Но, кажется, больше всех уставал Игорь. Он давно уже натер на ладонях кровавые мозоли, и работа для него была настоящей пыткой: он не мог спать, саднили ладони, ломило плечи, руки, поясницу.
Изнуренный вид новичка не мог ускользнуть от внимания бригадира. Теплым словом, улыбкой он поддерживал его, просил не падать духом, терпеть, не сдаваться.
Прошла неделя, другая, третья, месяц! А мороз не слабел. Вместо первой ледяной брони, разбитой людьми, он создавал новую, более крепкую. Все понимали: если лед не разбивать, земснаряд не сможет передвигаться по карьеру и подавать пульпу. Замерзнут трубы.
Наконец, наступило утро шестой недели изнурительной вахты. В это утро и произошло событие, глубоко потрясшее Игоря Байкенова.
Сменив своих товарищей, работавших в ночное время, на лед вышла новая тройка в составе Андрея Буравлева, Аннамамеда Курбанмурадова и Игоря Байкенова. Стоя в лодке и слегка покачиваясь, Игорь обкалывал лед вдоль пульпопровода, Аннамамед перед носом земснаряда. А Андрей Буравлев тяжелым ломом проламывал лед вокруг цистерны с горючим, прижавшейся к левому боку землесоса. Передвигаясь по скользкой, покрытой инеем цистерне. Буравлев ловко орудовал ломом, то вздымая его обеими руками, то резко и яростно бросая вниз. Все это кончилось тем, что во время очередного удара Буравлев поскользнулся и упал в ледяное крошево озера, ударившись головой о край цистерны.
Игорь, не раздумывая, прыгнул из лодки на трубу пульпопровода и по ней побежал к тому месту, где только что стоял Буравлев. Навстречу Банкенову выбежал Аннамамед Курбапмурадов, по-кошачьи быстро взобравшийся на палубу земснаряда. Он тоже видел, как Буравлев, потеряв равновесие, упал в зеленую полынью. Прошло, наверное, секунд тридцать тревожного ожидания, пока из воды вместе с пузырьками не появилась голова Буравлева.
— Живой, живой! — вне себя от радости кричал Аннамамед и вместе с Игорем, схватив Буравлева за мокрый ватник, вытащили его на борт земснаряда.
Стоявший на вахте машинист позвонил наверх, в вагончик, коротко известив бригадира о происшествии.
Вскоре на земснаряд прибыл Журин. Заглянув в кабину, он спросил:
— Ну, как товарищ… морж? Сильно ушибся?
Буравлева лихорадило. Ему было не до шуток.
И все же после слов Журина на его по-детски круглом лице появилось что-то похожее на улыбку.
— Нии-чево, Николай, Семенович, н-не очень, едва разжимая посиневшие губы и удивляясь тому, как трудно стало говорить, ответил Буравлев. Убедившись, что здоровью машиниста ничто не угрожает, бригадир успокоился.
Достав из ватника пол-литровую бутылку, Николай Семенович наполнил стакан и протянул его Андрею:
— Вот тебе «из резерва главного командования». Выпей и больше за борт не падай.
— Можно подд-думать, что сам ни-ког-да не падал, — принимая стакан, обиделся Буравлев.
— Падал, падал, в все остальные тоже, — подтвердил Журин.
— Стало быть, и ты морж?
— Стало быть, и я морж! — ответил бригадир, в всем стало весело.
А в это время из черной трубы, лежавшей на березовых козлах вдоль плотины, желтыми лисьими хвостами хлестала пульпа и растекалась по карте намыва. Бригада работала как всегда ритмично. И вряд ли кто-нибудь, глядя на желтые потоки пульпы, догадывался о суровой схватке строителей с силами природы, продолжавшейся полтора морозных месяца.
После невзгод суровой зимы, перенесенных вместе со всем экипажем, Игорь Байкенов себя «чужаком» уже не считал. Ой стал равноправным членом, небольшой, дружной семьи, и многое нравилось ему в ее кочевом быту. Нравилось, когда раз или два в неделю приезжала автолавка. Нравилось не спеша разглядывать ее содержимое, закупать продукты и прятать их в холодильники, нравилось кашеварить и с наслаждением есть обед, сваренный в большом котле. Рабочий по карте, он часто бывал на земснаряде и с жадностью выпытывал у машинистов все, что касалось их профессии, жизни. Особенно тянулся к Анатолию Короткову, молодому русоволосому парню.
В один из предвесенних дней, когда в долине Копет-Дага впервые после зимних холодов осторожно повеяло теплом, Игорь и Анатолий сидели под навесом и вели неторопливую беседу.
— Толь, это правда, что наш земснаряд чемпион на нашей стройке, — спросил Байкенов, стараясь как можно глубже спрятать распиравшее его любопытство.
— Откуда ты узнал? — вопросом ответил Коротков.
— Не помню. Кто-то из управления…
— Правда. Только не земснаряд, а бригада — чемпион, — поправил товарища Анатолий.
— Ну, а в чем же это чемпионство?.. — не унимался Игорь.
— В чем, в чем! В кубах, конечно! — ответил Коротков с оттенком легкого раздражения, которому давно уже наскучил этот разговор и продолжил его не иначе, как только из дружеского снисхождения. — Выдался однажды месяц такой… Семьдесят тысяч кубов пульпы выплеснули на карту, при плане двадцать пять. Рекорд! И пока еще никем не побитый.
— Здорово! Как же это удалось?
— Ну, как?.. Бригада крепкая, технику знает, — более охотно заговорил Анатолий. — Ведь кроме нас, салажат, в бригаде-то все ветераны. Каждый из них, считай, собаку съел в своем деле. Вот и выдали как следует…
Но что получалось? Чем больше Игорь знакомился со своей бригадой, тем больше у него возникало вопросов, тем острее становилось желание узнать что-нибудь еще. Ну, вот, например, Коротков сказал: «Ветераны», А что в них такого особенного? Снова пришлось идти на поклон к Анатолию.
Тот любопытных не любил. Сердится на Игоря, ворчит, как старик, но на вопросы его отвечает.
— Дядю Камиля знаешь? — выдержав небольшую паузу, спросил Коротков, — Гасаналиева? Чуть ли не двадцать лет в пустыне. И ни разу не расставался с земснарядом. Вот он и есть ветеран. Кого с ним сравнишь? Разве самого бригадира или же Аннамамеда Курбанмурадова. Этот тоже, кроме земснаряда, ничего не признает. Кто же еще у нас ветеран? Да вот, чуть не забыл — Николай Живайкин. Этот о головы канала начал, прямо от Амударьи. Правда, не на земснаряде, а на плавучей электростанции. Когда канал прокладывали по Обручевской степи, там работали электрические земснаряды. Так вот эта историческая, можно сказать, плавэлектростанция, смонтированная на простой барже, и давала им ток. Знаешь, когда это было? Когда меня и тебя еще на свете не было!..
— Давненько! — удивился Игорь. — Наверно, и той электростанции уже в помине нет?
— Жива! Говорят, поселку Хаузхан все еще свет дает!
— Ну, о ком бы еще рассказать? Да все они — и Василий Демьяненко, и Владимир Кашлев и Андрей Буравлев — давнишние землесосчики, отличные люди.
Коротков встал, потянулся с хрустом и сказал:
— Заболтался я, брат, с тобой. На боковую пора. Ночь-то на вахте стоять!
Игорь будто и не слыхал этих слов, продолжал сидеть.
— А что же ты о главном-то ничего не сказал?
— О бригадире, что ли?
Анатолий задумался.
— Кто-то мне говорил, будто Николай Семенович еще пацаном пришел на какую-то стройку, вырос там и будто там же, на стройке, женился…
— Вот это интересно! — потирая руки, воскликнул Байкенов. — Ну, а дальше, дальше-то что?
— А ты сам его расспроси. Мужик он простой, сам обо всем и расскажет, — ответил Коротков. — А мне спать пора.
Как-то вечером в бригаду Журина пришел Курбанклыч Шириев.
— Я за вами, дядя Коля, — сказал он, широко улыбаясь.
— Что-нибудь случилось? — насторожился Журин.
— Да нет. Ничего. Наш башлык приглашает вас в гости.
— Это другое дело! Кто со мной к бульдозеристам хочет пойти? — обратился он сразу ко всем членам бригады. Все молчали. Тогда он сам сделал выбор:
— Пошли, Игорь!
Гостей приняли радушно. Угощение было на славу. И беседа текла неспешно.
— Николай, все мы знаем, что имя твое в почете. Значит, жизнь твоя во многом поучительна. Расскажи нам о себе, — попросил Клычли Аширов.
— Почет, вы знаете не хуже меня, надо заслужить, — начал свой рассказ Николай Семенович. — Будешь отставать с планом — почета не увидишь — это факт. Но хорошо работать — не диво, Главное я считаю, надо соседу помочь, когда у него не ладится.
Несколько месяцев назад приходит начальник управления и говорит:
— Не смог бы ты на соседний земснаряд перейти, хотя бы на время, чтобы выручить его из беды?