— Да, Шинон действительно город необыкновенный, — согласился Адальбер. — Где-то я читал, что есть легенда, будто основал его Каин и его исконное имя Каинон. Еще откуда-то знаю, будто в замке необыкновенное эхо: если отойти от него подальше и издать клич древних друидов «хэ-хок!», то, если не ошибаюсь, оно повторит его десять раз.
— А почему именно этот клич, а не другой? — заинтересовался Альдо.
— Я не сказал, что с другим такой фокус не пройдет, но в памяти остался именно этот, потому что соседний лес был когда-то священным для друидов. И мне вдруг показалось, профессор, что именно вы нам рассказывали об этом на своей лекции.
— Вполне возможно! Я вам рассказывал столько историй, которые совершенно неожиданно приходили мне в голову, — отозвался профессор, весело махнув рукой, и тут же вновь оседлал любимого конька: — Но история моего обожаемого города не останавливается на Жанне д’Арк…
— Еще бы! Здесь жил наш прославленный Рабле, его домик так и стоит в Девиньере, совсем неподалеку от Шинона.
— Кроме Рабле, Шинон помнит и другие, не менее яркие личности! Я бы назвал имя настоящего демона — Чезаре Борджа!
— Неужели он приезжал сюда? — ахнул Морозини.
— А вы этого не знали?
Морозини на секунду задумался.
— О Чезаре Борджа я знаю, что он приезжал во Францию и привез Людовику ХII разрешение на расторжение брака с бедняжкой Жанной Французской, дочерью Людовика XI, с ангельским характером, но такой дурнушкой! После чего Людовик женился на Анне Бретонской, вдове своего родственника Карла VIII, а Чезаре за свою услугу хотел получить в жены французскую принцессу и французский титул, но я не знал, что приезжал он именно сюда. Людовик XII охотнее всего жил в своем замке в Блуа…
— В тот момент там шли большие строительные работы. Поэтому встреча произошла в Шиноне. Воспоминание о приезде Борджа запечатлелось в памяти славных горожан. Они вспоминали о нем с несказанным удивлением, как если бы к ним приехал Великий турок. Никогда еще они не видели такого количества мулов, нагруженных кладью, столько слуг, менестрелей, музыкантов с лютнями и тамбуринами, столько псарей, конюхов и пажей, разодетых в золото и пурпур. Сам Чезаре сиял таким изобилием жемчужных нитей, драгоценных камней и золота, что походил на рождественскую елку еще до того, как наряженные елки стали во Франции обычаем. На шляпе Чезаре, привлекая всеобщее внимание, красовалось престранное украшение: химера из золота с красной и белой эмалью, с телом, выполненным из огромного изумруда. Другие изумруды и рубины служили оправой для большой жемчужины неправильной формы, изображавшей скалу, в которую вцепилась когтями химера. Разумеется, на Чезаре были и другие украшения, их было даже слишком много, но это было самым потрясающим. Украшения Борджа вызывали не только восхищение, но и улыбки, их изобилие выдавало выскочку. Этот человек, которого Людовик XII только что сделал герцогом Валентинуа, был всего-навсего сыном Папы Александра VI, кардиналом-расстригой с руками по локоть в крови, начавшим свои убийства с собственного брата. Наблюдая за беспримерным маскарадом со стены замка, король с опасением спрашивал себя, не слишком ли дорогую цену придется ему заплатить за папскую буллу, если придется выполнить все требования гостя. Герцогство Валентинуа было пустяком по сравнению с другим его требованием, он желал взять в жены французскую принцессу. Одна из двух возможных невест, Екатерина Арагонская, уже отказалась от жениха, заявив с насмешкой, что не желает именоваться «кардинальшей». Оставалась Шарлотта д’Альбре, но и она не хотела отдать свою руку известному убийце. Начались долгие переговоры и уговоры, в конце концов от девушки добились согласия. В январе 1499 года Людовик XII женился на своей долгожданной бретонке, а 12 мая Шарлотта сказала «да» Чезаре, но Шинон не видел их свадьбы, она состоялась в только что обновленном Блуа. После свадьбы супруги отправились в маленький замок Ла Мотт-Фейи, где очень скоро Шарлотта осталась в одиночестве ожидать появления ребенка. В сентябре Чезаре вновь вернулся в Италию, собираясь помочь Людовику XII в завоевании Милана, который тот считал своим наследством по линии бабушки Валентины Висконти. Шарлотта так больше и не увидела своего супруга. Сожалела ли она об этом, история умалчивает. Но память о Чезаре Борджа в здешних местах осталась надолго.
— А где он здесь жил? — поинтересовался Альдо.
— Сначала в башне Кудре, там же, где до него размещалась Жанна д’Арк, но вполне возможно, что его местопребыванием был замок Круа-От. Золотая химера туда и вернулась, утверждаю это с полной уверенностью, — спокойно заявил де Комбо-Рокелор.
Морозини вздрогнул. Первым выразил удивление Адальбер:
— Откуда вы об этом знаете?
— Да я ее сам там видел. Что вы на меня так смотрите? Можно подумать, что я сообщаю вам что-то из ряда вон выходящее.
— Конечно, из ряда вон, — обрел наконец голос Альдо. — А могу я вас спросить, когда вы ее видели?
— Мм… Года два или три тому назад. Совершенно случайно во время прогулки по нашему лесу я познакомился с Ларсом ван Тильденом, он, как и я, тоже любил этот лес за покой и красоту. Мы с ним оба питали страсть к истории, в особенности к истории долины Луары…
— Мне кажется, тут вы не совсем точны, профессор, — запротестовал Адальбер. — В Жансоне ваши интересы вовсе не ограничивались одной этой долиной и эпохой Возрождения. Кроме лекций о Ренессансе и о том, что ему предшествовало, я храню в памяти капитальнейший, во всех смыслах этого слова, курс о кельтской культуре. Но вернемся, с вашего позволения, к ван Тильдену. Неужели он пригласил вас к себе в замок?
— Естественно, пригласил, и ничего удивительного я тут не вижу.
— Нам говорили, — вмешался Альдо, — что никого, кроме самых почтенных жителей деревни, он у себя не принимал. Так, по крайней мере, утверждал его нотариус мэтр Бо.
— Я не удивлен, Откуда ему было знать о нашей дружбе? В деревне, я думаю, никто о ней не знал. Обычно я карабкался к нему наверх вечером. К моему большому сожалению, ван Тильден никогда не навещал меня, ссылаясь на свою клаустрофобию. Логики здесь не ищите, — добавил он с сочувственной улыбкой. — Одно совершенно очевидно: ван Тильден был человеком со странностями и не любил знакомить своих друзей.
— Не сомневаюсь, что вы правы, — кивнул Морозини. — А вы были знакомы, например, с журналистом, которого теперь разыскивают, подозревая в убийстве?
— Нет. Точно так же, как не знаком с нотариусом, мэром, аптекарем и кюре! Наша дружба была тайной, так желал сам ван Тильден.
Адальбер посмотрел на профессора с улыбкой.
— Не хочу ни в коей мере вас обидеть, скорее выражаю восхищение, что вы сумели сочетать тайну вашей дружбы с оглушительным рычаньем вашего автомобиля. Когда вы мчались на нем к замку, думаю, вся деревня застывала у окон, или, уж по крайней мере, все точно знали, куда вы поехали.
— А я никогда не ездил в замок на своем автомобиле. Ван Тильден не выносил никакого шума, кроме музыки. Иногда он посылал за мной одну из своих бесшумных машин. Меня привозили и увозили без малейших осложнений.
Альдо хотел было вставить, что профессора в его удивительном твидовым пальто не заметить было так же трудно, как на лице нос, но удержал это замечание про себя. Адальбер продолжил беседу.
— Ну, так расскажите нам о коллекции, — попросил он. — Вы ведь ее видели, не так ли?
Профессор ответил со снисходительной улыбкой:
— Не так уж часто, но несколько раз видел. Чаще всего мы обсуждали драгоценности с историей. Мы могли спорить часами, и я обожал это время, наши споры. Больше всего разговоров вели о химере, ван Тильден обожал эту уникальную драгоценность, она его просто завораживала.
— Значит, химера находилась в коллекции ван Тильдена? — переспросил Морозини. — Но как тогда получилось, что ее не оказалось на распродаже? Кто-то ее похитил по дороге от замка к Друо? Или она была подарена?.. Впрочем, какие глупости я говорю! Вы же только что сказали, что химера была самой любимой драгоценностью ван Тильдена.
— Да, конечно. И она по-прежнему находится в замке, — спокойно заявил профессор.
Оба его собеседника посмотрели на него, словно на пришельца-инопланетянина.
— Откуда вы знаете?
— Ван Тильден сам говорил мне об этом. Постараюсь вам все объяснить. Ван Тильден купил Круа-От совсем не случайно и не потому, что хотел сделать приятное нотариусу, как тот полагает. Он знал, что какое-то время в замке жил Чезаре Борджа. Я никогда не мог понять, что его так привлекало в этом незаконнорожденном сыне Папы, который не останавливался ни перед каким преступлением… Даже перед инцестом, потому что загадочный исторический персонаж, известный под именем «дитя Рима», был рожден от его кровосмесительной связи с сестрой Лукрецией. Той самой Лукреции, из-за которой он убил своего брата Джованни, герцога Гандии, и ее второго мужа Альфонсо Арагонского, который находился почти что в ее объятиях. Напомню, что первого мужа Лукреции, Джованни Сфорца, который никогда не прикасался к своей супруге, так как она была слишком молода, развели с ней, обвинив в импотенции.