– Я знаю, Дэниел, но к кому еще я могу обратиться?
Некоторое время он молчал, а затем сказал:
– Можете ли вы отлучиться со мной этим утром?
– Да!
– Тогда я отвезу вас в деревню и попрошу Шебу поговорить с вами.
– Шеба! Какая замечательная идея! Как я сама о ней не подумала.
Шеба была сестрой Мэй, старше ее на пять лет. Толстая жизнерадостная женщина, имела шестерых детей и добродушного ленивого мужа, который работал лишь время от времени, когда у него было для этого настроение, что случалось редко. Зарабатывала на семью Шеба. По утрам она стирала белье для меблированных комнат в Очо Риос, а вечерами работала там же помощницей на кухне и горничной. Я нечасто виделась с ней, но вспоминала о ней как о веселой женщине с озорными глазами и сердечной улыбкой.
Дэниел подвез меня к деревянному дому на окраине деревни. Муж Шебы сидел на солнцепеке на разломанном стуле, курил сигару и обмахивался пальмовым листом. Трое детей Шебы, двое мальчиков и девочка, играли в какую-то игру половинкой кокосовой кожуры и камешками. Из кривой трубы поднимался дымок, из открытых дверей и окна валил пар.
– Подождите, пожалуйста, мисс Эмма, – сказал Дэниел.
Он соскочил с повозки и пошел в дом. Муж Шебы приоткрыл один глаз, а потом вновь закрыл его. Дети перестали играть и окружили меня, однако не приближаясь к повозке. Спустя две минуты из дверей появилась Шеба в сопровождении Дэниела. Ее лицо и руки блестели от влаги, ее длинное одеяние и белый фартук были в мокрых пятнах. Она расплылась в добродушной улыбке, в глазах ее светились веселые искорки.
– Доброе утро, мисс Эмма.
– Доброе утро, Шеба. Как ты поживаешь? Как семья?
– Все хорошо. Давайте-ка вы возьмете поводья, мисс Эмма, а старушка Шеба сядет вместе с вами, так чтобы мы за две-три минутки доехали до какого-нибудь тихого местечка у дороги. – И она указала большим пальцем куда-то за плечо. – А Дэниел побудет здесь, пока мы не вернемся.
– Спасибо, Шеба. – Я перешла на сиденье возницы и взяла поводья, а Шеба тем временем усаживалась в повозке рядом со мной, так что скрипели пружины.
– Вот туда, мисс Эмма, – указала Шеба.
Я щелкнула языком, и Руфус сразу же пошел шагом. Менее чем через минуту мы были на дороге, которая шла по прибрежной стороне, а еще через три минуты я свернула на зеленую террасу, которая скалой обрывалась в море. Шеба с легким вздохом поудобнее уселась на сиденье: ведь за целый день у нее редко находилось несколько минут, когда она могла посидеть и отдохнуть.
– Дэн говорит, что вы ничегошеньки не знаете из того, что должно произойти, когда выходишь замуж, мисс Эмма, и некому рассказать вам.
– Так и есть, Шеба. – Я повернулась к ней, чтобы лучше видеть ее лицо.
Она покачала головой и снова вздохнула, на этот раз с сожалением.
– Белые люди думают, будто это что-то дурное. Но это совсем не так, по-моему, мисс Эмма. – Ее щеки расползлись в улыбке, глаза с озорством блеснули, и все ее тело заколыхалось в смехе. – Если у тебя хороший мужчина, который любит тебя – и ты любишь его, так что обоим хорошо, так это лучшее, что есть на свете. Это будто побывать на небесах. Уж поверьте мне, мисс Эмма. Как говорят черные «Любовь кусает горячо…»
– У меня предчувствие, что это должно быть что-то особенное…
– Так вот я расскажу вам об этом. Вы же были любимым дитятей моей дорогой сестры Мэй, и старая Шеба никогда не откажется помочь вам. Здесь нет никого, кто бы узнал, о чем мы тут с вами болтаем, и мы можем говорить о чем угодно. – Она вновь улыбнулась, и в улыбке почти спрятались за щеками ее глаза. – Только я стану говорить словами простыми, а может быть, вы и слов-то таких не знаете о том, что происходит между мужчиной и женщиной, так я буду называть их по-нашему. Вы не стесняйтесь, мисс Эмма, вам старая Шеба объяснит все, чего вы не поймете: вы останавливайте меня и спрашивайте.
– Да, Шеба, я спрошу.
– Так мы начнем с того, чем в точности отличается от нас мужчина и зачем Господь Бог сделал его таким…
Мы сидели на меленькой зеленой террасе, затененные тентом от яркого солнца, и разговаривали. По большей части говорила Шеба, и ее мягкая горловая речь лилась неторопливо, временами прерывалась вздохом восхищения, когда она объясняла мне разные тайны супружеских отношений. В первые минуты я краснела, больше от удивления, чем от смущения, но вскоре это прошло, и когда я задала первый из мучавших меня вопросов, я уже могла говорить так же спокойно, как и Шеба.
Через полчаса мы подъехали к ее дому и нашли там Дэниела, играющим с детьми в крикет: он использовал самодельную клюшку и наскоро вырезанный деревянный мяч. Муж Шебы лениво наблюдал за ними, изредка отзываясь на крики и потасовки детей. Дэниел помог Шебе слезть с повозки.
– Где ты была, женщина? – спросил ее муж.
– Тебе до этого нет никакого дела, дурачина старый. – И она похлопала меня по руке. – Счастья вам, мисс Эмма.
Когда мы отправились в обратный путь, я спросила Дэниела:
– Если я принесу тебе соверен, ты отдашь его за меня Шебе?
– Не надо никакого соверена, мисс Эмма.
– Попроси ее принять это ради меня, пожалуйста.
– Ну хорошо. Шеба рассказала вам все, что вы хотели знать?
– Да, она все объяснила. – Я покачала головой и не могла не улыбнуться: – Должна сказать, все это очень странно, Дэниел. В самом деле очень странно.
В теплый июньский день, когда дул прохладный бриз с моря, который мы называли Доктор, я была обвенчана с Оливером Фоем. Венчал нас епископ Ямайки, доктор Наттел, в кафедральной церкви Кингстона. Затем последовал великолепный прием в Миртл Бэнк Отеле. Я была в восторге, но очень нервничала, оказавшись центральной фигурой в таком важном обществе. Тетя Мод была само величие и спокойствие и всегда находилась под рукой, чтобы поддержать меня.
Мы должны были провести медовый месяц, а вернее, две недели, на Гаити. Оливер арендовал красивый дом в Сен-Марке у знакомого по бизнесу из Порто-Пренс, который позаботился о том, чтобы весь штат прислуги обслуживал нас. Нас сопровождал камердинер Оливера, Рамирес, цветной с примесью испанской крови, и двое горничных из Диаболо-Холла, которые в будущем станут моими личными горничными. Их звали Марта и Бекки, обе были всего на несколько лет старше меня, но весьма опытные, потому что проходили практику в других домах. Впервые я увидела их за неделю до свадьбы в Диаболо-Холл. Казалось, они приятные молодые девушки, всегда улыбающиеся. Их улыбки исчезали лишь в присутствии Оливера. Перед ним они испытывали немое благоговение. Я полагала, что они вполне устроят меня как горничные, но была бы рада поменьше видеть Рамиреса. Это был молчаливый человек лет сорока. У него был холодный взгляд, и, когда он смотрел на меня, я читала в этом взгляде презрение.
В день свадьбы в семь часов вечера мы сели на пароход. Оливер заказал нам отдельные каюты, так, чтобы я смогла выспаться и отдохнуть за это короткое путешествие. Я очень оценила этот великодушный жест, поскольку чувствовала, что стресс и возбуждение истощили меня душевно и физически.
На следующий день мы сошли на берег на маленькой красивой пристани, которая представляла собой домик из белого и желтого кирпича, стоявший на низком деревянном помосте. На берегу уже ждали два экипажа, чтобы доставить нас домой. Наша спальня была холодной, огромной и великолепно меблированной комнатой во французском стиле, с отдельными гардеробными комнатами для каждого.
Я достала из чемоданов свои красивые платья, не в силах дождаться, когда Марта и Бекки сделают это. Я получила наслаждение от ленча на пленэре, предложенного Оливером, и от прогулки по прохладному лесу. Я с томлением вспоминала все, о чем мне поведала Шеба, и с трепетом ждала, когда же кончится день.
Я наслаждалась ванной, которую мне приготовили Марта и Бекки – в самой огромной ванной комнате, которую мне доводилось видеть; и, одевшись позже в одно из самых моих любимых новых платьев, я с удовольствием обедала с Оливером за столом – таким абсурдно огромным для двоих, что я вынуждена была подавлять смех, глядя на нас.
Я с наслаждением выпила два бокала шампанского за обедом и с удовольствием слушала веселого Оливера. Я с предвкушением пошла в свою спальню, отослав наконец Марту и Бекки; раздевшись сама и тщательно выбрав, какую из трех изысканных ночных сорочек надеть, я вошла в освещенную свечами супружескую спальню; я забралась на огромную кровать и с трепетом ожидала Оливера.