Антеп напоминал злобного сторожевого пса, который поджимает хвост, почуяв хозяйскую палку, скалит зубы, но не смеет укусить.
– Кто вы и с чем пришли? – сдержанно произнес он, обращаясь к Хираму и при этом пожирая дочь глазами. От Антепа не укрылось, что на ней новое платье, дорогие украшения, что Нира похорошела, а страх в ее глазах уступил место выражению скромного достоинства и уверенности в себе.
– Меня зовут Хирам, я служу в храме Амона и пришел сообщить, что верховный жрец дал согласие на мой брак с вашей дочерью, – холодно ответил юноша.
– На брак?! – Забывшись, Антеп повысил голос. Поняв, что потерял власть над Нирой, он мигом озлобился. – А кто мне ответит, где эта девчонка провела два последних месяца?! Она отпустила на свободу раба, который стоил кучу денег, и скрылась, чтобы я не спустил с нее шкуру!
Хирам смотрел на него с изумлением. Какая глыба тупой силы, невежества, душевного мрака! Он заслонил собой испуганную Ниру и сказал:
– Ваша дочь жила и работала в храме Амона. Она сбежала от вас, потому что вы ее били и издевались над ней. Раба вы купили по дешевке, как и всех остальных, и все равно уморили бы голодом и непосильной работой.
Антеп лязгнул зубами, поднялся с места и шагнул вперед. От него исходила такая угроза, что мало кто не отшатнулся бы в страхе. Хирам остался стоять на месте.
– Я не дам своего согласия! – рявкнул отец Ниры.
– Это ничего не решает. Мы все равно поженимся. Бог поставил меня над вами, и этим все сказано. Отныне Нира вам ничем не обязана.
Юноша взял девушку за руку и уверенным шагом направился к калитке.
Темные глаза Антепа предательски забегали. Он подумал о заброшенной гробнице, о своем имени, которое никто не сохранит в памяти, и нерешительно окликнул:
– Эй, постойте!
Хирам оглянулся через плечо.
– Да?
– Ладно, женитесь. Только… только у меня есть одно условие. После свадьбы вы объявите всем, я имею в виду всем моим знакомым и соседям, что моя дочь не гулящая, что она – честная девушка! Это… это очень важно для меня. Я хочу, чтобы люди знали: она не такая, как ее мать!
Нира смутилась до слез, а Хирам спокойно промолвил:
– Она такая, как ее мать. Такая, как все женщины. Она слаба и нуждается в защите.
– Так вы скажете моим соседям, что она невинна? – угрожающе произнес Антеп.
Взглянув на девушку, которая стояла с опущенной головой, Хирам промолвил:
– Скажу. А теперь мы уходим.
Антеп переминался с ноги на ногу. До него начала доходить истина. Подумать только, его дочь станет супругой жреца самого крупного храма в Фивах, храма, широко известного за пределами города! Это не сын мясника!
– Вы пригласите меня на свадьбу?
– Мы не собираемся устраивать пышного торжества, – сказал Хирам. – Просто разобьем кувшин и попросим Амона даровать долгую и счастливую жизнь нам и нашим будущим детям.
– Ты правильно разговаривал с ним, – задумчиво промолвила Нира, когда они очутились за воротами.
– Просто помимо телесной силы существует сила души и сердца, сила слова.
– Мне кажется, я поняла, что такое счастье, – произнесла девушка неожиданно звонким и радостным голосом. – Это то, что у тебя есть, но ты не можешь поверить, что оно существует!
Брачная церемония не требовала долгой подготовки и состоялась на следующий день. Тогда же Хираму и его жене отвели новую комнатку с отдельным входом, чему юноша был очень рад: ему не хотелось жить с Нирой там, где хотя бы что-то напоминало об Аруне. Он перенес в комнату свои вещи: циновки, лампу в виде плоской чашки на подставке, письменные принадлежности.
Сидя над свитками в Доме Жизни, Хирам не мог думать ни о чем, кроме того, что дома его ждет любимая женщина. Он отчетливо видел начертанные на папирусе знаки, но почему-то не мог понять их значения, как будто бы разучился делать то, что столько лет составляло смысл его жизни.
Едва дождавшись часа, когда можно было покинуть Дом Жизни, юноша поспешил в свое новое жилище. Он сразу заметил, что здесь появились новые вещи: покрытая цветной глазурью глиняная посуда, две большие плетеные корзины, а также металлическое зеркало и большой сундук для хранения одежды. Нира приготовила вкусный ужин и ждала Хирама. Она выглядела очень смущенной, но радостной; ее ресницы трепетали, а на щеках пылал румянец.
Юноша от души нахваливал все, что ему подала молодая жена, хотя на самом деле от волнения кусок не шел ему в горло. Хирам чувствовал себя не в своей тарелке. С одной стороны, они должны были лечь вместе, с другой – он не был уверен, хочет ли этого Нира. И потом… проклятая Аруна! Юноша не представлял, как вести себя с обыкновенной, нормальной женщиной. Эта безумная сирийка будто заклеймила его огненной печатью! В довершение всего в его разум заползала предательская мысль: как знать, быть может, любовник Ниры сделал с ней то же самое?
Пока девушка убирала посуду, в комнатке стало темно. Хирам зажег лампу. В ее свете кожа Ниры казалась золотистой, а глаза блестели, будто два таинственных зеркала. Между новоиспеченными супругами возникла странная отчужденность, и они молчали.
Внезапно Хирам подумал о том, что они поступили неправильно. Их брак носил характер сделки: Нира вышла за него, чтобы спасти свою честь и дать ребенку отца, а он… он желал избавиться от воспоминаний о том жарком и постыдном, чему предавался с помрачающей разум и совесть страстью. Он знал, что Нира будет именно такой женой, какая ему нужна. И если он не женится на ней сейчас, она никогда ему не достанется.
Тихонько вздохнув, Нира легла спать не раздеваясь, поджав по себя ноги. Ей было немного стыдно и страшно, но все же она была готова отдаться Хираму. Только, по-видимому, он не хотел ее. Наверное, потому, что она принадлежала другому мужчине или потому, что в ее теле зрела новая жизнь. Однако он женился на ней! Пожалел? В таком случае, не пожалеет ли он об этом когда-нибудь снова? Девушке стало обидно и больно, потому что она успела привязаться к нему, полюбить, пусть не страстно, но глубоко. Нира уважала своего супруга и преклонялась перед живой, могучей, хотя и не вполне понятной силой, которой он служил.
Хирам устроился у противоположной стены. Оба долго не могли заснуть, но притворялись спящими, каждый думая о своем, терзаясь своими собственными сомнениями и болью.
Хирам неслышно поднялся и вышел еще до рассвета, когда небо было серебристо-серым, как рыбья чешуя, а воздух ласкал прохладой. Он долго смотрел на спящую Ниру, но так и не решился потревожить ее. Он направился во двор храма, полный раскаяния и сомнений. Совершил омовение в священном бассейне. По пути в Дом Жизни встретил Бакту, который проснулся столь же рано. Тот принялся подшучивать над Хирамом, как это принято после свадьбы и брачной ночи, но юноша держался замкнуто и даже не улыбнулся.
Лишь оказавшись в прохладе и тишине храмовой библиотеки, молодой жрец вспомнил о том, что забыл в комнате ценный свиток, который собирался прочитать на досуге и который должен был вернуть в Дом Жизни. Он решил вернуться домой и взять папирус.
Хирам неслышно вошел, думая, что Нира еще спит. Девушка не спала. Обнаженная, она стояла, повернувшись к нему спиной, и по ее телу золотыми струями стекали солнечные лучи. Юноша никогда не видел таких плавных, чистых, совершенных изгибов женского тела. Сначала он ощутил легкую пульсацию крови и ее живое тепло, а потом его пронзило желание, внезапное, как удар ножа, и такое острое, что хотелось кричать.
Хирам подошел сзади и обнял Ниру. Она вздрогнула и напряглась, а после расслабилась в его руках, и тогда он понял, что границы не надо стирать, что их просто не существует.
Они лежали на циновке и ласкали друг друга, не думая ни о том, что надо помнить, ни о том, что нужно уметь. Овладев Нирой, Хирам уже не хотел отпускать ее от себя. Юноше казалось, будто он вошел в огромное спокойное море и мягкая теплая вода обволакивает его со всех сторон, даря такое наслаждение, такую нежность, каких он не чаял познать.
Хирам опоздал в Дом Жизни и вопреки предупреждению верховного жреца вновь весь день думал только о Нире – на сей раз о том, как опять будет заниматься с ней любовью. Не один раз. Всю ночь. До утра. Все утро. Всегда.
Когда юноша вошел в комнату, Нира сидела на корточках перед серебряным зеркалом и прихорашивалась. Девушка повернулась к нему, и он увидел, что глаза жены подведены зеленой и серебристой краской, щеки напоминают лепестки роз, а губы похожи на спелые сочные ягоды.