси, я думал, у меня галлюцинации, когда ты подплыла ко мне. Но тут начал говорить по телефону Фой…
— Да. Сядь, Чед. Нам нужно вытащить тебя из этого костюма, и как можно быстрее. У меня есть нож, и я просто разрежу его.
— Погоди. — Он поднял свой спасательный трос и обвязал его вокруг бревна, которое свисало откуда-то сбоку. — На случай, если они захотят поднять мое тело. Ну а теперь, милая Кейси, ты и вправду можешь поднять нас обоих на поверхность?
— Да. — Я стояла на коленях, пытаясь разрезать его ботинки, и очки свисали с моей шеи. — Нам нужно подождать семь-восемь минут, чтобы они были уверены в твоей гибели. Думаю, они попытаются вытащить тело на поверхность, но когда обнаружат, что трос не поддается, то просто обрежут его. Мы лишимся света, но тогда уже это будет неважно. Чед, мы не сможем подниматься медленно. Ты будешь страдать от болей в легких.
— Нет. Если мы поднимемся в течение следующих двадцати минут, все будет хорошо. Но я не очень хороший пловец. Ты должна научить меня, что делать.
— Я научу. Как только я освобожу тебя от костюма, начни дышать глубоко и медленно, выталкивая из легких весь воздух, затем вновь набирая полные легкие — и так далее. Дэниел говорил, это подпитывает кровь свежим кислородом. Когда мы будем готовы, ты должен в последний раз наполнить свои легкие, а затем держись за мой пояс, и мы поплывем. Сначала я поплыву вдоль твоего спасательного троса, а затем немного возьму на запад, чтобы мы оказались как раз под кормой корабля. Все это займет не более двадцати секунд. Мы поднимемся вместе, лицом друг к другу и держась за руки, чтобы не потеряться, если окажемся под корпусом судна. Когда мы будем подниматься, начни медленно выдыхать воздух, и продолжай делать это, пока мы не достигнем поверхности. На последних трех метрах я замедлю подъем.
К тому времени я сняла с него второй ботинок и начала осторожно разрезать ножом толстую резину гидрокостюма на ноге.
— Сзади на корме сеть свисает с перил вниз, — продолжала я, — и мы должны взобраться по ней незамеченными. Если мы сделаем это, дальше нас скроет холщовый экран и салон. Но потом… — Я посмотрела на него. — Потом я не знаю что, Чед.
— Потом, — тихо сказал он, — твоя работа закончится. У Оливера есть пистолет?
— Нет, он ему не нужен. Для устрашения он использует Жонжона с мачете, но все и так его боятся.
— Так. Я это подозревал, но я никак не мог предвидеть, что Фой предаст меня раньше, чем я выйду на поверхность. Какой я глупец!
— Ты подозревал?
— Надеюсь, я еще объясню все тебе позже, Кейси. Теперь дай мне нож.
Две минуты спустя он полностью освободился от костюма, сняв с себя толстое шерстяное белье, жилеты, и остался лишь в коротких подштанниках. Затем он опустился на колени возле меня, глядя мне в лицо при тусклом свете лампочки, и сказал:
— На случай, если не удастся выжить, мне нужно сказать тебе кое-что сейчас.
— Чед, милый, не трать время, тебе нужно три минуты глубоко дышать перед началом подъема.
— Еще одна минута ничего не решит, а это очень важно. — Он начал говорить быстро: — Я должен признаться, что я обманул тебя, Кейси. С моими долгами я не мог предложить тебе выйти за меня замуж, поэтому уговорил тебя выйти за меня фиктивно, но то была ложь. Я просто хотел удержать тебя. Я боялся, что ты влюбишься в кого-нибудь и я тебя потеряю. Я так сильно любил тебя, но скрывал это; я был счастлив, когда ты просто была рядом, как компаньонка. Это было лучшее, на что я мог рассчитывать. Когда ты впервые сказала, что можно отыскать золото, я не захотел этого — потому что если бы я заплатил долги, то необходимость держать игорный дом отпала бы; это был бы конец нашему браку по договоренности. Ну вот, теперь я сказал все. Я должен был признаться, что люблю тебя, прежде… прежде чем мы сыграем в эту смертельную игру с морем.
Я опустилась на колени рядом с ним и посмотрела ему в глаза, пытаясь осмыслить его слова, и тут по моему телу разлилось тепло, которое согрело нас в этой вечной холодной тьме. Внезапно фонарик на шлеме погас. Я отыскала наощупь его лицо и обняла его.
— О, Чед, любимый мой Чед, — прошептала я. — Я обманывала тебя точно так же, начиная с того вечера, когда ты застегивал на мне браслет.