Пенни Винченци - Злые игры. Книга 3

— Бог их знает. Бог их знает. Могу попытаться выведать у Шайрин. Но какой смысл? Он же слепец. Чокнутый.

— Он опасен, — сказала Шарлотта, — и все это положение в целом опасно.

— Для кого? Только не для нас. Насколько я понимаю, наши часы в качестве сотрудников «Прэгерса» сочтены. По крайней мере, все это может нас больше не волновать.

— А как же Хартест? Это-то нас должно волновать.

— Я не думаю, что он сможет заставить нас вернуть деньги.

— Только при условии, если они уже оприходовали чек, — заметила Шарлотта.

— Вот черт, — проговорил Макс.

Чак Дрю не оприходовал чек. Улыбаясь самой обаятельной, выражающей крайнее сожаление улыбкой, он сообщил им, что ввиду крайней занятости никак не смог сделать этого раньше. А теперь Фред прислал специальное распоряжение, требуя, чтобы чек был отозван.

— Я бы категорически не хотел ставить под угрозу отношения банка с самым важным нашим клиентом, — заявил Чак, — и ваш дедушка тоже придерживается на этот счет очень ясной и жесткой позиции. Наши отношения с мистером Аль-Фабахом также оказались в последнее время несколько напряжены, так что если он увидит, что приобретение Хартест-хауса становится теперь все-таки возможным, то нам тем самым удастся одной сделкой умаслить сразу много шестеренок.

— Надо нам что-то делать. — Макс был полон решимости. — Мы просто обязаны. А то придется подавать заявления на пособия по бедности. Я хочу поговорить с Шайрин. Она — наша последняя надежда.

* * *

Он позвонил Шарлотте домой спустя два часа, голос у него был очень возбужденный.

— Мне кажется, мы его накрыли.

— Как? Почему? — спросила Шарлотта.

— Деньги, по-видимому, были возвращены за счет отзыва ранее предоставленных кредитов, отказа от выплаты дивидендов и тому подобных штучек.

— И что это значит?

— Это значит, что это были деньги швейцарской компании.

— О господи! Как тебе удалось выяснить?

Он немного помялся:

— Только не говори Энджи. Мне пришлось пообещать Шайрин, что я свожу ее на уик-энд в Париж. Вместе с ее мамочкой.

— Ну, Макс, ты даешь!

— Все это хорошо, — заметила немного позже Шарлотта, — но как нам сделать так, чтобы дедушка всему этому поверил?

— Придется попросить мою маленькую птичку немного попеть. Ей он поверит.

— С чего бы это?

— Просто потому, что она не понимает истинного значения того, о чем говорит.

— А как тебе удастся заставить ее разговориться?

— Есть у меня одна идейка, — ответил Макс.

Шарлотта сидела и слушала, как Макс разговаривал по телефону с Джейком Джозефом. Макс уговаривал Джейка найти для Шайрин место маклера, помощника маклера, кого угодно, пусть даже всего только на неделю, обещая, что если Джейк сумеет это сделать, то он, Макс, будет готов ради него на что угодно, абсолютно на все, чего Джейк потом ни пожелает.

— Она не дура, — все время повторял Макс, — она очень неплохо соображает. У нее может даже очень хорошо пойти такая работа. Черт возьми, Джейк, от этого сейчас зависит все. Я потом по гроб жизни буду тебе обязан. Вложу все свои деньги только в «Мортонс». Добьюсь для тебя членства в клубе «Амбассадор». Свожу тебя в Париж вместе с Шайрин и ее мамочкой. Ну пожалуйста. Ради нашей дружбы. Перестань упрямиться, черт тебя подери, я же знаю, что ты можешь это сделать!

Наконец, после тридцати подобных увещеваний, Макс вдруг широко улыбнулся в трубку.

— Ты просто герой. Да, не сомневаюсь. Да, устрою тебе с ней ужин. Целых десять, если хочешь. Да. Спасибо тебе, Джейк. Ты настоящий друг.

Он положил трубку и измученно, но торжествующе улыбнулся Шарлотте:

— Порядок. Он предложит ей место маклера-стажера при нем самом. Говорит, что его за это могут выгнать, но я сказал ему, пусть не волнуется, мы возьмем его в «Прэгерс».

— Макс, у тебя не то положение, чтобы обещать кому бы то ни было место в «Прэгерсе»!

— Будет то, когда все это закончится.

— А с кем этот твой приятель мистер Джозеф — должна сказать, мне он, в общем-то, понравился — хочет поужинать?

— С Георгиной, — ответил Макс.

— С Георгиной?! Не может быть!

— Да. Говорит, что она самая сексуальная девушка, какую ему доводилось встречать. Говорит, что стоит ему только о ней подумать, как у него сразу же начинается эрекция.

— Н-да, — проговорила Шарлотта. У нее вдруг резко испортилось настроение.

Когда Макс сказал Шайрин о том, что договорился о месте для нее в «Мортонсе» и что в порядке благодарности с ее стороны он хочет, чтобы она слетала с ним вместе в Нью-Йорк и поговорила бы с его дедушкой, Шайрин бросила на него из-под своих длинных черных ресниц довольно трезвый и проницательный взгляд и заявила, что не понимает, почему она должна это делать, и что если он ждет от нее предательства по отношению к Чаку, то напрасно.

Макс ответил, что если она этого не сделает, то с работой в «Мортонсе» может ничего не выйти, на что Шайрин возразила, что это обыкновенный шантаж. Ничего подобного, убеждал ее Макс, это обычная сделка, и он искренне надеется, что она не упустит первую же сделку, которую ей предлагают заключить. Шайрин объявила, что ей надо подумать.

— Она поедет, — заверил Макс Шарлотту.

На следующий день они втроем отправились в Нью-Йорк. Когда они появились на Пайн-стрит, Фред III отказался принять их и велел передать, чтобы они убирались назад в Лондон; но, когда вечером того же дня Фред вернулся домой, на 80-ю Восточную улицу, там, наверху в гостиной, его поджидала вся троица вместе с Бетси. У Бетси на лице было написано самое грозное выражение, и она сразу же заявила Фреду, что если он не выслушает того, о чем хотят рассказать ему Макс, Шарлотта и их очаровательная знакомая, то она, Бетси, уйдет из дому.

Фред нашумел на нее: не ее, дескать, дело вмешиваться в то, в чем она совершенно не разбирается, но в ответ услышал, что в людях она разбирается получше, чем он, и если уж на то пошло, она гораздо больше доверяет Максу и Шарлотте, нежели Чаку Дрю и Фредди.

— От тебя требуется только одно, — настаивала Бетси, — выслушай их.

— Ничего подобного, — возразил Макс. — Единственное, что нужно, — это чтобы вы задали Шайрин несколько вопросов. Но я вам скажу какие именно.

— Я не очень понимаю, мистер Прэгер, о чем тут идет речь, — проговорила Шайрин и поднялась, протягивая одну руку Фреду, а другой одергивая юбочку, стараясь прикрыть ею свой маленький зад, — но я страшно рада с вами познакомиться.

Фред взглянул на нее, и всем сразу же стало ясно, что он готов ей поверить. Он уселся, закурил сигару и обратился к Максу:

— Ну ладно. Назови мне первый вопрос. А дальше я уже сам.

— Спросите Шайрин, — сказал Макс, — откуда взялись те деньги, которые Чак возвратил в банк после биржевого краха.

Фред спросил Шайрин; и Шайрин ему рассказала.

Энджи, ноябрь 1987

Разумеется, все это было чистейшей воды безумием. Абсолютно дурацким сумасшествием. Энджи лежала в постели, глядя перед собой в темноту, и предавалась размышлениям по поводу этого своего сумасшествия. Ничего более нелепого, дикого, ничего более противоречащего той холодной логике, которая обычно руководила всеми ее поступками, ей не могло бы присниться даже в самом невероятном сне.

Макс предложил ей выйти за него замуж, и она не ответила ему «нет». Правда, она не сказала и «да», но ей определенно хотелось бы так сказать.

Это было уже просто смешно. То, что она делала, оказывалось непостижимо даже для нее самой. Ну ладно, пусть она его любит. Это и вправду было так. Она очень долго боролась с этим чувством, подавляла в себе эту любовь. На какое-то время ей удалось убедить себя, что их отношения — только секс, и ничего больше; она просто хотела его, вот и все. Но потом она переспала с ним, и еще раз, и еще, еще, еще; всякий раз это доставляло ей удовольствие, но больше того, с каждым разом ей было с ним все лучше и лучше, и в конце концов она вынуждена была признаться себе, что тут действительно был не один только секс. Она любила его. Да, он был избалованным, испорченным, самонадеянным, трудным, много требовал, но она все равно его любила. Она постоянно о нем думала. Постоянно хотела с ним быть. И с этими своими желаниями она тоже пыталась бороться: с самого начала, после самой первой их ночи, после того приема, заявила ему, и заявила твердо, что его переезд к ней абсолютно исключен, что он сможет проводить с ней не больше пары вечеров в неделю; а потом, о господи, потом выяснилось, что ей самой этого становится мало. Она выкладывалась изо всех сил в остальные вечера, встречаясь с другими мужчинами, ужиная с клиентами или играя со своими сыновьями (с которыми теперь, когда они немножко подросли и перестали быть просто вечно плачущими и ноющими паразитами, ей становилось все приятнее и интереснее). И в общем-то они проходили неплохо, эти остальные вечера, но под конец любого из них она вдруг ловила себя на мысли: как хорошо, что завтра, или послезавтра, или через два дня она снова увидит Макса.