— Я — да. И сейчас покажу вам свои покупки. Что касается аукциона, не скажу, что он прошел неудачно, однако не совсем так, как предполагалось. Мы удостоились чести принимать у себя представителей закона в лице нашего дорогого Ланглуа, представлявшего Фила Андерсона, начальника нью-йоркской полиции, и судебного пристава. Они сняли с торгов драгоценности, которые принадлежали графине д’Ангиссола. До этого считалось, что они лежат на дне океана.
— Но как это могло случиться?
— Во время паники, возникшей на тонущем «Титанике», графиня была убита, а ее драгоценности украдены. Однако нашлась свидетельница, которая видела, что произошло.
— Мне кажется, у свидетельницы было время сделать заявление! Прошло уже около двух десятков лет, — возмутилась План-Крепен.
— Свидетельницей оказалась молоденькая горничная, которая отвечала за апартаменты графини и семьи Асторов. Когда она поспешила на палубу, чтобы уведомить капитана, в шлюпку как раз усаживали юную госпожу Астор, и ее супруг уговорил горничную взять под свою опеку перепуганную молодую женщину, которая к тому же была беременна. Через минуту они обе уже сидели в шлюпке. Когда они приплыли в Нью-Йорк, там царила страшная неразбериха, и никто не пожелал выслушать ее заявление. Она и сама была не в лучшем состоянии и уехала со своей хозяйкой в Коннектикут. Рассталась она с Мэделейн Астор только полгода тому назад и, увидев у своей новой хозяйки фотографию графини д’Ангиссола, вспомнила давнюю историю. На драгоценности был наложен секвестр, их сняли с аукциона, к великой радости нашего техасца.
— А он тут при чем?
— При том, что, как оказалось, химера, равно как и другие драгоценности, вовсе не покоится на дне океана.
К Альдо подошел Сиприен с серебряным подносом, на котором стоял бокал с коньяком. Альдо взял бокал и сразу отпил треть, весьма удивив госпожу де Соммьер, поскольку только что отказался от шампанского.
— Кто бы мог подумать! Неужели ты нуждаешься в крепком напитке?
— Да, немного… В Друо было чертовски холодно.
— С чего бы? Обычно в Друо стоит адская жара, мало того, что топят, в зале полным-полно народу, — задумчиво заметила План-Крепен, продолжая раскладывать пасьянс.
Альдо насупил брови, что обычно служило опасным признаком, так что маркиза поспешила вмешаться:
— Вы забыли, что у него слабые бронхи, План-Крепен! А в Друо постоянные сквозняки. Альдо! А куда ты дел нашего дорогого Корнелиуса?
— Он прихорашивается наверху. Впрочем, нет, уже идет!
В самом деле, паркет поскрипывал под лаковыми туфлями господина Уишбоуна, дверь в зимний сад растворилась, и сияющий Корнелиус появился на пороге.
— Вас, кажется, порадовали хорошим известием, господин Уишбоун, — приветливо обратилась к нему хозяйка дома. — Не хотите ли шампанского?
Покосившись на бокал Альдо, Корнелиус, покраснев, замялся.
— Я… знаете ли….
— Хотели бы чего-нибудь посерьезнее? — смеясь, подхватила маркиза. — Не робейте! У нас есть даже виски. Сиприен!
На лице Корнелиуса расцвела широчайшая улыбка.
— Правда, правда. Сегодня я очень счастлив. Господин Морозини, то есть господин князь…
— Обойдемся без титулов, — предложил Морозини.
— Благодарю. В общем, я надеюсь, что он отправится искать для меня химеру.
— Подождите, не спешите, — прервал гостя Альдо. — Сначала я попробую узнать, возможно ли в самом деле напасть на ее след. Потом, не забывайте, дорогой друг, что у меня не так много свободного времени. По существу, это дело полиции, и комиссар Ланглуа никогда не бросает важные дела на полпути.
— Я бесконечно доверяю господину комиссару, но думаю, вы хотите помочь не только моей скромной персоне, но и вашему другу, господину Белмону.
Мари-Анжелин выронила из рук карты. Покраснев, что не предвещало ничего хорошего, она уставилась на Альдо и переспросила:
— Какому, какому господину?
Предчувствуя бурю, госпожа де Соммьер незамедлительно заняла линию обороны и очень сухо уточнила:
— Белмону. В этом очаровательном американском семействе Альдо и Адальбер прожили немало прекрасных дней два года тому назад. Они гостили в их замке в Ньюпорте, когда разыскивали драгоценности Бьянки Капелло[5]. Неужели вы позабыли?
Светлые глаза маркизы властно остерегали компаньонку от неуместных замечаний. Мари-Анжелин поджала губы, собрала карты и ограничилась тем, что процедила сквозь зубы:
— Я все прекрасно помню!
— Так, значит, Белмон в Париже? — продолжала маркиза, улыбаясь гостю, но вместо него ответил Альдо:
— Он-то как раз и подал жалобу. Графиня д’Ангиссола — его родная тетя. Извещая о своем возвращении, она написала, что везет с собой свои драгоценности, собираясь подарить их… семье.
Однако если в голове мадемуазель План-Крепен засело какое-то соображение, остановить ее было трудно. Раскладывая карты для нового пасьянса, она уже открыла рот, чтобы задать очередной вопрос, но ей помешал Уишбоун. Он вдруг сообщил о своем отъезде. У него был билет на следующее утро на скорый поезд в Шербур, где вечером того же дня он предполагал пересесть на пакетбот «Париж», принадлежащий трансатлантической компании.
— Как? — воскликнула хозяйка дома. — Так скоро? А я-то думала, что вы собираетесь начать поиски. Или я ошиблась?
— Нет, конечно. Но мое личное участие в них совсем не обязательно. А я очень, очень, очень спешу сообщить знаменательную новость великолепной Лукреции Торелли! Представляю себе, как она обрадуется, узнав, что драгоценность, которую она так желает получить, не пропала во время кораблекрушения!
— М-м-м, — начал было высказывать свои сомнения Альдо. — Но если она полагала, что химера погребена на дне океана и, пожелав невозможного, отправила вас разыскивать ее, быть может… она хотела таким образом от вас избавиться?
Альдо помедлил, прежде чем произнести последнюю часть фразы, но Корнелиус, ничуть не обидевшись, улыбнулся еще шире:
— Что вы! Это не она мне, это я ей предложил! И вы знаете, я готов был идти до конца, чтобы осуществить ее желание!
— Меня восхищает ваше упорство. Но, судя по тому, что мы с вами сегодня узнали, шанс отыскать химеру ничтожен.
— Если у вас ничего не получится, мы с вами отправимся к той необыкновенной даме у…
— Картье?
— Вот-вот. И осуществим мою первоначальную идею, — торжествующе закончил Корнелиус.
«Я подумываю: а не начать ли с нее?» — пробормотал про себя Альдо.
Еще он подумал, что до своего отъезда непременно заглянет на улицу де ла Пэ и, быть может, нащупав след, наметит план расследования. Или поймет, что вообще не стоит за него браться. А уж после этого уедет в Венецию.
А разговор между тем перешел на другую тему. Заговорили о ролях Торелли и ее манере исполнения. Альдо не удержался от колких замечаний, ему хотелось хоть немного омрачить счастье милейшего Корнелиуса, уверенного в том, что сумел завоевать расположение оперной дивы. Морозини был поистине неистощим по части колкостей.
После ужина мистер Уишбоун удалился наверх укладывать чемоданы. А Морозини, который на протяжении всего ужина наблюдал, как разгорается воинственный огонек в глазах медового цвета — никто бы не осмелился назвать глаза Мари-Анжелин желтыми! — сообщил, что прогуляется и повидает Адальбера, который, как он знает, никогда не ложится спать рано.
Было уже поздно, ворота парка Монсо давно заперли, так что Альдо нужно было сделать немалый крюк, чтобы попасть на улицу Жуфруа. И он сел в машину, которую теперь непременно брал напрокат каждый свой приезд, чтобы не искать такси. Ведь эти такси имеют обыкновение исчезать, когда ты торопишься… И все же Альдо не без грусти вспоминал старого друга Карлова, в прошлом кавалериста, полковника царской армии, который и машину вел, словно ехал на коне во главе полка, но после аварии вынужден был перейти в автомеханики и купил себе пополам со своим соотечественником гараж.
Как только Альдо вышел за порог, Мари-Анжелин дала волю своему дурному настроению, до сих пор сдерживаемому властным взглядом мадам де Соммьер, которая не хотела услышать от своей компаньонки какую-нибудь бестактность.
— Так я и знала! — воскликнула она сразу же, как только услышала, что внизу хлопнула дверь. — Мне сердце подсказывало, что ничего хорошего нам этот коровий пастух не принесет! Если уж прозвучала фамилия Белмон, я могу поклясться…